Армия монголов периода завоевания Древней Руси - Роман Петрович Храпачевский

Позднее, в 1230-х годах, аналогичные переходы к монголам наблюдаются и западнее — в Закавказье и Малой Азии, во время операций там корпуса Чормагана и сменившего его в 1242 г. Байчжу-нойона. Уже в знаменитом сражении при Кеседаге[157] с сельджукским султаном Гияс-ад-Дин Кей-Хосровом II, владетелем Конийского сутаната (называвшегося также Румским), на стороне войск Байчжу-нойона участвовали значительные контингенты армянских и грузинских феодалов. Об этом есть большое и полное описание (но, разумеется, не без преувеличений и неточностей) армянского современника Григора Акнерци: «Через год (в 1243 г.) народ Стрелков (название монголов у армян того времени. — Р. Х.) снова стал собирать войска, к которым присоединились также князья армянские и грузинские. С несметными силами они пошли на румскую страну под предводительством Бачу-нуина, имевшего удачу в боях и постоянно поражавшего своих противников. Причиною этих побед были те же грузинские и армянские князья, которые, образуя передовые отряды, с сильным натиском бросались на неприятеля; а за ними уже татары пускали в дело свои луки и стрелы. Как только они вошли в землю румскую, выступил против них султан Хиатадин (т. е. Гияс-ад-Дин. — Р. Х.) со 160 000 человек. С давних пор находился при султане сын великого Шалве. Когда войско устроилось в боевой порядок, сын Шалве очутился в левом крыле против татар, а победоносные армянские и грузинские князья — в правом крыле против султанских войск. В разгаре битвы храбрый и доблестный сын Шалве оттеснил татар и многих из них истребил. Со своей стороны грузинский князь Агбуга, сын великого Вахрама, внук Блу-Закаре, владетель Гага, с другими армянскими и грузинскими дружинами бился долго с султанскими войсками и, сломив правое крыло их, снял головы у многих эмиров и вельмож, чем причинил жестокую печаль султану. При наступлении вечера бой стих, и оба войска расположились лагерем друг против друга, среди долин между Карином и Езенгой. На рассвете следующего дня войска татарские с армянскими и грузинскими дружинами снова собрались, чтоб напасть на силы султана. Пустив лошадей во весь опор, они ринулись на султанский лагерь, но не нашли в нем ничего, кроме палаток, наполненных большим количеством продовольствия. Султанская ставка была чрезвычайно богато убрана изнутри и снаружи. У дверей палатки привязаны были дикие звери: тигр, лев, леопард. Что касается султана, то он, опасаясь эмиров, желавших подчиниться татарам, бежал ночью со всем своим войском. Заметив отсутствие султана, татары оставили для охраны палаток небольшой отряд и, подозревая военную хитрость, со всеми силами бросились вслед за султаном, но никого не могли настигнуть, так как те успели уже скрыться в укреплениях своей страны. Как только татары убедились в бегстве султана, то воротились в его лагерь и забрали всю провизию и утварь их, также прекрасные и разноцветные шатры, которые оставили турки, устрашенные татарами. На другой день они с бодростью выступили в поход на завоевание румских владений»[158].

Наиболее документированным этот процесс привлечения монголами пеших вспомогательных частей выглядит для событий в Китае. Империя Юань, т. е. по сути Центральный улус Монгольской империи, включавший и Монголию, и Китай, сохранила много документов касательно системы призыва, численности и прочих деталей существования таких частей. Например, по тексту ЮШ разбросано огромное количество упоминаний о создании, численности и характере использования подобных «ханьских» войск и прочих видов местного ополчения. В частности, там есть интересные данные о первой «Черной армии», предшествующей более известной армии под таким же названием, которая была под командованием киданьского рода Шимо (по кит. — Сяо). Эту, первую, «Черную армию» создал китаец Ши Тянь-ин, и она была чисто пехотной (в отличие от киданьской у рода Шимо, где была и конница), и ее использовали как для гарнизонов, так и для боев с аналогичными пехотными частями цзиньцев: «[Войска Ши Тянь-ина] стояли гарнизоном в Янь. [Ши] Тянь-ин использовал черный цвет для бунчуков и знамен. Люди, видя их, называли ее „Черная армия“. [Ши Тянь-ин] неоднократно следовал за Мухали, в 200 с лишним малых и больших боях всегда самолично был впереди своих воинов»[159]. В 1221 г. Мухали поставил войска Ши Тянь-ина гарнизоном в важном, недавно завоеванном городе в Шэньси: «Мухали одобрил его (предложения Ши Тянь-ина. — Р. Х.)… и с его 5000 отборных воинов оставил охранять Цзялу»[160].

В составе же ЮДЧ сохранены регламентирующие их появление, формирование и функционирование законодательные документы. Например, мы из них узнаем о деталях системы призыва и комплектации: «Почтительно восприняли священное повеление, в котором говорилось управлению контроля за войсками (тунцзюньсы) области (лу) Хэнань: „Верховный тайный совет (шумиюань) доложил о следующем деле: `Во всех областях (лу) выступившие в поход ханьские войска во множестве [случаев] прибегают к заменам своими родственниками, а также подневольными мужчинами (цюйдин), [при наступлении своей] очереди служить. Можно приказать [таким ханьским воинам] самолично выступать с армией — похоже, это станет действенным`. На основании доклада священное повеление сегодняшнего дня во всеуслышание объявляет во всех областях (лу) выступающим в походы темникам (ваньху), тысячникам (цяньху), сотникам (байху), десятникам (пайцзытоу) и воинам — отныне и впредь обязательно должны самолично исполнять [воинскую] повинность, нельзя прибегать к рабам и пленным (цюйкоу), выставляя их как замену, или нанимать [кого-либо для замены]. Если нарушат — обращаться как с виновными в преступлении“»[161]. Этот документ нам сообщает о сложившейся к 1260-м гг. системе, когда призыв в «ханьские войска» осуществлялся из числа совершеннолетних мужчин так называемых «военных дворов», в которые были поверстаны члены семей прежних, служивших еще при Чингисхане и Угэдэе, северокитайцев — как из войск «Черной армии», так и многих им подобных, появившихся позже. А также к ним были подключены и дворы так называемых «военных поселений», которые стали появляться у войск Шимо Есяня (и других представителей киданьского клана Шимо)[162], Ши Тянь-ина, Лю Бо-линя и многих других перешедших к монголам цзиньских военачальников и «местных авторитетов»[163]. Прикрепленные к военным поселениям зависимые люди были позднее переоформлены в реестрах «военных дворов» в качестве так называемых «вспомогательных военных дворов» (они сами не выставляли по призыву людей в войска, но обеспечивали всеми необходимыми средствами воинов из «регулярных военных дворов», к которым они были приписаны как «вспомогательные»)[164]. Такая трансформация происходила уже с конца правления Угэдэя и в полную силу вошла при Мэнгу-каане, при котором и был создан «реестр военных дворов» империи. Кроме того, в документе показана как существовавшая командная вертикаль этих войск, так и практика их комплектации — т. е. за счет взрослых мужчин