КГБ. Последний аргумент - Атаманенко Григорьевич

Процесс распространения «Декрета» вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты.

Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст «Декрета» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край».

Шумную известность получил декрет Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью. Местная газета «Владимирские вести» писала:

«Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги...»

А в Екатеринодаре летом 1918 года особо отличившимся красноармейцам выдавали на руки мандат следующего содержания:

«Предъявителю сего мандата предоставляется право по собственному уразумению социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет на кого укажет товарищ».

В годы Гражданской войны «Декрет» взяли на вооружение и белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации населения против советской власти. (Любопытная деталь: при аресте в январе 1920 года адмирала Колчака в кармане его френча был обнаружен текст хватовского «Декрета»!)

...Знаменитый английский писатель Герберт Уэллс (сам бесподобный волочила и сластолюбец, не пропускавший ни одной юбки!), заинтересовавшись этим поистине фантастическим феноменом — появлением и реализацией параграфов «Декрета», — специально прибыл в Москву в 1920 году и имел трёхчасовую беседу с Лениным, чтобы выяснить, действительно ли руководство ВКП(б) обнародовало и воплощает в жизнь установки «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин». Вождю удалось убедить всемирно известного писателя, что центральные органы советской власти не имеют к «Декрету» ни малейшего отношения, о чём Уэллс и поведал англоговорящим читателям в своей книге «Россия во мгле», в 1920 году.

На рубеже 1920—1930 годов начался поворот к резкой деэротизации советского общества. Был взят курс на ужесточение норм социальной жизни. С середины 1930-х сфера интимной жизни стала предельно политизированной. На страницах газет и журналов уже невозможно было найти дискуссий по половым проблемам. С улиц городов исчезли фривольно одетые девушки. «Нормой жизни» стали истории, подобные той, что произошла в марте 1935 года на фабрике «Трёхгорная мануфактура»: бюро ВЛКСМ исключило из комсомола молодого слесаря за то, что он «ухаживал одновременно за двумя девушками».

Новый социалистический аскетизм всячески поощрялся властными и идеологическими структурами. С 1937 года бытовые неурядицы стали раздуваться до масштаба громких дел. В том же году «Комсомольская правда» сообщала в передовице, что «враги народа немало поработали, чтобы привить молодёжи буржуазные взгляды на вопросы любви и брака, стараясь тем самым разложить советскую молодёжь политически».

Добрачные половые контакты окончательно перешли в разряд проявлений «тлетворного капиталистического образа жизни». Даже факт официального развода отныне ставил клеймо на дальнейшей судьбе и карьере коммунистов и комсомольцев.

Последующие великие события XX века растворили факт появления «Декрета», будто жалкую муху, упавшую в чан с кипящей кислотой. Поэтому-то преобладающее большинство современных историков ничего о нем и не знают...

— Вот так-то, Леонид Иосифович, — Тамара молитвенно сложила ладони па груди. — Что скажите вы на эту лекцию?

— Думаю, Тамара Сергеевна, что в роли обобществленной женщины вам выступать не придется... Во всяком случае, пока вы будете работать со мной...

— Уверены?

— Слово офицера!

Операция «Тандем»

Тамара—теперь агентесса под псевдонимом «АЛИСА»—и «КОНСТАНТИНОВ» работали в паре, изображая влюбленную пару.

Генерал Козлов их выступления называл «Театром двух актёров».

В ресторане, как правило, это был «Метрополь», «Националь») или «Пекин», молодые люди — мачо в форме морского офицера и его ослепительной красоты спутница—устраивались за столиком по соседству с ужинавшим в одиночестве иностранцем — объектом заинтересованности Службы генерала Козлова, — о неистребимом влечении которого к красивым женщинам было известно заранее и доподлинно.

Сразу после того как «АЛИСА» начинала плотоядным взглядом пожирать инородца и выразительно ему подмигивать, между любовниками вспыхивала ссора.

