Голод - Нурдквист Лина

Пусть я его полюблю.

Медленно выдыхая, я пыталась усмирить отчаянно скачущее сердце.

За семь месяцев до того наши с Дагом отношения вошли в серьезную стадию. Я ходила с Ливой на пастбище, под звяканье коровьих колокольчиков и ясные звуки манка, которыми призывали животных, тяжелое дыхание, неритмичное постукивание копыт о землю. В тот момент Европа горела, а в деревне гуляли британские моряки, которых подбили торпедой, так что они застряли на севере, но на пастбище было тихо, и мы впервые за долгое время оказались здесь вместе – я и моя сестра, которая теперь все чаще уносилась со двора на своем велосипеде.

– Пошли, Кора, будет весело! Поедем домой, как только ты захочешь, обещаю!

Друг отца видел, как она целовалась с одним из этих моряков на опушке леса, поэтому ей не разрешалось гулять допоздна, только со мной – наверное, поэтому-то она и звала меня. Почти каждый раз, когда она предлагала мне куда-нибудь отправиться, я отвечала, что у меня есть другие дела. Хотя, конечно же, мне хотелось с ней, только бы она не уезжала так далеко, только бы там не было так много народу. Она ездила к друзьям в Ренгшё и Глёссбу – шумным людям, с которыми я никогда не встречалась, с улыбкой выходила на любую танцплощадку, благосклонно реагируя на вопросы незнакомцев. В Ливе не было ничего от тетушки Гурли. Вокруг нее всегда толпился народ, а она стояла среди них с высоко поднятой головой. Я отказывалась. Но в тот вечер, когда я познакомилась с Дагом, она настояла. Тогда я ехала за ней на велосипеде всю дорогу до Бъёртомта, хотя уже стемнело.

Едва мы прибыли на место, как откуда-то повыскакивали девушки-машинистки и захватили ее.

– Привет, Кора! Лива, иди скорей посмотри!

– Лива. Знаешь что?!

Она потянулась, словно кот на солнышке, и уплыла от меня.

– Кора, пошли со мной, или я скоро вернусь к тебе! – сказала она и исчезла.

Я осталась стоять, как столб среди припаркованных велосипедов. Издалека доносились голоса девушек-машинисток, я видела, как они стоят группкой. Они подавались вперед, вслушиваясь, вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, когда кто-то показывал колечко. Скоро Лива тоже пойдет на курсы машинисток, и я останусь на хуторе одна с родителями.

В эту минуту мимо прошел Даг. Он тоже держался чуть в стороне, сторонился толпы. Вертя в руках кепку, он осторожно оглядывался по сторонам. От него веяло спокойствием.

– Мне в лесу больше нравится, – проговорил он.

– А ты где живешь? – спросила я.

Лива исчезла куда-то с одним из братьев из Бокшёна, и не вернулась, когда я захотела домой, так что я попросила Дага проводить меня. Глаза у отца сузились, когда он увидел, что я вернулась без Ливы, Даг поздоровался с родителями, а мама тут же стала накрывать на стол. Когда пришла Лива, я уже легла. Она прошипела, что больше часа искала меня в темноте. После этого она не разговаривала со мной несколько дней, только на пастбище заговорила.

Мама решительно заявила, что после происшествия на танцах Лива будет сторожить коров на пастбище. Она не хотела отпускать меня.

– Если девочка забывает, что надо держаться поближе к дому, Турвид, – сказала она моему отцу. – Если она делает первое, что взбредет ей в голову и убегает в лес, так что потом не может найти дороги обратно, если она наносит вред себе и окружающим, как когда она толкнула батрака Улле, если она не находит себе покоя…

Отец счел, что я должна попробовать. Что считает по этому поводу доктор Турсен, я не знала – говорил он мало. Пожать руку, выписать рецепт и до свидания. Момент страха. Каждый раз, когда все заканчивалось хорошо, я срывала у его дома конский каштан, который потом хранила в нашей с Ливой комнате. Блестящие коричневые очки за каждый техосмотр без замечаний. На предыдущей неделе я видела, как доктор своими вымытыми руками поднимает с письменного стола латунный пресс для бумаг, а потом ставит обратно. Тогда я заверила его, что постоянно спокойно дышу, не слышу, как стучит мое сердце, не прячусь от обычных людей, у меня не рождаются страхи и больные фантазии от внезапных звуков. У меня все хорошо. Это было почти правдой. Теперь Овчарка следовала за мной по пятам. В ее присутствии все было по-другому, но об этом я никому не рассказывала. Отец сидел рядом со мной и слышал, как я давала правильные ответы на все вопросы. Коричневый комок в кармане после визита, все прошло хорошо. Поэтому мне разрешили поехать на пастбище.

