Главный герой. Сборник рассказов - Леонид Алексеев

Тихон прочитал оставшееся: «Дело №… Хок Харлампий Тихонович… Обвинение… самовольно оставил расположение части №… отсутствовал двое суток… Приговор… к расстрелу… в исполнение немедленно… перед строем… место захоронения не разглашать…»

Тихон машинально вернул пакет и листы. Фельдъегерь отдал честь, собираясь уходить, но спохватился:

— Виноват! На словах передано, дословно: «Простите!» Честь имею.

Замок щёлкнул, словно поставил точку. Тихон украдкой заглянул на кухню. Жена сидела на табуретке и всматривалась в стоящий у неё на коленях лист фанеры, испачканный сзади жёлтой краской. Тихон медленно зашёл жене за спину и взглянул на картину. Изящный стальной мост над неспешно текущей рекой соединял гранитные набережные. Вода, небо, все детали и штрихи изображения манили естественностью, и читать их можно было бесконечно. Тихон покачнулся и положил руку на плечо жены. На мгновение он почувствовал, как лёгкий ветер коснулся лица.

Сила красоты

— В твоём возрасте, — распекал Ваню отец, — я уже…

— Ладно тебе, Вить, — вяло заступалась мать, — школа только началась, устает он.

— Дома сделал бы хоть чего, — не унимался отец, — пусть вон машину помоет.

— Иди, Ванечка, помой машину, уважь папу, — обрадовалась мама возможности погасить скандал.

Вооруженный ведром и спецтряпкой Иван спустился во двор.

— Какую машину будешь мыть? — улыбнулась вечная бабулька у подъезда.

Ваня пожал плечами и побрел к стоянке.

Через час он вернулся чумазый и счастливый. Отец молча подошел к окну.

— Какого… — брови Виктора поползли вверх. — Вер! — резко позвал он.

— Ну, теперь что? — донёсся из кухни усталый вздох.

— Наш балбес Колькину машину помыл.

Вера посмотрела в окно. Рядом с их измученной, грязной «десяткой» сверкала отмытым красным металликом фундаментальная «Тойота — Тундра» соседа со второго этажа. Подойдя к сыну, Вера укоризненно поджала губы и покрутила пальцем у виска.

— Но папа же не сказал, какую машину помыть, а мне дяди-Колина больше нравится.

Мормышки

— Станислав Иваныч! Станислав Иванович!

— А? Чего тебе, Скворец?

— Что-то вы грустный, случилось чего?

— Случилось, Лёнька, случилось…

— Ладно, колитесь гражданин-пенсионер Тапарин, что за беда?

— Не, Лёнька, понимаешь, вчера ж воскресенье… Я по воскресеньям на Останкинский езжу. Рыбачить.

— Силён! И чё, щука сошла, да? У берега?

— Да какая щука, Скворец! Ты слушай! Приехал на пруд и понял, что мормышки на столе оставил.

— И что, поехали обратно домой?

— Поехал… Лучше бы не ездил…

— А что такое? Вам, Станислав Иваныч, сколько лет-то? Вам подсказать или сами в паспорте посмотрите?

— Клоун ты, Лёнька… Помню я: восемьдесят один мне. И что, склероз это как армия, что ль? Восемнадцать — получите повестку?

— Будет вам убиваться-то, Станислав Иваныч, из-за каких-то мормышек! Вы рыбы-то наловили или не поехали уже?

— Да нет, поехал, наловил.

— Ну вот! Восемьдесят лет! Туда-сюда на рыбалку мотается, а из-за паршивых мормышек…

— Да при чём тут мормышки, Скворец?! Пропадом они пропади! Я домой приехал, смотрю, рядом с мормышками стопка стоит не выпитая. Представь! Налил и забыл выпить! Вот беда-то где!

История

История родилась мгновенно, как только бампер розового Опеля коснулся черного крыла Гелендвагена. История осматривалась, и всё вокруг её удивляло.

