Кадеты Точка Ру - Никос Зервас

Телегин с улыбкой пододвинул Георгию Изяславовичу селёдку.

– Вы закусывайте и хлеб тоже берите. Значит, направляетесь в Манильчиково?

– Увы, увы. Как замечено, вынужден скитаться. Знаете ли, наш закон о реституции так несовершенен! Временно приходится работать по найму, и непрерывно в разъездах. Спешу в Калугу, к тамошним патриотам. Буду консультировать по сложнейшим и запутанным вопросам исторического наследия, так сказать. Гм. Здесь заканчивается. Вы разрешите, я опустошу?

– Допивайте бутылку, и будем спать.

– И вынужден ждать, пока восторжествует закон. А тем временем, в моём родовом гнезде по-прежнему располагается вульгарный клуб, и там плюются подсолнечниками ужасные колхозники из деревни Дешовки…

– Дешовки? – Телегин поднял глаза. – Я как раз туда.

– Вы несчастный человек, это гиблое место! Деревня в каком-нибудь километре от моей усадьбы, и поверьте, я знаю про Дешовки всё.

Блестя глазами, молодой историк и потомственный дворянин поведал Телегину страшную историю о проклятой деревне. Якобы ещё во времена хана Батыя, когда неподалёку от Дешовок насмерть оборонялся от азиатских захватчиков крепкий город Козельск, жители деревни предпочли миром поладить с завоевателями и дёшево откупились от монголо-татар собольими шкурками. Так вот их и прозвали – Дешовки. С тех пор, по устоявшемуся преданию (а так это или нет, кто знает), деревня проклята за предательский сговор с кочевниками: здесь живут одни пьяницы, воры и лентяи.

– У них там половина деревни носит эту фамилию! Дешовкины! Они ходят в мою усадьбу и смотрят индийские кинофильмы, и плюют на древний фамильный паркет! Впрочем, осталось недолго. Ваше здоровье!

– А до Оптиной пустыни от Дешовок далеко? – спросил, Телегин. – Мне говорили, рядом…

– Да, да, совсем рядом, – обрадовано закивал попутчик и стал рассказывать про Гоголя, который сжёг в Оптиной неудавшиеся рукописи, про трёх тамошних монахов, которых несколько лет назад зарезал на Пасху одержимый сатанист.

– Странные места, – грустно улыбнулся Телегин. – Тут тебе и Козельск, и Оптина – две такие крепости! А рядом, под самым боком, – Дешовки какие-то.

– Удивительный край, восхитительный и парадоксальный, – оживлённо закивал наследник Манильчиковых. – Не случайно ведь, братья Карамазовы тоже из наших мест, можно сказать, земляки…

* * *

Телегин заранее взвалил самый большой рюкзак на спину, второй – поменьше – повесил на грудь, в левую руку взял тючок с палаткой и спальным мешком, а правой помахал Григорию Изяславовичу, который непременно пожелал лично проводить любезнейшего Виктора Петровича.

– Всего наилучшего! Может быть, ещё увидимся и продолжим нашу беседу, непременно продолжим! – кивал и улыбался пьяненький наследник Манильчиковых.

– Пока, брат! – Телегин шагнул на пустой перрон.

По грязной, раскисшей обочине Телегин шагал тяжело и небыстро. Редкие грузовики проносились мимо, обдавая отставного подполковника грязной моросью.

– А здесь красиво, – сказал себе Телегин, поглядывая на могучие сосны, возвышавшиеся по обеим сторонам поганенькой бетонки. – Только ворон многовато, и каркают противно.

Мимо прогромыхал грязноватый «УАЗик» и вдруг, точно вкопанный, остановился метрах в полсотне впереди. «Вроде не милицейский?» – сощурился Телегин. Когда бывший сотрудник ФСБ, гремя консервами, точно рыцарь доспехами, поравнялся с машиной, пассажирская дверь отворилась. Внутри сидел огромный чернобородый монах и внимательно смотрел Телегину в глаза.

– Залезай, – предложил борода. – Подвезу.

За всю дорогу монах не промолвил ни слова – но почему-то привёз Телегина не куда-нибудь, а именно в Дешовки.

– Спасибо, – поблагодарил подполковник, вытаскивая рюкзаки.

– Как звать-то? – вдруг спросил водитель, уже включая передачу.

– Виктор.

– Ну-ну… – вздохнул монах и дал газу.

Телегин пристально посмотрел вслед «УАЗику», который, резво потряхиваясь на колдобинах, завернул за угол мрачного, выгоревшего изнутри дома с заколоченными провалами окон. Виктор Петрович оглянулся на разбитую церковь, на два метра ввысь исписанную русской матерщиной и английскими ругательствами. Потом перевёл взгляд на обглоданный скелет автобусной остановки, которая, по совместительству, служила общественным туалетом. Перешагнул через мычащего мужика, пытавшегося заснуть в придорожной луже, и сказал вслух:

– Да. Места тут знатные.

Потом помолчал, вздохнул и добавил:

– И воздух лучше, чем в Москве…

– А чтоб ты сдох, сволочь! – на удивление отчётливо выговорил пьяный и снова упал в лужу разбитым лицом.

«Дорогой брат Виктор!

Были очень рады получить от тебя письмо. Твоё желание найти того мальчика – это желание благословенное. Ты пишешь, что последний месяц совесть не давала тебе покоя, подводя к такому решению, но это не до конца так, потому что совесть не сама по себе не даёт покоя человеку, но Бог через муки совести терпеливо зовёт человека к Себе, как и через любую другую боль. И вообще, слава Богу за боль, потому что с её помощью человек становится лучше или, по крайней мере, перестаёт становиться хуже. О том, что так сложились твои обстоятельства на работе, не жалей слишком. Старец говорит, что всё равно войны тебе хватит ещё надолго. (Но не знаю, радует тебя или огорчает этот «прогноз».) «Суды Господни – бездна многа», и сложно сразу увидеть что-то глубокое в цепочке мелких частностей. Лучше научись доверять Богу во всём.

Ты спрашиваешь о том, что такое «духовные законы»? Я тебе объясню. Как в природе существуют свои законы, так в жизни духовной – свои. Предположим, человек бросает вверх какой-то тяжёлый предмет. Чем с большей силой и чем выше он его подбросит, тем с большей силой предмет упадёт вниз и разобьётся. Это природный естественный закон. А в жизни духовной: чем выше человек поднимается от своей гордости, тем сильнее будет его духовное падение, и в соответствии с высотой своей гордыни он разобьётся духовно. Это может быть или отдельный человек, или объединённые чем-то люди, или даже целый народ. Закон один – гордец поднимается вверх до какого-то предела, а потом падает и терпит полную неудачу. Ну ладно, потом ещё вернёмся к этой теме. Напиши, как устроишься. Всегда тебя помним.

С любовью…»

Глава 10. Совещание Лиги колдунов.

– Что ж ты делал в городе? Видел наших?

– Как же! Наших там много: Ицка, Рахум, Самуйло, Хайвалох, еврей-арендатор…

– Пропади они, собаки! – вскрикнул, рассердившись, Тарас. — Что ты мне тычешь своё жидовское племя! Я тебя спрашиваю про наших запорожцев.