Астральные битвы Второй Мировой - Иван Афанасьев

— Герр офицер, — подобострастно и невнятно забормотал начальник патруля, изучив, наконец, предъявленный документ, но не зная, как обращаться к его владельцу, — простите, коли что не так вышло. Времечко сами знаете, какое… А здесь шалят, да, неспокойный район. Одному тута находиться… беды бы не приключилось. Давайте мы проводим…

— Я сам решу, где мне быть! — грубо оборвал его Кондрахин. — Пойдите прочь!

Он постоял еще пару минут, глядя в спину удаляющемуся патрулю и размышляя: что же толкнуло каждого из этих людей на измену. Ненависть к советской власти? И у него, Кондрахина, а тем более у Николая Павловича для этого причин не меньше… Страх за свою шкуру? То же — не то. Как раз этим-то выродкам и предстоит бояться всю жизнь каждого куста, какой бы стороной не повернулась военная фортуна. Ведь идет сейчас не война противоположных социальных систем, а схватка, основанная на национальном признаке. Раз ты — славянин, значит, низшая раса. И если тебя, как пособника, не выкорчевали на этот раз, то жди своей очереди.

Не ведал, не предчувствовал Юрий — этого дара он был лишен напрочь — ни скорой депортации чеченцев, калмыков и прочих, ни уничтожения крымских татар по приказу Отца всех народов…

Однако время торопило. До комендантского часа не столь уж много осталось, а он совершенно не представляет своих возможностей. Утренняя беседа в комендатуре, последующий допрос, спешное оформление документов, поездка на склад и домой — совершенно лишили Юрия возможности хотя бы бегло ознакомиться с городом.

Куда идти? Где возможно применить свои навыки диверсанта, не раскрывая при этом невероятных для обывателя способностей?

Невдалеке прокричал поезд. Пустить под откос состав Юрий не мог: для этого нужны не только способности, но и взрывчатка. Но чем черт не шутит, и он пошел на звук.

Вокзал оказался неподалеку, но Кондрахин предпочел свернуть западнее, где, по его предположению, должна была находиться товарная станция. Действительно, вскоре пути начали ветвиться, занимая все более обширную площадь. Деловито сновали паровозы, распугивая ворон истошными гудками. Мимо медленно проползали груженые вражеской техникой поезда — на восток, к Воронежу и Сталинграду.

Юрий мрачно шагал в стороне, чувствуя свое бессилие. Вот бы где применить способности Просветленных! Взорвать гору силой мысли — это забава. Ты вот попробуй вознести к небесам всё это хозяйство — вместе с паровозами, тяжело нагруженными составами и рельсами заодно! Но до умения проделать это Кондрахину было ой как далеко.

Все подступы к товарной станции заполнили немцы, поэтому Юрий был вынужден наблюдать железнодорожную толкотню издали. Обученный навыкам дальновидения, он мог рассмотреть все детали, как в бинокль, но, как и в бинокле, обзор при этом резко суживался.

Среди немецких солдат изредка мелькали фигуры русских железнодорожников — их промасленные телогрейки было невозможно ни с чем спутать. Кто они? Пошли работать из-за куска хлеба? Идейные противники советского строя? А может, кто-то из них проник туда сознательно, вынашивая те же планы, которые сейчас не мог реализовать Кондрахин?

На одной из открытых платформ Юрий заприметил четыре новеньких — явно только с завода — автомобиля непонятного предназначения. Походили они на обычные хлебные фургоны, на каких утром по Москве развозят свежий хлеб. Зачем хлебовозки на фронте? Этого Юрий не понимал. Подсобная техника должна быть многофункциональна — хоть солдат на ней вози, хоть снаряды.

Странно было и то, что эти машины имели дополнительную охрану — четыре автоматчика, которые сейчас сидели попарно по разные стороны платформы и курили.

На глаза Юрию попался молодой железнодорожник, несущий инструмент мимо состава, на котором остановил взгляд Кондрахин. Дойдя по платформы с фургонами, парень воровато оглянулся и присел возле сцепки. Его немедленно окликнул один из охранников, небрежно шевельнув стволом автомата. Железнодорожник что-то ответил. Немцы махнули рукой: пусть себе возится. Кондрахин практически не имел представления об устройстве железнодорожных составов, и не мог понять, чем занят парень. Но втянутая в плечи голова да быстрые взгляды, которые парень бросал по сторонам, говорили о том, что производит он какую-то нештатную работу. Посторонним о ней лучше не знать.

Юрий позавидовал. На его глазах неизвестный патриот устраивал фашистам сюрприз. Какой — об этом можно было догадываться. Внезапно Юрий в полной мере осознал, что его родной Орел тоже придавлен германским сапогом. А там — родители. Эвакуировались ли? Или мыкают горькую долю? Возможно, отец в армии, он еще не стар. А мать? Как она одна? Может, немцы не тронут ее, когда узнают о незадачливой судьбе ее единственного сына, ушедшего из рук НКВД?

Не знал Кондрахин, и даже предположить не мог, что еще в апреле тридцать девятого, когда он харкал кровью на бетонный пол Орловской тюрьмы, отец публично отрекся от него. Марина благополучно родила сына весом 3600 г и назвала его Николаем, а вот отчество почему-то указала: "Сергеевич". Много чего не знал Кондрахин, и сии тайны были навек закрыты от него.

А пока он медленно брел назад, приискивая возможный объект для диверсии. Недолгое, но отмеченное десятками трупов и изувеченных кондов, пребывание на Иоракау не надломило, нет, но каким-то образом сместило в нем моральный стержень, заложенный с детства. Убийство из табу превратилось в общем-то обыденный акт, не только самозащиты, но и линии поведения. О многих своих жертвах, вольных и невольных, Юрий сожалел, но не раскаивался в содеянном. Так было надо. Так надо и теперь. Хорошо бы грохнуть какого-нибудь немецкого генерала! Но генералы, как назло, не фланировали, подобно ему, по оккупированному Смоленску.

Так, не солоно хлебавши, вернулся Юрий в свою временную обитель.

По бледному и встревоженному лицу Николая Павловича он сразу догадался, что что-то случилось.

— ? — одними глазами спросил Юрий.

— Я засек его, — почему-то прошептал Рейнгарт, — он здесь, в Смоленске.

— Идемте, — приказал Кондрахин. — Вы хорошо знаете город?

Николай Павлович нервно кивнул. Было видно, что он предпочел бы остаться дома.

— Скоро комендантский час… — напомнил он.

— Ерунда! Насколько точно Вы засекли его месторасположения?

— С точностью до метра, — и, заметив скептический взгляд Кондрахина, Рейнгарт торопливо добавил, — не смотрите, что я немного выпил. Кстати, эти способности у меня впервые проявились именно подшафе. Глупо, что в сокрытых мирах запрещен алкоголь.

— Он не запрещен, — прервал его Кондрахин, — просто туда редко попадают пьяницы. Ладно, хватит болтать! Отведите меня к объекту и делайте, что хотите.