Попутного ветра! - Светлана Дильдина

   Когда я притормозил у поворота (впереди дорога была видна), с боковой развилки выехал грузовик, остановился весьма неудобно — пришлось объезжать, совсем сбавив скорость. А вскорости меня ждал пост дорожного патруля. Успели предупредить — дорога была перегорожена, вроде как у всех проверяли документы. Значит, решили задерживать.

   Я снова скинул скорость, на сей раз до пятидесяти, и принялся хохотать — такого удовольствия не испытывал с детства, с благословенных времен, когда мы с Наем носились по крапиве, играя в «охоту на ловца».

   «Аона» сзади приближалась. Съехать с трассы — спрыгнуть, точнее — вполне себе можно, и уйти по бездорожью до леска, а там нормальный мотоцикл не пройдет, но не Ромашка. Жаль… с носом остаются не только они, но и я, потому что по-прежнему ни лешего не понимаю

   Я остановился, всмотрелся в палевое горячее небо. Пора назад.

   Игры кончились.

Глава 7

   Лаверта

   Усто явился в первом часу ночи. Не позвонил — постучал в дверной косяк.

Натаниэль распахнул дверь, не спрашивая, кто там, он никогда не спрашивал и не осторожничал.

При виде человека в сером кожаном плаще — дальнего родственника — отступил на шаг, но стал так, что пройти в квартиру было невозможно.

— Привет, племянничек, — прогудел гость.

Усто обладал спортивной фигурой, голубыми глазами навыкате и подрагивающим кончиком носа.

   — Не пустишь?

— Ну, проходи, — Най посторонился, с тоской глядя на потолок. Хорошо бы люстра сейчас сорвалась, и… люстра висела, как влитая.

— Все один? — Усто привередливо оглядел прихожую, затем комнату.

— Конечно, один! У меня дом, а не гостиница!

— Ну, переночевать-то разрешишь, — без тени сомнения заявил Усто.

По чести сказать, Най приходился ему не племянником, а кем-то троюродным по материнской линии. При разнице в пятнадцать лет Усто вел себя весьма неровно — то как ровесник, то принимался поучать и отчитывать.

Махнув рукой на нежеланного гостя, Най заперся в ванной с книжкой про неуловимого убийцу, созданного из сверхпрочного сплава. Сидеть на бортике было не слишком удобно, однако всяко лучше, чем в самом лучшем кресле в одной комнате с Усто. Плеск льющейся воды успокаивал, а если пустить струю посильнее, можно притвориться, что голоса из-за двери попросту не слышно.

Родственник что-то рассказывал, не реагируя на молчание Ная.

«Хоть бы Мики появился», — думал тот, и тут же передумывал: «Нет, это совсем кошмар будет. Он еще и Мики начнет учить жизни… А Мики не из тех, что терпят зануд.»

   К ужину пришлось вылезти. Усто сам начал было распоряжаться на кухне — этого душа Ная не вынесла. «Утром он уйдет», — заклинанием вертелось в голове, и столь громко, что Рысь порой испуганно поглядывал через плечо — не сказал ли вслух? И мрачнел еще больше — подумаешь, давно пора было высказать все, не скрывая!

   И пришла ночь. Такая огромная, почти по-летнему ласковая… комаров не было еще, а родственник перестал жужжать над ухом и, кажется, заснул наконец.

   Поставить рядом гитару, чтобы в любой миг можно было дотянуться до грифа — а можно и не трогать гитару вовсе, от нее все равно тепло, как от родного живого существа. Забраться с ногами на подоконник и сидеть едва ли не всю ночь, глядя на бело-голубые крапинки звезд и мохнатые деревья внизу. Метеор-царапинка, или ангел спрыгнул на землю — отсюда не разберешь.

Почему спрыгнул, а не слетел? Так ведь с неба — как с вышки в холодную воду… и поначалу наверняка неприятно.

   Цепочка минорных аккордов — пусть кто-нибудь другой сегодня горланит радостное и забойное. Наю это не нужно.

   Ночью все кошки — рыси,   Ночью все вздохи — бриз.   Падает свет на крыши,   Падают крыши вниз…   Линия сна — прямая,   Снов и падений — тьма.   Пальцы скользят по краю,   Пальцы сошли с ума…   Ночью мой город шепчет   Песню огней, стекла —   И по следам ушедших —   Строчки кошачьих лап…

Най задремал-таки в кресле, когда небо из бархатного стало атласным, светлее на тон. Свернувшись в глубоком старом кресле, Най видел блуждающих по небу единорогов — рогами они задевали созвездия, и те позвякивали. Это будет песня, подумал Най во сне, и во сне же вздохнул — ничего не выйдет. Он давно перерос сказки, а в мире нет места волшебным существам и звездной пыли.

Когда Най проснулся, Усто уже не было. Рысь не сразу поверил своему счастью — побродил по квартире, потягиваясь, выпил воды; сам не зная зачем заглянул в шкаф и кухонную тумбочку, словно опасаясь, не спрятался ли там надоедливый родственник.

Еле уловимо пахло лавандой — осознать, откуда идет запах, не получилось. А скоро Най вовсе перестал его замечать.

   Не замечал он также людей, которые с вечера этого дня неотрывно следили за ним — следуя по пятам, будто они ухитрялись становиться прозрачными, если Най оборачивался ненароком. Будто Натаниэль неожиданно обзавелся самостоятельными тенями…

   Мики

   Только у на пороге квартиры Айшана я понял, как мне не хватало именно этого человека. Он всегда был скорее фоном в нашей с Рысью дружбе, весьма значимым, но все-таки фоном. Солнечной ровной поддержкой, старшим, который ничем не показывает своего старшинства — и мы забывали про это, до минуты, когда хотелось узнать о чем-либо. Айшан многое знал… а помогал всегда без просьбы.

   Моему визиту он не удивился. Да и с чего бы? Много прошло времени с моего «воскресения». Пожалуй, хотелось бы знать — он-то способен вот так мне обрадоваться, до перехвата дыхания — не забуду, какие были у Рыси глаза… Айшан — способен ли?

   Сейчас он только улыбнулся, как всегда, приветливо и открыто.

   Протянул мне руку, крепко сжал. Задержал на секунду дольше, чем обычно, и всё. Нет, далеко не Рысь… Айшан всегда умел подойти очень близко — и держать дистанцию. В некотором смысле с ним было проще, чем с Натаниэлем, он никогда не стягивал внимание на себя и не грузил собственными проблемами. А ведь наверняка они у Айшана были… по чести сказать, всерьез об этом я подумал только сейчас. Да этого все устраивало, не говорит — и ладно.

   Теперь я сожалел о неспрошенном вовремя…

   Мы не успели толком поговорить — обменялись десятком не значащих фраз, как раздался звонок. Мой приятель, извинившись, вышел в соседнюю комнату — я мог без труда услышать его слова, а может, и слова собеседника, но предпочел сосредоточиться на другом — рассматривать репродукции, удивительно настоящие, будто окна в параллельный мир. Некрасиво казалось подслушивать, ведь в свидетели меня не приглашали.