Я вышла из озера – Лива настояла, чтобы мы искупались. Похоже, она простила меня за то, что я уехала от нее тогда, в Бъёртомте, плескалась и смеялась, откидывала с лица мокрые пряди волос и заплывала далеко. Я же зашла в воду по колено – но тут холодная вода ударила по коленным чашечкам, водоросли опутали мне ноги, и дальше я зайти не смогла, вернулась обратно к избушке.

Там меня поджидал Даг. С того самого вечера в Бъёртомте я не раз танцевала с ним, шла вместе с ним по лесным дорожкам, ощущая его ладонь на своей спине, думая о том, что он не ставит планку высоко, заставляя меня прыгать, не смеется, когда я чего-то не понимаю. Сейчас он сидел с ножом в руке в том месте, где пастбище встречалось со старым лесом – сосредоточенный, с опущенной головой. Склоненный силуэт на фоне деревьев, когда их кроны вот-вот погасят солнце. Словно он в полном единении с ними. И он не спрашивал про мокрое тело Ливы у озера.

Он поджидал меня.

Мы вошли в избушку. Моя кожа прикоснулась к его коже. Словно электрическая искра пробежала между нами, горячая волна, которая медленно сошла на нет. Я ощутила, как стучит его кровь. Его руки – не на тех местах, не так, но всегда нежные. Мощные мышцы, плечи, привыкшие поднимать и нести. Совершенно нормальный человек – и он хотел меня.

Уже снова надев ботинки, он сказал эти слова – я помню звук. Я прижалась к нему и закрыла глаза, когда он собрался уходить.

– Посмотри на меня, Кора, – сказал он.

Я открыла глаза. Среди бревенчатых стен его голос был таким настоящим – не громким, но и не вкрадчивым.

– Мы с тобой будем вместе, Кора, если только ты захочешь.

Он шаркнул подошвой по полу.

– Приедешь к нам жить, ко мне и папе с мамой?

Я посмотрела на него. Подумала о курсах машинописи, на которые уедет Лива, о мамином смехе и докторе Турсене. О Норрфлю. Его дом в лесу. Стать нормальной, обрести свою стаю, принадлежать к чему-то большему. Может быть даже стать счастливой. Любить.

Он снова шаркнул подошвой по полу. Я вдохнула через нос и выдохнула через рот.

– Да, – ответила я. – Я приеду.

Задержаться он не мог. Я видела, как его фигура растаяла среди сосен, старые деревья сомкнулись вокруг него. Они приняли его – этот стоячий народ. Он был открыт, как сборник псалмов, умел защитить огород от улиток и сделать перегной из старых листьев. И он хотел быть со мной. Да и куда еще мне было податься? В город, как тетушка Гурли – спешить от одного укрытия к другому и собирать каштаны по случаю избавления от паники, под суровыми взглядами людей, пробегающих мимо в утренней спешке?

Нет. Только не это.

Поэтому состоялась свадьба.

Пожалел ли бы Даг, что женился на мне, если бы знал?

На следующий день после свадьбы я укладывала постельное белье с вышитой монограммой в шкаф для белья в моем собственном доме. «К.М.У». никакой деревни, никаких чужих глаз, только ящик для почты на столбе в двух шагах от старого леса. Я сняла занавески Бриккен, чтобы повесить свои, в мелкий цветочек. Солнечный свет, проникающий сквозь кроны деревьев, падал на крыльцо зелеными отсветами. Тот же цвет, что и у дома. Чуть в стороне кусты сирени. Крошечный яблоневый сад, Даг ласково нашептывал что-то серому тонкому стволу посреди газона, давно кем-то спиленному. Я раздвинула занавески, чтобы выглянуть наружу. Весь день я наводила уют, пока не настало время спускаться к ужину. Все конские каштаны лежали в большой вазе на комоде – за каждый раз, когда мне удалось вывернуться, не опозориться, всех случаев я уже и не помнила. Мои золотые кубки. Вероятно, скоро их число перестанет расти.