Я пишу - лучше всех - Николай Переяслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16 - 17 июня. ...Ну наконец-таки и в нашу Москву заглянуло лето! В субботу утром, увидев освободившееся от насупленных туч небо, поехали с Мариной в Загорянку разбирать сваленные на веранде кучей в наш прошлый приезд вещи, однако разгулялась такая замечательная погода, что мы не захотели уезжать и остались там ночевать. Спать, правда, пришлось при включенном электрообогревателе и в одежде, так как ночью ещё довольно холодно, но два прошедших дня были просто чудесными - грело солнце и, разложив наше имущество по полочкам, мы ходили осматривать окрестности, глядели на пасущихся на лугу лошадей, бродили по берегу Клязьмы, балдели от запахов цветущего шиповника, пения соловьев, вида воды и зелени, и если бы не забыли захватить с собой купальники, то обязательно бы залезли в речку...
Впечатления от встречи с природой были настолько острыми, что я думал, не смогу в эти дни даже смотреть на книги. Однако между делом все же успел прочитать роман Александра Трапезникова "Проект "Мегаполис" патриотический боевик, герой которого то и дело влипает в опасные для жизни криминально-политические авантюры, но движимый чувством любви выходит из всего этого чистым, успев при этом вернуть Родине чуть было не вывезенную за границу историческую ценность, наказать подлецов и спасти от уничтожения столицу. Роман написан превосходно - лихо закрученный сюжет не дает отложить его в сторону ни на минуту, но при этом событийная сторона имеет отнюдь не самоценное значение. Главное в романе А. Трапезникова - его глубокая социальная значимость, автор не боится говорить о политическом курсе сегодняшней России, вскрывая антинародную сущность утверждаемого ныне в стране строя. Смущение вносит только по-американски киношная концовка, в которой преследуемый одновременно и бандюками, и всеми спецслужбами России герой и его юная возлюбленная, спасаясь с территории полыхающей огнем и штурмуемой фээсбэшниками базы, успевают вскочить под пулями в небольшой двухместный самолетик и подняться на нем в ночное российское небо. А дальше что? На следующее утро о них все вдруг забудут и прекратят пытаться их ликвидировать? Простят герою то, что он сорвал план сверхсекретной операции, узнал не предназначавшуюся для него информацию? У меня такие вот символические выходы из смертельно закрученных сюжетов вызывают обычно только раздражение...
* * *
...Вернувшись в Москву, узнали, что Вячеслав Полунин проводит сегодня на Тверской улице парад карнавалов. В честь чего, правда, неизвестно. Да и сами такие карнавалы вроде бы исконно русскими праздниками никогда не являлись. Но разве кому-нибудь сейчас для организации шоу ещё нужны народные традиции или хотя бы какие-нибудь даты? Чем диковиннее и экзотичнее - тем лучше. Как, например, день святого Валентина, который в этом году праздновали во всех школах русской столицы. Да ещё и заставляли детей писать кому-нибудь из своих одноклассников признания в любви. Я, правда, своей Алинке не разрешил этого делать - думаю, что для третьего класса такой опыт несколько преждевременен. Если, конечно, не мечтать увидеть свою дочь - проституткой...
* * *
...Перед сном посмотрели по телевизору фильм "Брат-2", против показа которого по ТV протестовали украинцы, говоря, что он сеет межнациональную вражду и рознь. Но протестовать, на мой взгляд, надо было скорее американцам, так как в первую очередь этот фильм создает отрицательный образ Соединенных Штатов. По сути дела, именно эта его - редкая для нашего откровенно прозападного искусства - антиамериканская заряженность единственно и отличают этот фильм от потока аналогичной кинопродукции о суперменах-одиночках, заваливающих зрителя трупами, как доказательствами существования высшей справедливости. Я и сам когда-то написал похожую повесть под названием "Прости, брат, мне приказано тебя убить", в которой в противовес распространявшимся тогда по России культам американских супергероев попытался создать образ своего русского Рэмбо - этакого паренька, метр с кепкой ростом, который бы мочил бандюков не хуже героев Сталлоне или Шварценнегера. Я даже хотел тогда создать журнал под названием "Русский Рэмбо", который был бы посвящен русским, патриотически ориентированным боевикам.
И вот - "Брат-2", продолжающий эту мою идею. Фильм, в котором полтора часа мочат всех и в сортирах, и где это только возможно, и при этом говорят о Родине. Антиамериканизм и органично дополняющая его (и что особенно невероятно - откровенно декларируемая создателями фильма) любовь к России это то, что можно отнести чуть ли не к революционным подвижкам в отечественном кинематографе последнего десятилетия. Всё же остальное - то есть сами горы трупов, которые Бодров наворачивает на пути своего шествия через сюжет - это, по сути, только копирование образцов кинопродукции той самой Америки, против которой якобы и нацелен фильм. Потому что психологическая основа у него уже не русская, а американская, и схема развития сюжета - тоже. Подобно множеству американских фильмов, "Брат-2" рассказывает, как герой отомстил мафии за убитого ими брата, легко и хладнокровно перестреляв для этого кучу народа в Москве и Чикаго. Для героя не существует ни расстояний, ни языковых, ни финансовых проблем, волей создателей сюжета он свободно перемещается по свету и валит, валит, валит вокруг себя трупы приговоренных им к высшей мере наказания людей...
