Богатырские фамилии (Рассказы) - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога то лесом идёт, то полем, то влезет петлей на взгорок, то снова глухоманью, низиной тянется.
Зима. На санях двинулись в путь крестьяне. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и ещё человек пятнадцать. Четверо саней — полно в них народу. Кто помоложе, рядом бегут на лыжах.
Растянулся торжественный поезд.
Прибыли в церковь. Окрестил новорождённого батюшка. Взял, опустил в купель. Вот и всё — младенец теперь под защитой бога считается.
Повернули домой крестьяне. Бегут лошадёнки. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и ещё человек пятнадцать. Кто помоложе — бегут на лыжах.
В это же время той же дорогой отступала колонна белых.
Среди белых солдат Филимон Косой. Знают солдаты — кругом партизаны. Неуютно солдатам в лесных просторах. Косит глазами Косой направо, косит глазами налево. Кусты, сугробы пронзает взглядом.
Смотрел он, смотрел и высмотрел:
— Партизаны!
Смотрят белые. Из-за сосен и кедров выходят сани. Людей в санях много. А рядом ещё на лыжах.
Дорога лесная, узкая. Слева и справа снега, сугробы. Впереди партизаны, рассуждают белые, и сзади, видать, партизаны, рассуждают белые. Глаза велики у страха. Ясно белым — попали в засаду.
— Братцы, спасайся! Бросай оружие! — завопил Косой.
Белые словно только команды ждали. Побросали винтовки на снег. Подняли руки.
То-то поражались и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и все остальные гости.
Подобрали они винтовки. Как дрова, уложили в сани.
А здесь подоспел и настоящий партизанский отряд.
Взяли в плен партизаны белых.
Вместе с другими в плену Косой.
— Вот так ошибся! Как обознался?!
— Не ошибся, не ошибся, — ему в ответ. — Вся Сибирь стала одним партизанским краем.
«ЭЙ, СТАРЫЙ! ЭЙ, ЛЕШИЙ!»Затерялось в сибирских просторах село Рассказовка. А недалеко от Рассказовки второе село — Бобровка.
Действовал в этих местах партизанский отряд.
Напали как-то на Рассказовку колчаковцы. Хотели расправиться с партизанами. Никого не застали. Подпалили Рассказовку.
Из Рассказовки двинулись в Бобровку. Идут, идут. Не появляется что-то Бобровка. Прошло ещё какое-то время. По-прежнему нет Бобровки.
Ясно колчаковцам — сбились где-то они с пути, заблудились.
Повезло колчаковцам. Вышли колчаковские солдаты к лесной сторожке, к дому лесника Фёдора Степановича Гуляева.
— Эй, старый, далеко до Бобровки?
Посмотрел на солдат лесник. Ясно — белые.
— Так ведь дорогой какой идти. Болота кругом, трясины.
— Короткой дорогой, короткой! — кричат белые. — Собирайся, веди!
Собрался лесник. Палку свою неразлучную взял. Седьмой десяток идёт Гуляеву.
Идут они лесом, пробираются сквозь чащобы. Тут обойдут болото, там обогнут трясину. Гуськом, еле заметными тропками движутся.
— Скоро? — кричат колчаковцы.
— Скоро, — отвечает Гуляев.
Прошло какое-то время.
— Скоро?
— Совсем уже скоро. Вот тут ещё с горки, потом на горку. Потом влево, потом направо.
Шагают, идут колчаковцы. И вдруг:
— Эй, стойте! А где же старик?
Остановились. Нет старика. Не видно.
— Эй, старый!
— Эй, леший!
Не отзывается провожатый.
Оказывается, поступил Гуляев так же, как когда-то знаменитый Иван Сусанин. Завёл он врагов в болото, в дремучий-дремучий лес.
Пришёл после этого старик в село Бобровку. Встретил здесь партизан. Обо всём рассказал. Собрались партизаны. Окружили в лесу колчаковцев. Уничтожили весь отряд.
За свой подвиг Гуляев был награждён орденом Красного Знамени.
Вскоре после разгрома Колчака Фёдор Степанович Гуляев попал в Москву. Прибыл сюда ходоком от крестьян Сибири. О Гуляеве — сибирском Сусанине знал Владимир Ильич Ленин. Принял Гуляева Ленин.
Долго они беседовали. О сибирских людях, делах, лесах. Заговорили и о Колчаке.
— Приказал долго жить Колчак, — сказал Гуляев.
— Приказал, приказал, — улыбался Ленин. — Значит, наша взяла. Значит, сила наша.
Прощаясь, Владимир Ильич подарил Гуляеву боевую шашку в серебряных ножнах.
Вернулся старик в Сибирь, в родную Бобровку. Послушать Гуляева собирались люди за много вёрст. Рассказывал Гуляев про встречу с Владимиром Ильичём. Боевую шашку из ножен вытаскивал.