Бурная сцена ревности неизменно заканчивалась уничтожением ресторанного реквизита. «КОНСТАНТИНОВ», разыгрывая праведный гнев, вскакивал из-за стола, разбивал пару фужеров, а в зависимости от настроения, ещё и замахивался на свою «неблаговерную», флиртующую с кем ни попадя. Бросал на стол крупную купюру и с гордо поднятой головой демонстративно покидал ресторан. Выход из зала был гвоздем мизансцены, призванным убедить объект, что возмущенный поведением своей спутницы моряк покинул её, и, по крайней мере, на сегодняшний вечер они разошлись, «как в море корабли», а у иноземного счастливца — целых семь футов под килем...

Оставшись в одиночестве, «АЛИСА» загадочно посматривала в сторону объекта, ожидая утешений — ведь он явился причиной ссоры! Не было случая, чтобы слова сочувствия заставили себя долго ждать. Выждав две-три минуты и убедившись, что морской офицер не вернётся, иностранец подсаживался к безвременно «овдовевшей» красавице. Слово за слово, и знакомство состоялось, а дальше... Дальше «АЛИСА» никогда не подводила своего оператора — генерал-майора Козлова. Информация всегда была добротной и своевременной...

«Анютины глазки»[1]

Подстава «АЛИСЫ» иностранцам в ресторане помогла генералу Козлову привлечь к сотрудничеству пару англичан и голландцев.

Было так.

Однажды Козлов, выясняя оперативные возможности новоявленной секретной помощницы, поинтересовался, не приходилось ли ей иметь дело, кроме иранского дипломата, с другими иностранцами, находящимися в Москве по служебным делам?

Тамара с готовностью ответила, что у нее были контакты с подданными Великобритании и Нидерландов, работающими в посольствах этих стран в Москве. Однако общение с ними она прервала по причине их экстравагантных сексуальных запросов. Хотя, при необходимости, она могла бы возобновить знакомства, так как сохранила визитные карточки.

— Ив чём их экстравагантность?

— Да все они — «анютины глазки»...

— «Голубые», что ли?

— Нет-нет, Леонид Иосифович... Они — мазохисты...

— И что ты с ними делала?

— За триста долларов я их размазывала по стене... И никогда не позволяла им себя трогать. Впрочем, они и не нуждались в половой близости... Один из таких моих «дружков» был советником английского посла. Однажды он предложил мне заключить с ним контракт: за тысячу фунтов стерлингов в месяц я должна была играть роль изощренной великосветской дамы и по первому вызову, днем ли, ночью ли, мчаться к нему и делать всё, что он мне предварительно продиктует по телефону. .. Предложите, конечно, заманчивое, но меня беспокоил его слишком буйный темперамент. Он переодевался в женское платье и хотел, чтобы я его унижала и оскорбляла... Я должна была называть его женским именем и обращаться с ним, как со своей собственностью, ну, скажем, как с провинившейся домработницей. Кстати,! его коллекции женских трусиков можно было позавидовать — она стократ превосходила мою...

Другой мой «дружок» хотел, чтобы я делала вид, будто отрезаю у него член огромным ножом. Я изображала всё, как он просил. Как оказалось, его девушка когда-то проделала с ним этот трюк, но не понарошку, а всамделишно, и чуть было не лишила его мужского достоинства. Так вот, с тех пор от ощущения лезвия ножа на коже он балдел и достигал оргазма...

Вообще-то, иметь дело с «анютиными глазками» — всё равно, что вертеть в руках гранату с выдернутой чекой: постоянно испытываешь страх, что она вот-вот взорвется. С этой публикой нужен постоянный контроль. Над ними и над собой. Ты командуешь, а они тебе подчиняются...

Однако такие отношения очень неустойчивы: «дружки» иногда начинали использовать мои штучки против меня же... Но я, как правило, умела увидеть, когда у них наступал перелом, ну, и предвосхищала последствия... Какое-то время они мне нравились больше, чем иранец, из-за того, что к ним не надо даже прикасаться...

Я пришла к заключению, что их нужно было провести через три стадии. Первые две — унижение и рабское состояние. Во время третьей они просто мастурбировали передо мной. Но в течение всего общения необходимо было с ними разговаривать, постоянно подчеркивая, что они недостойны даже прикоснуться ко мне... Я на собственном опыте убедилась, как можно вертеть людьми с помощью одних только слов и команд... Знаете, Леонид Иосифович, мне кажется, «анютины глазки»—не редкость среди английских и голландских дипломатов, даже притом, что их жены здесь, в Москве...