Порою нестерпимо хочется… - Кен Кизи

Мальчик прижимает руку ко рту, словно надеясь при ее помощи извлечь слова из горла. Он трясет головой, сквозь пальцы вырывается стон.

— Нет? Может… может, тогда эта качка? Ты что-нибудь съел утром?

Генри еще не видит слез, текущих по его щекам. А мальчик будто не слышит старика. Генри качает головой:

— Наверно, съел что-нибудь жирное.

Мальчик даже не смотрит на Генри. Он не может отвести взгляда от своего брата. Может, он считает, что это Хэнк с ним говорит?

— Ну… ты… подожди, — наконец подавив страх, произносит он. — Мммм, да, малыш Хэнк, придет день и ты получишь за то, что ты…

— Я? Я? — вспыхивает Хэнк, подпрыгивая на месте. — Тебе сильно повезло, что я не свернул тебе шею! Потому что, малыш…

— Подожди, подожди, пока я…

— …если б ты не был ребенком, я бы…

— …не вырос!

— …после того, как я узнал, чем ты занимался…

— …ты только подожди, пока я подрасту, чтобы…

— …маменькин сынок…

— Что?! — кричит Генри, и оба замолкают. — Во имя Создателя, о чем это вы?

Братья смотрят на дно лодки. Лоскутное стеганое одеяло не шевелится. Наконец Хэнк разражается хохотом:

— А это по поводу одного дельца, которое было у нас с малышом. Небольшое такое дельце, правда, малыш?

Мальчик слабо кивает. Генри, удовлетворившись ответом, снова берется за весла и начинает грести; Хэнк бормочет что-то по поводу того, что, если ты предрасположен к морской болезни, нечего есть жирную пищу по утрам. Ли борется со слезами. И, прошептав еще раз: «Ты…», затыкается и смотрит за борт на воду. «Да… только… ты… подожди».

Весь остальной путь в лодке и в машине до вокзала Ваконды он молчит. Молчит он и тогда, когда Хэнк шутливо прощается с ним и его матерью в поезде, желая им успешной дороги, молчит так мрачно и мстительно, что можно подумать — это ему придется ждать, а не его брату…

И последующие двенадцать лет, осознанно или неосознанно, Ли ждал, пока из Ваконды, штат Орегон, ему не пришла открытка от Джо Бена Стампера, сообщавшая, что старик Генри выбыл из строя с больной рукой и ногой и еще всякими болячками, что дела у них идут паршиво и что им нужна помощь, чтобы успеть к сроку по контракту, — им нужен еще один Стампер, чтобы не связываться с тред-юнионом, — и поскольку ты единственный родственник, который не работает с нами… ну, так как, Ли? Так что, если ты готов, мы могли бы вместе…

И сбоку приписка, сделанная другой, более сильной рукой:

«Наверно, ты уже вырос, Малыш!»

Я всегда считал, что хорошо бы нанять какого-нибудь лоточника сбывать мой товар. Подмигивающего, улыбчивого торговца, мастера своего дела с луженой глоткой, чтобы он высовывался из своего ларька и размахивал руками с засученными белыми манжетами, привлекая внимание проходящих: «Ну-ка, ну-ка, посмотрите! Обыкновенное чудо нашего мира, парни-девки! Визуальный раритет! Верти туда-сюда, смотри сквозь него… и окажешься неизвестно где! А все дело в том, что внутри одна в другой лежат концентрические сферы… но простым глазом их не увидишь, для этого нужны специальные научные приборы! Да, ребята, настоящее научное чудо! Уникальная вещица! Вы что, не согласны?..»

И все же надо сказать, что вдоль всего западного побережья разбросаны городишки, очень сильно напоминающие Ваконду. Самый северный — Виктория, южный — Эврика. Эти городки, зажатые между океаном и горным хребтом, живут только тем, что им удается отвоевать от того и от другого. Городки, обреченные своим географическим расположением, обкрадываемые фиктивными мэрами и коммерческими фирмами, увязшие в застывшем времени… облупившиеся стены консервных заводов, заросшие лишаем и мхом лесопилки… как все они похожи друг на друга — словно матрешки. Изношенное оборудование, устаревшая электропроводка. И люди, постоянно жалующиеся на тяжелые времена, плохую работу, недостаток денег, холодные ветра и предстоящую суровую зиму…

И вокруг каждой лесопилки, как правило стоящей на реке, и каждого консервного завода с прогнившими досками на побережье разбросаны человеческие жилища, скорее напоминающие собачьи конуры. Полоса мокрого асфальта, освещенная неоновым светом, представляет собой главную улицу. Даже если на ней и встречаются светофоры, то это скорее дань традиции, нежели мера предосторожности… Член транспортной комиссии на заседании муниципалитета: «В Нэхалеме у них целых два светофора! Я не понимаю, почему у нас нет ни одного. Честное слово, как будто у нас нет гордости».

Ему представляется, что все дело в отсутствии светофоров.

По соседству с прачечной — киношка, функционирующая по вечерам четв., пят. и суб. Оба учреждения принадлежат одному и тому же мрачному и болезненному типу. Афиша гласит: «Пушки острова Наварон». Г. Пек. 99 центов. Только на этой неделе». На противоположной стороне улицы за окнами выставлены потрепанные отретушированные фотографии домов и ферм… Там проживает лысый зять кино-прачечного магната — агент по продаже домов, имений и земельных участков, известный своими махинациями с закладными и красноречием на торжественных обедах: «Друзья, мы живем на земле будущего! Это спящий гигант. Конечно, не все так просто, перед нами стоят большие трудности. Уже восемь лет мы живем под властью этого держиморды из Белого дома. Но мы уже подняли головы, и теперь все в наших руках. Мы — хозяева жизни!»

Он сидит за столом, усыпанным стружкой, а перед ним стоит коллекция деревянных фигурок, которые он выточил сам, своими умелыми руками, и взоры этой деревянной армии обращены через окно на улицу, на длинный ряд заброшенных магазинов. Висящие на дверях таблички «Сдается внаем» отчаянно призывают хозяев вернуться, вымыть покрытые известью окна, заполнить полки сверкающими рядами банок с консервированным мясом и фасолью, а стеклянный прилавок — картонками со сластями из Копенгагена; чтобы вокруг очага собрались бородатые, потные парни в шипованных сапогах, которые еще лет тридцать назад готовы были переплачивать в четыре раза за дюжину яиц, парни, которые пользовались только бумажными деньгами, так как мелочь просто высыпалась из их дырявых карманов. «Продается», «Сдается внаем» — гласят таблички на дверях. «Благосостояние на Новых Землях» — провозглашает агент-оратор, сидя за стаканом пива. Хитрый делец, заключивший со дня основания своей конторы единственную сделку с конопатым мужем собственной сестры и жалким обанкротившимся владельцем киношки по соседству с прачечной. «Черт побери, дальше будет лучше! Только из-за этой чертовой власти мы переживаем спад!»

Но со временем жителей Ваконды начали посещать сомнения. Первыми зашевелились члены тред-юниона: «Дело не в администрации, дело в механизации. Электропилы и переносные движки — в два раза меньше людей могут