Внучка берендеева. Второй семестр - Карина Демина

Ага, можно подумать на своем веку она много борщей переварила. Небось, на кухню если и спускалася, то по великое надобности. Иначе б ведала, что борщ — это не просто так, это, почитай, искусство, навроде Евстигнеевых раков. Там тоже надобно рецепту блюсти строго. А то или свекла бледною станет, иль картопля покраснеет, иль еще какая напасть случится.

В Барсуках у каждой девки свой секрет имелся.

Одна духмяную траву кидает, другая кость говяжью по-особому варит, третья и вовсе чего-то творит, а чего — об том никто не ведает, да только борщи у ей выходят нажористыми да сладкими.

Былая обида всколыхнула душу.

Стало быть, меня она за невнимательность пеняет, а сама не разглядела, что один состав другим подменили. И как не приметила?

— Как ты не заметила? — мысль моя была услышана Архипом Полуэктовичем.

— Да… не знаю сама… — я представила, как Люциана Береславовна кривится, признавая за собою ошибку. — Не приглядывалась я!

Кто-то вздохнул, и не понять, то ли в царевичевой комнатушке, то ли там. А где «там» — мне не ведомо.

— Хотя… — тень сомнения в голосе была слышна не только мне. — Не знаю… ваша подозрительность заразна! Да если кто…

— Люци…

— Котел стоял чуть иначе, — призналась она. — Я всегда ставлю его так, чтобы ручка лежала влево и…

— И я помню твою занудность.

— Это не занудность! Это привычка. Не важно. Я вошла и увидела, что его сдвинули. Ручка не перпендикулярна стене. Понимаешь? И я…

— Что-то заподозрила?

— Нет… не знаю…

— Вспоминай.

Елисей нахмурился и вытянул над пергаментом руки. Пальцы растопырил. Да так и замер. Лицо его побледнело, на лбу пот высыпал и густенько. А из носу и вовсе кровяная ниточка вынырнула.

Тяжко ему дается волшба.

Ерема, который руки на плечах братовых держал, стиснул шею его, кивнул и Еська тотчас скатился с кровати. Шел он на цыпочках, боясь, верно, наступить на скрипучую доску аль еще как нарушить волшбу.

— Со мной и прежде шутили… неудачно, — Люциана Береславовна говорила, а я не узнавала голосу ее. Куда только подевались, что холод извечный, что презрение. Жаловалась она.

Чтоб она да жаловалась?

— Помнишь, в прошлом году зырьян-порошком днище натерли? И оно, нагревшись, отвалилось… я тогда ноги мало что не обварила. Им же это весело… а в позатом — зуденниковой травкой страницы пересыпали. Месяц потом руки лечила.

— Луци…

— Да уж помнишь… конечно, помнишь. Отчислять ты их отказался, — теперь обида была явною. А я… я вот подумала, что за иные шутки шутников и пороть не грех. — Как же… талантливые… силы не рассчитали… ты всегда их защищаешь. Я проверила котел… и зелье…

— Или собиралась проверить, — тихо произнес Архип Полуэктович.

— Что?

— Если бы ты и вправду его проверила, неужели не обнаружила бы подмены? Сомневаюсь. Подумай хорошенько…

— Думаю.

— Вспомни…

— Да я вспоминаю! Не дави!

— Если тебе помочь…

— Что, снять воспоминания? Нет, Фролушка, на это я не пойду… и если ты намекаешь…

— Охолонь, — велел Архип Полуэктович. — И ты, Фрол, погоди. Давай-ка иначе… вспоминай. Вот ты заглянула в лабораторию. Когда?

— Перед практикумом… я всегда… ну ты знаешь. Все знают, что у меня свои привычки… и да, я зашла за минут десять до начала. Убедиться, что все на своих местах… проверить…

— И увидела, что котел двигали?

— Да.

— И что ты сделала? Давай, Люци, ты же знаешь, как это важно…

— Сделала… да ничего… я подошла… да, подошла ближе.

— Что увидела?

— Его двигали. Определенно. Не только ручка, но и бок другой. У меня на одном вмятина небольшая. А другой подпален и не отчищается… другой бок. Но дно чистое. Я проверила… ручка тоже цела… помнишь, как-то ее подпилили, и когда…

— Помню, — ласково произнес Фрол Аксютович. — Ты на себя вывернула кипящий деготь… прости, Люци…

— Мне показалось, что оттенок не тот. Не тот оттенок, — она сказала это так жалобно, что у меня сердце обмерло. — Должен быть с легкой прозеленью, но без мути… а тут…

— Молодец. И ты…

— Я хотела проверить, точно хотела… но…

— Тебя отвлекли?

— Д-да, — это прозвучало нерешительно, будто бы Луциана Береславовна до конца так и не уверена, и вправду ли ее отвлекли.

— Кто?

— Марьяна… да, Марьяна вошла… ей срочно понадобилась кора крушины, и еще ягоды. И она стала спрашивать по Любаньку, а я…

— А ты заговорила. И заговорилась.

— Да…

— И про зелье забыла напрочь.

— Д-да… сигнал подали. А я на практикумы не опаздывала. Никогда никуда не опаздывала. Но ведь оттенок был другим! Как я могла об этом забыть? Как?!

Еська присел рядом с братом и взял его за руку. С другой стороны опустился Егор. А Евстигней потеснил Ерему. Он стиснул ладонями Емельяновы виски, наклонился к самому уху и заговорил. То бишь, губы шевелились, но ни слова с них не слетало.

— Просто заговорилась… — голос Архипа Полуэктовича прозвучал над самым ухом.

— Или…

— Погоди судить. Может, оно и вправду случайно все вышло. Марьяна…

— Стерва.

— Не без этого.

— Она никогда прежде ко мне не приходила! Если нужно чего, то девок своих отправляла, а тут сама… и про Любаньку… мне следовало бы сообразить, что это не случайно… какое ей до Любаньки дело, но она… сказала, что у нее есть одна мысль… и надо бы попробовать… и может, Любаньке легче станет… и… я…

— И ты не смогла отказаться от шанса.

— Да.

— Люци…

— Да идите вы оба! С вашим сочувствием, с вашими советами… не нуждаюсь… и в идеях ваших… знаешь, за что я их… всех, кто простого звания… за то, что притворяются… магиками притворяются, целителями… и им верят! Всем верят! Как же, царева грамота… а за этой грамотой — пшик! Пустота! Если б Светозара тогда… если бы был целитель, который и вправду исцелять мог, а не та недоучка… и она осталась бы жива, и Любанька… а ты говоришь, благо… засунь себе это благо, Фролушка, знаешь куда…

Кровь капала на затасканные брюки.

— Когда я вижу таких вот девок… тупые коровы с амбициями… они ж не понимают даже, что тупы и ленивы. Нет. Они уверяются, будто бы отныне самой Божине правая рука. И другие им тоже верят. Такие, как Светозара… а потом… потом выходит… что выходит, то и выходит. И мы в этом виноваты! Ты, Фролушка… и ты, Архип, не надо морщится… думаешь, защитник, который только и способен, что с крысой управиться, чем-то лучше целителя-недоучки? И я тоже, если учу… пытаюсь… но это все…

Елисей дернул головой и начал заваливаться на бок. Упасть ему не позволили, подхватили на руки, уложили на спину.