Полукровка. Крест обретенный - Андрей Константинов

С самого первого дня Габузов обнаружил в уголовном деле столько процессуальных нарушений, что в какой-то момент дыбом у него встали не только волосы на голове, но и усы. Однако он разумно не стал тыкать в горбатый греческий нос следователя, ведущего дело Головиной, многочисленными просчетами и огрехами следствия. Напротив, в ходе личной встречи с представителем прокуратуры с невозможным именем Харитон, Сергей с лисьей хитростью расточал пред ним елей и беспрестанно цокал языком, восхищаясь прозорливостью и профессионализмом греческого следствия. По итогам этой встречи Харитон наверняка сделал вывод о том, что привлеченный Ставраки «русский специалист» не опасен: подобострастный и заискивающий вид Габузова окончательно убедил следователя в том, что все усилия стороны защиты будут сосредоточены исключительно на том, чтобы максимально смягчить приговор клиентке, в виновности которой Харитон абсолютно не сомневался. Ну да, как говорил дед Тигран, «худа та мышь, которая только одну лазею знает». Следователь вел дело формально, спустя рукава, а потому совершал одну ошибку за другой. Габузовым же ошибки эти тщательно отмечались и откладывались в особый сундучок, как золотые дукаты скупым рыцарем.

Следует признать, что подобного уголовного дела в следственно-адвокатской практике Сергея Эдуардовича еще не было. С одной стороны, лично зная всю подноготную этой истории (а точнее будет сказать, оперативной комбинации), он ни на секунду не сомневался в невиновности своей подзащитной. Но с другой — одно лишь это знание к делу не подошьешь, а нынешний его, достаточно скользкий статус, дополнительных активных следственных действий ну никак не допускал. Рекомендованный Арамом «русский юрист Макар» проходил у них всего-навсего консультантом, наблюдателем, если угодно — этаким консильери. Да и то, на общественных началах. Официальным же процессуальным лицом являлся Ангелос Ставраки, который в деле защиты Самсут Матосовны Головиной, мягко говоря, жилы не рвал. Побывав на вилле Тер-Петросянов и пообщавшись с домочадцами покойного, Ставраки хотя и сделал для себя вывод, что вина подзащитной отнюдь не очевидна, но при этом понял, что больших денег на этой теме не срубить. Да, похоже, вообще никаких не срубить. А посему смысла особо напрягаться Ангелос не видел. Тем более, что разработка версии о причастности к убийству кого-то из родных, на которую особо напирал Габузов, ничего кроме неприятностей пожилому адвокату не сулила. Так, что русская «стрелочница» в данном случае устраивала почти всех… Такова жизнь! Как говорится, «случись беда — все на немого свалят».

Между тем, от скрупулезно собранных Сергеем нестыковок и противоречий, «сундучок скупого рыцаря» распух уже совсем до неприличия. Отныне у Габузова имелось всё необходимое, дабы на судебном процессе камня на камне не оставить от доказательной базы стороны обвинения. Вот только доводить дело до суда Сергею очень не хотелось. Во-первых, он прекрасно понимал сколь тяжелым испытанием, каким неимоверным стрессом для невиновного человека является сам факт судилища. То бишь судебной процедуры как таковой. Оно конечно — освободить-то освободят, да вот только рубец в душе после этого останется на всю жизнь. А во-вторых, существовало ведь еще и незаконченное дело о наследстве. Время шло, и с каждым днем, фора, невольно предоставленная Швербергу и его французским партнерам, возрастала. Последнее обстоятельство особенно подстегивало, заводило и злило Габузова. Уж такую ненависть он нынче испытывал к Илье Моисеевичу, коварный план которого в очередной раз предсказуемо-удачно сработал, что даже «кушать не мог». В этом смысле, свое участие в процессе Головиной питерский адвокат рассматривал не как интеллектуальное состязание с греческой системой правосудия, а скорее как юридический поединок лично со Швербергом. Словом, никакого бизнеса — только личное! Сергей Эдуардович неутомимо плел свои сети, ездил на виллу в Кифисию, на перерабатывающий завод, в магазины, порт, псаротаверну и слушал, слушал, слушал…

Самое удивительное, что в своих многочисленных беседах как-то совсем незаметно для себя и за очень короткий срок Габузов прилично поднаторел в английском, греческом и армянском. Впрочем, у него с ранних лет наблюдались способности к языкам. Теперь же произношение трудных, но красивых армянских слов стало ему отнюдь не в тягость, а напротив, доставляло все большее наслаждение… И почему он так мало занимался с дедом? В эти дни Сергей все чаще вспоминал его хитрую улыбку сквозь седые усы и гортанную присказку деда: «Сар джур хмох — сирд ховацнох! 19» В такие моменты убитый соковый магнат Самвел Тер-Петросян на мгновение представлялся Габузову его родным дедом, и еще сильнее овладевало им желание отомстить Савве Кристионесу и нанести, наконец, ответный, решающий удар. И вот в какой-то момент Сергей Эдуардович вдруг сам для себя отчетливо осознал — всё, пора!