— И у тебя есть шанс стать удивительной, сказал некий господин, с виду похожий на восьмерку.

История улыбнулась невинной младенческой улыбкой и вопросительно посмотрела на помятое крыло внедорожника.

— Погоди-погоди, — приобнял её все тот же господин, — прежде чем начаться, тебе надо многое узнать и многое понять. Решить какой историей ты хочешь стать доброй, страшной, печальной, радостной, поучительной?

— А…

— Зови меня просто Время.

— Но…

— Знаешь, это тот случай, когда обо мне говорят: «Мгновение тянулось вечность». Если ты не хочешь закончить жизнь на словах: «Вот так история!», давай не будем торопиться. Позволь тебе представить! Пухлый неподвижный господин с руками разной длины это Часы, мой секретарь. Те низкорослые мужчины противной наружности в комбинезонах и с ящиками для инструментов случайности. Безвкусно накрашенные девицы, что курят на газоне перипетии. Сейчас эти мужчина и женщина, — Время постучало по стеклу Гелендвагена, — выйдут из машин. Их глаза встретятся. Что ты предложишь им дальше? Вот, смотри, здесь уже собрались гнев, терпение, сострадание, учтивость, еще некоторые из их круга. Кого из них ты выберешь для своего продолжения? Что спросит мужчина: «Где ты права купила?» или «Вы не пострадали? С вами все в порядке?» А женщина? Будет строить из себя прожженную стерву: «Куда ты лезешь, козел?» или будет учтивой и кроткой: «Простите, я вас не заметила.»? Твоё продолжение это целая жизнь. И даже не одного поколения.

— Да-да, он справится с гневом и будет галантен, а она вежлива. Они друг другу понравятся, — воодушевилась История. — Случайностей больше не надо. Они поженятся, у них будет четверо детей. И каждый их день наполнится радостью и любовью. И никаких перипетий не будет.

Девицы на газоне презрительно посмотрели на нее, открыв дымящиеся рты. Стройная, но ещё по-подрастковому угловатая, история доверчиво улыбалась, и в ее сощуренных глазах играли блики счастья, а ямочки на щеках довели до слез, ходившее по тротуару, в толпе прохожих, умиление.

— Дорогуша, я погляжу, ты ещё такая наивная! — разочарованно вздохнуло Время. — Когда бы сказали: «Эта история произошла в то время…», мне было бы стыдно. Но ты же не хочешь стать бульварно-примитивной, верно? — Время ободряюще подмигнуло.

— Время такие истории не щадит, — шепнули Часы.

— Я исправлюсь, — пообещала растерянная История, пытаясь быть убедительной.

— Поторопись, пока Время не ушло, — Часы были полны энтузиазма. Они и сами часто пытались обогнать Время.

— Знаешь, милая, а ты права: перипетии тебе и правда не нужны, — Время задумалось и осматривало мизансцену: грузовик, тормозящий позади Опеля, автобус, меняющий полосу, уходя от столкновения с грузовиком, открытые рты любопытных пассажиров в попутных и встречных машинах. — У этих людей много чего было. В том числе и разные истории. Ты их уже не удивишь. А вот их близким ты еще можешь врезаться в память.

— Ой, да я ещё голая. Мне нечем вре… врезаться в память, — История недоумевала, пытаясь понять, что от неё требуется.

Время посмотрело на случайности и щелкнуло пальцами. Двое, схватив инструменты, бросились к грузовику.

— Время всегда находит решение, — Часы вновь уверенно пошли фиксировать передвижения шефа.

Грузовик из-за случайности затормозил слишком резко. Автобус не успел перестроиться и ударил его сзади в угол кузова. Грузовик развернуло поперек полосы. Он накренился, переворачиваясь, и на Опель с Гелендвагеном посыпались кирпичи.

— Мне теперь что, конец? — История в смятении едва сдерживала слезы.

— Нет, крошка, ну что ты! — Время смотрело, не отрываясь, на женскую