Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова - Альберт Иванов

На мою же снасть и не клюнуло. Ничего, думаю, завтра наверстаю.

А какой шум на пляже поднялся, когда мы причалили с добычей! Сбежались все, вместе с детьми. Ахи, охи, почтительный женский визг! Видали когда-нибудь зубы у катрана в его скобастой пасти? Для Черного моря впечатляет — тех, кто никуда дальше не плавал.

Сфотографировались мы с Анатолием поочередно при рыбе. А вечером на диком пляже, в сторонке, замастерили костровой шашлык. Жестковат, но есть можно. Во всяком случае местные голодные дворняжки не очень морщились.

На следующий день, предварительно наловив с причала ставридок для насадки (лангетов в этот раз не давали), мы ушли в море еще дальше; опустили снасть вглубь на всю длину, а свободные концы привязали к банкам — скамейкам по-сухопутному — и сидим поуживаем. Нас потихоньку течением сплавляет — видно по створам далекого берега. Время от времени полотняные кепки мочим, чтоб голову не напекло. Подергиваем снасти и тянемся себе, тянемся…

Вдруг чувствую — зацепило!

Анатолий тоже кричит:

— Взяло!

Надо же, у обоих. И у каждого такой амбал врубился, что никак не вытянуть, — тащит шлюпку в открытое море. Хорошо, что катраны сознательные попались — в одну сторону волокут, иначе бы при такой тяге шлюпку пополам разорвало!

Тогда-то я и вспомнил при кинокартину «Старик и море» (производство США). Плетеный шнур руки обжигает, вода пенится, чайки кричат, берег пропал.

Ни пресной воды, ни еды с собой.

— В Турцию тащат! — перепугался Анатолий.

— Что ж, — смело шучу я, — где наша не пропадала! Будешь там уголек рубать — на турецкой шахте, под турецким конвоем.

Можно б было, конечно, обрезать шнуры, да только ножа ни у кого нет, а зубами грызть — спасибо. Каждый шнур как струна натянут, звенит!.. Еще не знаю, стали б мы их перерезать, если б и было чем: какой рыболов добычу бросит!

Так часа три несло нас куда-то в неизвестность от родных абхазских берегов. Рыбины уже пузыри со дна пускать стали, тоже умаялись… Пробовали мы и веслом те шнуры перебить, отскакивает чуть ли не в лоб. А узлы на банках развязывать бесполезно, затянулись туже, чем мы завязывали. Спичек тоже нет, чтоб лески пережечь, оба некурящие. Я, к сожалению или к счастью, год назад бросил. Занятие, скажу, не для водолаза.

В том кино про старика и меч-рыбу бедный рыбак и с морем, и с небом, и с самой рыбой — со всей природой разговаривал. Я тоже стал мысленно катранов просить: сдавайтесь, не мучайте ни себя, ни нас, а?.. Жену Иру вспоминал — позарилась на бесплатную путевку, отпустила в Дом творчества, называется. А и штормить начало… Я-то, может быть, если шлюпку бросить, и доплыл бы до берега, хоть его и не видно, но каково Анатолию! Он под землей работает, не то что я под водой, — плавает средне. А пробковые пояса мы, как назло, не захватили, потому что они все время под ногами мешаются.

Однако я вгорячах недооценил наших спасателей. На обратном горизонте, где скрылся берег, появилась темная точка. Она росла, увеличивалась и наконец превратилась в быстроходную моторку. Спасатель Реваз еще издали начал ругаться, причем каждое слово было по-странному понятно, хоть и не слышно за шумом мотора.

Он сделал лихой разворот, перекрывая нам путь в Турцию, и, ей-богу, наша шлюпка сразу остановилась, а шнуры слегка провисли.

Послушные рыбины. Только потом мы поняли — почему.

Мы так обрадовались Ревазу, так наперебой стали ему все объяснять, что он, видать, не без династии рыболов! — внезапно зажегся сам, вытравил в море железную кошку на веревке и давай шарить по глубине.

— Есть… — вымолвил он одними губами, когда вдруг тоже зацепил добычу, то ли мою, то ли шахтерову.

И тут нас опять потащило — теперь втроем, шлюпку и моторку, — по-прежнему мористее, в ту же сторону.

— Врешь, не уйдешь! — пыхтел Реваз.

Еще через час хода — спасатель так же не бросил добычу, азартный он человек, — наперерез нам выскочил пограничный катер. Катраны вновь замерли. Наверное, опять напугались шума мотора.

Молодые ребята-пограничники быстро во всем разобрались — Реваз подтвердил, что мы это мы, — и насмешливо сказали:

— Катрана вытянуть не можете. Эх вы, поэты!

Я обиделся и заявил, что я профессиональный водолаз, Валерий Ураганов, и будь у меня хотя бы акваланг, то…

Акваланги у них нашлись.

— Давай-давай, водолаз Ураганов! — со смехом напутствовали меня.