Наиболее трудным оказалось решить единственный организационный момент. Дело в том, что разработанный Габузовым план мог сработать лишь при условии, что на очередную встречу стороны защиты со следователем явится представитель потерпевшей стороны. И не абы кто, а именно Савва Кристионес. Он же Рюпос. Так что пришлось втемную задействовать Ангелоса Ставраки, который дозвонился до безутешного в своем горе зятя и со всем уважением попросил его подъехать к Харитону для согласования некоторых вопросов.

И, к вящему удовольствию Габузова, Савва согласился. Видимо, самонадеянно посчитал, что адвокаты собираются выбросить белый флаг и начать торги за смягчение участи своей подопечной. А вот Сергей считал… перпендикулярно. Ибо задуманная им разводка, в случае успешной реализации, должна была, как минимум серьезно испортить настроение Рюпосу. А как максимум — защелкнуть на его руках наручники прямо там, в кабинете следователя Харитона.

Утренняя встреча в полицейских верхах, которую сам Харитон поначалу окрестил формальной, продолжалась уже более часа. Причем последние минут двадцать вниманием немногочисленной аудитории полностью завладел Габузов. «С чувством, с толком, с расстановкой» он методично плёл словесную вязь, которая, судя по выражению лица Саввы Кристионеса, нравилась ему всё меньше. Не нужно быть профессиональным физиономистом дабы понять, что Рюпос уже не раз пожалел о своем авантюрном решении приехать в полицейский участок.

— …В этом мире, а особенно в криминальных его проявлениях, ничего случайного не бывает, — с пафосом вещал тем временем Сергей. — Соответственно, нельзя не учитывать того факта, кто в результате этой смерти выиграл, а кто проиграл. И тут перед нами складывается весьма странная картина: Самсут Матосовна Головина, которую обвиняют в убийстве, потеряла в результате внезапной смерти Самвела Тер-Петросяна всё, что имела. Плюс — всё то, что в обозримом будущем могла получить от покойного. Причём, получить даром.

— Да, но насколько я помню, изначально уважаемый Ангелос настаивал на том, что ваша подзащитная могла совершить это преступление, находясь в состоянии аффекта? — резонно остановил Габузова следователь. — А раз так, то в тот момент она едва ли раздумывала о том, что приобретает, а что теряет.

«Ч-черт, как же я забыл? До того как я подключился к этому делу, Ангелос действительно строил линию защиты именно с этих позиций. Самый оптимальный вариант для адвоката, который не собирается рыть землю в поисках доказательств невиновности клиента, — пронеслось в голове Сергея Эдуардовича. — Н-да, по этой линии у меня явный незачет. Ладно, пойдем другим путем»:

— Совершенно с вами согласен. Но всё дело в том, что «аффект» являлся всего лишь одной из первоначальных, рабочих версий защиты. Изучив же все обстоятельства дела, мы с коллегой отныне пришли к окончательному выводу, что наша клиентка вообще не имела отношения к этому убийству.

— А кто же тогда по-вашему имел? — с хорошо уловимой истерический ноткой в голосе поинтересовался Рюпос.

— До этого мы еще дойдем, — невозмутимо ответствовал ему Габузов. — А пока позвольте еще один факт, незаслуженно, на мой взгляд, обойденный вниманием уважаемого следствия. В момент задержания Головина спала в своей постели крепким сном праведника. Спала в доме человека, которого якобы только что убила. Расчетливо, случайно ли — но убила. А после этого вернулась к себе в комнату, спокойно переоделась в ночную рубашку…

— А причем здесь ночная рубашка?! — горячась, снова опередил следователя Рюпос. — И вообще! Всё, о чем вы здесь говорите, на самом деле свидетельствует только об одном: эта русская совсем не глупа и прекрасно понимала, что в такой ситуации ей выгоднее притвориться. Вы же знаете, как умеют притворяться все эти женщины…

Последний пассаж был адресован Харитону, который не без интереса наблюдал за разгорающейся перепалкой.