Религиозное паломничество в христианстве, буддизме и мусульманстве: социокультурные, коммуникационные и цивилизационные аспекты - Сергей Житенёв

В хождениях архимандрита Агрефения (вторая половина XIV века), иеродиакона Зосимы[109] (первая четверть XV века), гостя Василия[110] (середина XV века) отношение к католикам спокойное и невраждебное, о них обычно вспоминают при указании на представителей различных христианских конфессий, совершавших богослужения у Гроба Господня в Иерусалиме.

Гость Василий бесстрастно писал о католиках в своём хождении: «Когда вышли от Гроба Господня, то пошли на левую сторону к латинской церкви. Перед дверями этой церкви имеется место, где Христа встретили жены-мироносицы. Мы вошли в латинскую церковь, на правой стороне стоит столп, где Христа мучили. <…> В главной церкви у Гроба Господня находятся службы греческая, грузинская, сербская, латинская, сирийская, яковитская, мелхитская, коптская, несторианская, и эти службы идут до сего дня непрерывно, каждый день»[111].

Правда, внимательный иеродиакон Зосима позволил себе иронизировать по поводу показного благочестия католических священников и рыцарей-иоаннитов. Посетив во время своего паломничества на остров Родос, принадлежавший в XV веке католическому ордену Иоаннитов, иеродиакон Зосима описал его членов следующим образом: «Здесь находится от папы Римского магистр великий, и все у него крестоносцы и церковные люди носят кресты, на левых плечах и портищах нашиты» [112].

Сложные отношения между православным миром и католицизмом, связанные с ожесточённой дискуссией на Ферраро-Флорентийском Соборе в 1438–1439 годах, не были отражены в «Хождении на Флорентийский Собор Неизвестного Суздальца» и «Хождение Авраамия Суздальского на Восьмой Собор с митрополитом Исидором». Авраам[113], епископ Суздальский, и Неизвестный Суздалец[114] в своих путевых записках уважительно и по-доброму, может быть, даже нарочито толерантно, писали о католиках и их традициях. Справедливости ради надо отметить, что иеромонах Симеон Суздальский[115] в своей «Повести о Восьмом Флорентийском Соборе» одним из первых древнерусских паломников-писателей создал «острополемическое сочинение против латинян»[116].

На русских людей, посещавших католические храмы во время их путешествий, сильное впечатление производила игра на органах, которые использовались католиками в богослужебных целях. При этом отношение к этому музыкальному инструменту со стороны православных богомольцев было разным от раздражения и неприятия до удивления и восхищения. С нескрываемым интересом наши паломники знакомились с оформлением католических храмов в Иерусалиме и Вифлееме, особенно их привлекали мастерски изготовленные восковые фигуры Богомладенца и Пресвятой Богородицы для оформления храмов в период празднования Рождества Христова.

В XVII–XIX веках отношение русских паломников-писателей к католикам, отражённое в хождениях, путевых очерках и воспоминаниях, изменилось в худшую сторону, стало более критическим и менее терпимым. Одна из многих претензий, предъявляемая католикам, касалась того, что они ещё в период Крестовых походов вывезли из Святой Земли множество христианских реликвий, особенно мощей святых Божиих угодников. Во время постоянного противостояния православных греков и католиков в наиболее почитаемых святых местах Палестины русские богомольцы всегда были на стороне первых, активно порицая и возмущаясь действиями вторых.

Латинское священство вызывало своим присутствием и неуважительным отношением к православной и другим традициям постоянные конфликты не только с греками, но и с представителями других христианских конфессий. Российский генеральный консул в Бейруте в середине XIX века К.М. Базили[117] писал о том, что католики беспрестанно являли на Ближнем Востоке «вместо доблестей, приличных церковному сану, постыдное зрелище своих козней и суеты мирской»[118].

Не менее негативно, чем к католикам, относились русские писатели-паломники к арабам-униатам, которые с помощью католических миссионеров создавали свои Церкви на Ближнем Востоке в XVII–XVIII веках. Особенно переживал по поводу обращения православных арабов в униатов знаменитый пешеходец Василий Григорович-Барский[119], который писал: «…развращенни бо бяху сердца их от поучений езуветских и течаху широким путем в след их; и сице православии умаляхуся, паповерцы же умножахуся»[120]. Православный паломник не мог равнодушно наблюдать за католической пропагандой и включался в «прения о вере», инициаторами которых, по свидетельству Григоровича-Барского, выступали напористые униаты.