Следом за мной пошел усач сержант. Напарником для страховки. На все сто метров мы в легком водолазном снаряжении, разумеется, опуститься не могли. Но зато визуально увидели…

Короче, помогли дополнительные крюки и небольшая лебедка, которая оказалась на катере. В противном случае, навряд ли бы мы вытащили добычу.

Заграничный лазутчик, находящийся в миниатюрной подводной лодчонке (вместе с ним — 105 кг), потом признался, что, удирая, он первый раз сделал остановку, когда подъехал спасатель. Подумал на пограничников: вдруг глушанут при попытке к бегству!.. Выяснилось — тайно приплыв утром, он собирался оставить свою подлодочку на дне не очень далеко от берега. А сам хотел вынырнуть под видом отдыхающего и затем затеряться на многолюдном пляже. Легкая спортивная одежда, фальшивые документы и настоящие деньги были у него заранее подготовлены в непромокаемом пластиковом пакете. Уйти от нас на большую глубину он не мог — тут далеко вокруг не свыше ста метров.

А подвело его то, что наши прочные тройники намертво зацепились: один — за алюминиевую заклепку подлодки, другой — за патрубок для стравливания отработанной дыхательной смеси. Подводный аппарат приводился в действие водометным движителем мощностью 6,5 лошадиных сил, своими колебательными толчками подражая ходу крупного катрана. Тоже мне движок! Нашу снасть «Запорожец» не мог одолеть — куда там шести с половиной лошадям, пусть даже и заграничным!

Хоть и вернулись мы тогда обратно без небывалых катранов, зато теперь у нас, у меня и Анатолия, по именным часам. У каждого. Могу показать!

Настоящие водолазные. Надежные, глубоководные, с метражом погружения. Почти что японские. Всем часам часы!.. А еще, видите ли, говорят о рыболовах: на одном конце червяк, на другом — дурак. Любое дело надо доводить до конца, а не бросать на полпути.

Корабль, с которого отправляли подлодочку и ожидали ее возвращения ровно через месяц, стоял в то время строго в нейтральных водах. Он там, наверное, и до сих пор стоит, вы уж мне поверьте. А названьице у него примечательное: «Найтс фишермэн», что означает — «Ночной рыболов».

Так что рыболовы бывают разные!

ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ

Лет десять назад, в конце мая, возращаясь со Средиземного моря в Ригу, наш «Богатырь» завернул по пути в Гамбургский порт. Долго, сто десять километров от Северного моря, поднимались мы по широченной, полноводной Эльбе, пока не показались зеленые длинные шпили этого самого большого города ФРГ, насчитывающего свыше двух с половиной миллионов жителей.

Недаром Гамбург называют Северной Венецией. В нем тысяча триста пятьдесят мостов, а самым грандиозным из них был тот, под которым мы гордо прошли к причалу.

Несмотря на огромность, город оказался очень чистым и ухоженным, с красивым искусственным озером — в центре на Альстере, — усыпанном разноцветными яхтами; вокруг новые модерновые здания, зеленые бульвары; восстановленные после англо-американских бомбежек соборы и кирхи; заботливо отреставрированные крошечные улочки и старинные особняки; разнокалиберные частные дома, даже на мой придирчивый взгляд аккуратно выглядевшие, как после срочной побелки и покраски к празднику 1 Мая.

Улицы здесь не только тщательно моют, но и пылесосят специальными машинами со шлангами, способными всосать не то что пыль и мусор, но, пожалуй, и собаку, вздумай она сунуться под резиновую свистящую трубу. Если б вот так могли убирать мусор с грязных душ некоторых людей, пытающихся возродить мрачное прошлое! Я имею в виду неофашистов. Мне с ними пришлось столкнуться в упор. Но об этом еще впереди…

Пока наше начальство решало какие-то технические вопросы в порту, мы, группа матросов и ученых, отправились побродить по городу. Обычаи в нем очень гостеприимные, продавщицы чуть ли не под руки подхватывают покупателей у входов в магазины, а в портовой зоне на торговых лавках с дефицитным товаром даже объявления вывешены на нашем языке: «Заходи, матрос! Здесь торгуют по-русски!» — и все для того, чтобы из тебя последние марки выудить по-западногермански.

Гуляли мы, гуляли и забрели в так называемые кварталы развлечений — Санкт Паули с небезызвестной улицей Репербан, знаменитой своей ночной жизнью. Ну, эта ночь у них рано наступает. К шести вечера Репербан уже вовсю сверкал рекламами, вывесками и витринами сексшопов, секстеатров, порнокинотеатров, домов свиданий и всяких притонов и забегаловок под сногсшибательными названиями, вроде «Пиво с любовью». Здесь было полным-полно туристов, и особенно моряков разных стран, рас и национальностей. Не то чтобы мы уж так интересовались этой пресловутой ночной жизнью, все мы достаточно морально устойчивы и выдержаны, но быть в Гамбурге и не побывать на знаменитой улице — значит, нарушить неписаную морскую традицию. Надо ж хоть со стороны глянуть, до чего дошло в своем разложении буржуазное общество. Тем более не будут потом разные салаги перед тобой хорохориться: я, мол, был, а ты что?!