САМОСУД - вот та главная черта, которая выводит и этот фильм, и аналогичные ему произведения за рамки исконно русского искусства. Никогда в истории нашей литературы (и позднее - кино) физическое отмщение преступнику или обидчику не являлось, так сказать, самоцелью акта возмездия. Главным для русского человека всегда было - восстановление справедливости на внутреннем, духовно-нравственном уровне, а не путем самочинной расправы над злодеем (что равнозначно опусканию себя до уровня такого же самого убийцы, как и он). И если в Америке, выросшей с судом Линча в крови, совершение самочинного акта возмездия воспринимается как законное завершение истории о восстановлении попранной справедливости, то у нас оно вызывает целый ряд вопросов. Ибо для меня как раз важно знать, не то, как герой превзошел американских бандюков и полицейских, а что с ним будет, когда он выйдет из самолета в России, где его ждет либо суд за совершенные убийства, либо пуля от охотящихся за ним мафиози. Так что концовка вызывает такое же раздражение, как и прочитанный днем раньше роман Александра Трапезникова.
18 июня, понедельник. Отдал на прочтение рукопись своего романа о Москаленко - один экземпляр в "Роман-журнал, ХХI век", а другой в "Наш современник".
Днем в кабинете Геннадия Иванова встретил Сашу Кана - мы с ним одновременно учились в Литинституте, я у Валентина Сидорова, а потом у Всеволода Алексеевича Сурганова, а он, кажется, у Вячеслава Шугаева. Его считали надеждой курса, он опубликовал в каком-то коллективном сборнике роман, много писал. Но в Алма-Ате жизнь не сложилась и он переехал в Москву к другому нашему сокурснику - Леониду Артюшенко, который руководит сейчас рекламно-издательской фирмой и смог предоставить ему работу.
К Иванову же Саша пришел, чтобы узнать об условиях приема в члены СП. Я помог ему написать заявление.
19 июня. Полистал с утра принесенный вчера из Правления "Роман-журнал, ХХI век", а также поэтический сборник Станислава Золотцева "Летописец любви", который он передал в МСПС через Марину. Стержневая публикация "Роман-журнала" - это, без сомнения, цикл очерков покойного Д.М. Балашова "Города страны", посвященный портретам Киева, Смоленска, Пскова и других исторических центров Руси-России. Но запоминаются в них не столько даже заметки о самих городах, сколько высказывания писателя об искусстве и литературе. Говоря, например, в "киевской" главе о Гоголе, Дмитрий Михайлович восклицает: "...И тут я, человек верующий и убежденный православный, скажу, может быть, ересь, но ересь, в которую верую и на которой стою и буду стоять, выстрадав её многими десятилетиями и размышлений, и наблюдений, и исторических исследований, и творческого труда. А именно: художник не подчинен никому, никакой земной (даже церковной!) власти, ибо творческая реальность есть высшая реальность, по которой выстраивается всякая другая..." И чуть далее еще: "...Конкретные наблюдения за талантом приводят к убеждению, что талант дается свыше, нисходит, так сказать. Его можно загубить, но создать искусственно невозможно..."
Потом следуют воинская повесть Кавада Раша "Железные солдаты" - о железнодорожных войсках и истории железных дорог России, и целый ряд других материалов в жанре прозы, поэзия и очерка...
И все время, покуда я сидел и листал журнал, в голове вертелся один странный вопрос: почему, когда оцениваешь каждый материал в отдельности, он кажется вроде бы и весомым, и значимым, и интересным, а от всего номера в целом веет ярко выраженной скукой? То же самое - и со стихами Золотцева: каждое само по себе вроде замечательно, а вся книга целиком кажется уже неоднократно ранее читанной... Я давно разлюбил поэзию Андрея Вознесенского, но я ведь не забыл, с каким чувством брал много лет назад его новые книги - это было действительно ожидание встречи с НОВЫМ, поэт всегда удивлял своей неожиданностью, выходом на какие-то новые уровни. И пускай это частенько было и чистым трюкачеством, эпатированием публики, но он (да и не только он один!) не позволял потерять к себе интереса, не давал читателю ПРИВЫКНУТЬ к своему творчеству, избегал предсказуемости. А в сегодняшней литературе этого почти не стало, и потому она сделалась скучноватой...