Монофизиты, представители нехалкидонских Церквей: копты, эфиопы, армяне и сиро-яковиты, воспринимались русскими православными паломниками как еретики, но отношение к ним было всё-таки не агрессивное и не как к «чужим», а скорее как к «другим». Копты, как египтяне, так и эфиопы, – африканские христиане-монофизиты – периодически появляются в древнерусских хождениях и позже в паломнической литературе при описании Гроба Господня, где они имеют придел – часовню в западной части Кувуклии.

Иеродиакон Зосима описал коптскую службу у Гроба Господня: «Пятая служба хабежская (абиссинская), вход в неё наружными дверями с юга, служба на левой стороне. Служба их такая: все вскакивают, и трясутся, и плещут руками; попы их в ризах и с евангелиями, носят изображения трёх солнц. Я спросил у патриаршего попа: „Что это за вера?“ Он мне сказал: „В псалтыре написано: все народы восплещите руками, – они этому и следуют и радуются, что Христос воскрес“»[121]. Также писатели-паломники упоминали в своих произведениях о коптских храмах и монастырях в Палестине и Египте, но при этом постоянно путались в ритуальной практике коптов.

Иеромонах Мелетий[122], совершивший паломничество в Палестину в 1793–1794 гг., «был принят в кругу греческого и коптского духовенства и получил от него информацию об эфиопских христианах и их взаимоотношениях с коптами и греками»[123]. По этим сведениям, иеромонах Мелетий считал «хампесов, или абиссинцев» и «эфиоплян» двумя разными народами. По мнению Ю.М. Кобищанова: «Отношение Мелетия к инославным христианам-монофизитам, хотя и „разноверцам“, но „людям вселенской единоверной нашей братии“ – это глубокое уважение, сочувствие в страдании, христианская братская любовь»[124]. Священник Иоанн Лукьянов[125] в своём хождении писал, как и другие русские писатели-паломники, не только о религиозной жизни коптов: «В Великой Ефиопии, когда у нас бывает зима, а у них лето. <…> Во Египте дождя никогда не бывает, все рекою всю Египетскую землю напояют: везде борозды проведены, да воду по нивам пущают»[126].

Значение коптской темы в русских хождениях заключается в том, что знакомство русских паломников с африканскими христианами значительно расширяло их культурный и религиозный кругозор, а также географические представления об окружающем мире.

Все без исключения русские паломники-писатели относят к разряду «чужих» и еретиков армян-монофизитов. Это устойчивое отрицательное отношение во многом отражало позицию православных греков, которые считали армян, так же как и католиков, своими основными конкурентами в многовековой борьбе за контроль над главными святынями храма Воскресения Христова в Иерусалиме. Апогеем недоброжелательного отношения к армянам является известный рассказ, который часто возникает в хождениях, путевых очерках и воспоминаниях наших богомольцев с конца XVII и до начала XX века. В этом рассказе описывается чудо явления святого благодатного огня через колонну, находящуюся слева от входа в храм Воскресения Христова в Иерусалиме, изгнанным из него турками по наущению армян, православным во время Великой субботы 1634 года.

При этом необходимо заметить, что иеромонах Арсений (Суханов) и священник Иоанн Лукьянов в своих хождениях вполне благосклонно относились к представителям Армяно-Григорианской Церкви, отмечая непоказное и искреннее благочестие как армянских паломников, так и армянского духовенства.

В Иерусалиме русские богомольцы встречали «этническое многоцветие христианства»[127], то есть христианских паломников из многих стран Европы, Азии и Африки. Взаимодействие с представителями разных христианских народов раздвигало границы представлений русских паломников о собственной религии и делало окружающее культурное пространство действительно полифоничным и многоцветным.

Во всех паломнических произведениях, написанных русскими писателями-богомольцами, присутствуют стереотипные и негативные образы иудеев, основанные на представлении об «исторической вине» перед христианами за мученическую кончину Спасителя. «Соответственно, выстраивается ряд постоянных словосочетаний с пейоративными эпитетами: „беззаконные“, „окаянные Иудеи“, „Жиды проклятые“, „пребеззаконнии жидове“. Таким образом, „главным структурообразующим моментом“ артикулируемого паломниками-писателями негативизма „является глубоко архаическая и традиционная враждебность к евреям, имеющая религиозные корни“. При этом образ иудея как противника христиан и человека, несущего ответственность за страдания и распятие Христа, проецируется на всех евреев и носит вневременной характер. В целом русские паломники общались с евреями редко, а уровень их информированности об образе жизни „июдеев“ стремился к нулю»[128]. Однако на общем негативном фоне выделяется благожелательный по тону и содержанию рассказ Василия Григоровича-Барского о раввинистической академии в Салониках, в которую стекались для получения образования молодые люди со всей Османской империи и многих других государств.