Окись серебра - Виктория Александрова

растянулись в улыбке. Это было странное ощущение — смесь ужаса и торжества, отрицания и облегчения… Ну, все сомнения разрешились — и на том спасибо.

— По каким признакам? — вдруг полюбопытствовала Джейни.

— Расположение звёзд и поза родителей во время зачатия, начало тошноты, общее состояние здоровья её милости… Кстати, от тошноты лучше пожуйте листочки мяты, — посоветовал лекарь. — И не забывайте проветривать почаще.

— Хорошо, спасибо, — кивнула Кристина. — Джейни, принеси мяту, на кухне должна быть.

Отблагодарив лекаря, она приказала оставить её одну. Служанка принесла мяту почти молниеносно и тоже ушла — приближалось время ужина.

Кристина набросила халат поверх сорочки, всё ещё красная от смущения. Ну вот какое дело этому старику до того, в каком положении был зачат ребёнок? Неужели это так важно? Было одновременно неловко и смешно, и девушка не сдержала лёгкого смеха. Ложиться она не стала — постель до ужаса надоела. Кристина тяжело рухнула в кресло напротив окна, взяв со стола первую попавшуюся книгу, и принялась ждать. Но на чтении сосредоточиться не получалось: вечером должен вернуться Генрих, а к этому времени нужно подготовиться. Нужно решить, что именно ему сказать и как преподнести неожиданную новость.

Так она и просидела до заката. К ней заходила экономка сверить список расходов, Джейни приносила ужин, хотя есть не хотелось (от одной мысли о еде тошнило) — хотелось пить. Кристина сделала маленький глоток прямо из стоящего на столе кувшина и буквально через пару минут отправила выпитое в тазик. Это было ужасно, больно, омерзительно, но листки мяты помогли хотя бы избавиться от противного привкуса во рту. Со временем спала и тошнота — осталось лишь лёгкое головокружение, а перед глазами то и дело на мгновение возникала мутная пелена.

Когда закат начал плавить оконные стёкла, Кристина встала и медленно принялась приводить себя в порядок. Сначала не спеша переоделась в первое попавшееся платье, затем расчесала отросшие почти до плеч волосы… Они росли клочками, один длиннее, другой короче, но это, как ни странно, очень нравилось Генриху. Кристина улыбнулась, глянув на себя в зеркало, и закрепила непослушные пряди широким ободком — синим, под цвет платья.

Она так и не смогла до конца осознать то, что сказал ей лекарь. Месяц — целый месяц! — носила ребёнка и лишь сейчас узнала об этом… В голове не укладывалось. Почему-то думалось, что она должна была почувствовать это сразу… Кто бы ей ещё объяснил, как должно быть: мама не успела, а отец не счёл нужным — да и вряд ли сам он в этом хорошо разбирался.

В любом случае сложно было представить, как теперь жить дальше. Кристина поняла, что совершенно не готова к такому исходу. Она ещё не чувствовала внутри себя чью-то жизнь, и это немного пугало.

Вскоре из внутреннего двора послышался шум, громкие приказы и конский топот. Кристина подошла к окну. Оранжевый свет заходящего солнца выхватил из вечернего сумрака всю свиту её мужа, конюхов, лошадей… Девушка увидела, как Штольц, ездивший вместе с Генрихом, спешился и быстрыми шагами направился ко входу в Западную башню, где была его комната. Потом Кристина заметила и Генриха: он спрыгнул с коня, которого взял под уздцы Дикон, и бросил короткий взгляд на её окно. Кристина улыбнулась.

* * *

В коридорах было прохладно и шумно. Кристина отвечала кивками на приветствия слегка удивлённых слуг, еле отбилась от внезапно обнаружившей в списке расходов что-то лишнее экономки, невпопад отвечала на вопросы кухарок о том, что приготовить на завтрашний обед… Все её мысли занимало то, что следует сказать мужу. Начать разговор с отвлечённой темы или сразу перейти к делу? Генрих не любил, когда от него что-то подолгу скрывали, стараясь заговорить зубы, но сообщать о своём положении сразу ей не хотелось. Больше всего Кристину беспокоило то, что он испугается. Что будет думать только о плохом, и надежды на хороший исход не останется.

Она шла по знакомым коридорам и чувствовала, как тяжело ей даётся присутствие в родном замке. Воспоминания о войне не давали покоя, всё вокруг напоминало о произошедшем, и Кристина, то и дело зажмуриваясь, сжимала руки в кулаки так, что ногти впивались в кожу. Так она пыталась избавиться от воспоминаний, переключиться на что-то другое. Сейчас это было несложно: все мысли занимало её внезапное положение. Но до этого… До этого было почти невыносимо. Может, ожидание ребёнка поможет ей хоть немного отвлечься…

Да и в любом случае, скоро закончится и её пребывание в Эори. После свадьбы Штольца и Софии Кристина с Генрихом уедут в Айсбург. Эори без присмотра не останется — у неё были люди, которым можно было доверить замок. И она знала, что не будет чувствовать тоски, не будет скучать — отъезд обещал принести ей лишь облегчение. В родном замке она начала чувствовать себя чужой — или даже чужеродной.

От этого было безумно горько: Кристина столько усилий приложила для того, чтобы отвоевать Эори, пролила немало крови — своей и своих союзников, — едва не погибла… И в итоге поняла, что пребывание в родном доме не приносит ей утешения. И эта боль била по душе едва ли не сильнее, чем боль от потери этого самого дома.

Генриха она нашла в кабинете: Дикон помогал ему снять плащ, отцепить меч с пояса и всё разложить на свои места. Кристина замерла в дверях, облокотившись о дверной косяк и скрестив руки на груди. Со стороны она выглядела счастливой и безмятежной: расслабленная поза, улыбка на светло-вишнёвых губах… Но в глазах плескался страх, а пальцы нервно сжимали голубое кружево на манжете платья.

Кажется, именно это Генрих и заметил в первую очередь. В его взгляде скользнула тревога, и он, не смотря на оруженосца, тихо сказал:

— Дикон, можешь идти.

Мальчик кивнул и шмыгнул прочь из кабинета, не забыв отвесить поклон Кристине. Та улыбнулась и прошла внутрь, прикрывая дверь.

— Любовь моя, тебе нездоровится? — В голосе мужа слышалась неподдельная тревога. Сердце Кристины дрогнуло.

— Лекарь всё тебе рассказал? — стараясь выдавить из себя хоть какое-то подобие усмешки, спросила она. В глаза ему не глядела: за время войны у Кристины выработалась привычка не ловить взглядов собеседника, во время разговора постоянно отворачиваясь и пряча глаза.

— Нет, по твоему виду заметно. — Генрих легонько сжал её плечи и внимательно вгляделся в лицо. Это заставило её всё-таки поднять взгляд. — Как ты себя чувствуешь? — встревоженно спросил он.

— Лучше, чем вчера, спасибо, — улыбнулась Кристина. — Мне не то чтобы нездоровилось… — Она снова наклонила голову, чувствуя, что