Не расставался Гуляев с шашкой. Всюду носил с собой.
— Ношу при себе, — говорил старик. — Вдруг как новый Колчак объявится!
ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ШУБАРазбили красные белых у Тобола, у Ишима. Взяли города Тобольск, Ишим. Пошли к городу Омску.
Не было у колчаковских генералов больших побед. А вот генерал Римский-Корсаков отличился. Выиграл он сражение.
Дело было так. К Омску красные подошли стремительно. Не ожидали так скоро их колчаковцы, хотя и не верили, что удержат Омск. Стали отводить из Омска свои части. Увозить военное снаряжение.
Так было и в тот день. Генерал Римский-Корсаков ехал в санках в присутствие. Был он генералом по хозяйственной части. Быстро бежит рысак. Шуба богатая на генерале. Папаха на голове.
— Эй, сторонись, эй, берегись, его высокоблагородие едет!
Мчит генерал. Видит: стоит группа военных. Ясно — солдаты. Поравнялись санки с солдатской группой. Не заметили солдаты генерала. Не вытянулись в струнку. Не отдали честь.
— Разболтались! — вскипел генерал.
Остановил он санки.
— Ах вы такие, сякие, этакие! — гневается генерал на солдат.
Распекает генерал Римский-Корсаков солдат, а те улыбаются.
«Что такое?! Бунт?!» — хотел крикнуть генерал. Присмотрелся — да это же красные.
Да, это были красные. Брянский полк. Преодолели брянцы за сутки сто километров. И вот уже в Омске.
Вытряхнули бойцы генерала из санок. Вытряхнули из шубы. Сняли с головы генеральскую папаху. Папаху и шубу отправили в дар караульным. Самого генерала — в штаб.
Не так обидно генералу Римскому-Корсакову, что в плен его взяли, как жаль, что лишился папахи своей и шубы. В штабе у красных первым делом твердит:
— Шуба! Папаха! Отняли! Без права!..
Был напористым генерал. Не зря по хозяйственной части. Такого наделал шума.
Смешно красным командирам смотреть на белого генерала. Белые Омск оставили. Не сегодня-завтра вообще конец белым. А этот твердит о шубе. Однако сказали красные командиры:
— Верните шубу.
— И папаху, — не отступается генерал.
— И папаху, — распорядились в штабе.
Стали искать генеральскую шубу. Выяснилось, ушли уже дальше брянцы из Омска.
— Не по-советски со мной поступили, — твердит генерал. — Не по-советски.
Вот же шельмец!
Посмеялись красные командиры. Однако распорядились оплатить ему и папаху и шубу.
Победил генерал. Выиграл он сражение.
ПРОДЕЗИНФИЦИРОВАЛСтрог командарм Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.
Столицу Колчака — город Омск освободили дивизии, входившие в армию Тухачевского. Много здесь разных трофеев красным войскам досталось. Богатые склады. Сотни вагонов со снаряжением, с боеприпасами. Тысячи пленных. Тысячи раненых.
В отступающей армии Колчака ещё с Урала начал свирепствовать тиф. Болезнь эта тяжёлая, изнуряющая, заразная. Тиф стал грозить и армии Тухачевского.
Энергичен Тухачевский, сразу принял срочные меры. Заработали на полную мощность бани. Были созданы специальные отряды по стирке белья. Появились дезинфекционные камеры. Дивились красноармейцы чудному слову: дезинфекция!
— Поголовная, — требовал командарм.
Заулыбались те, кто знал Тухачевского:
— Продезинфицирует нас Тухачевский, продезинфицирует.
И верно.
Явился как-то Тухачевский в какую-то нестроевую команду. Обратился к начальнику:
— Бойцы помыты?
Оказалось, давно не мыты.
— Бельё свежее?
Оказалось, десятой свежести.
— Одежда продезинфицирована?
Оказалось, что пока ещё тоже нет.
Вызвал Тухачевский к себе начальника. Двери были закрыты. О чём он с ним говорил, как говорил — никто не услышал. Только вышел от командарма начальник краснее рака.
Кто-то бросил:
— Продезинфицировал!
С этого и пошло.
Провёл Тухачевский проверку складов. Выяснил: то не учтено, то не записано, что-то и вовсе пропало со складов. Вызвал Тухачевский складских работников. Двери были закрыты. О чём говорил, как говорил — неизвестно. Только вышли те, как помидоры, красные. Смеются другие:
— Продезинфицировал их Тухачевский!
Быстро взяли красные дивизии Омск. Проявили командиры и бойцы воинский пыл и дерзость. Однако нашлись и такие, кто зазнался теперь от победы. Грудь с излишним проворством выпятили.