Низвергатели легенд - Андрей Мартьянов

– Педику, – своевременно дополнил Казаков. – Вообще-то я и раньше слышал, что у Ричарда было не все в порядке с ориентацией…

Французы ржали в голос. Песенка подданным Филиппа Капетинга безумно понравилась и вызвала изрядный приток денег. Судя по тому, какие взгляды скучавший за стойкой хозяин «Соленого осьминога» бросал на певца, трактирщику полагалось не менее трети от заработанного.

– Эти мерзавцы, – процедил подвыпивший сэр Мишель, яростно посматривая на франков, – своим непочтением оскорбляют моего и вашего короля! И мессира де Борна, лучшего певца Аквитании! Я такого терпеть не намерен!..

Гунтер не успел повиснуть на плечах у рыцаря. Сэр Мишель увернулся, быстро шагнул к середине залы, съездил кулаком в рыло поддельного калеки, который моментально улетел в партер – рука у рыцаря была тяжелая – и, выпятив грудь, повернулся к господам в синих туниках с лилиями французского королевского дома.

– Они его побьют, – быстро сказал Казаков. – Я ведь предупреждал! Черт, их семеро… Ладно, перетопчемся. Ты огнестрелку свою распаковал?

– Предпочитаю полагаться на подручный инструмент, – сквозь зубы ответил Гунтер. – Ничего, может и обойдется. В крайнем случае договоримся.

– Почтенные мессиры, – сэр Мишель пожирал взглядом франков, – если меня не обманул слух, вы только что изволили смеяться над королем Ричардом Плантагенетом? Оскорбление моего сюзерена я почитаю оскорблением самого себя. Если среди вас есть дворяне, то я либо жду извинений, либо, если таковые не воспоследуют, требую поединка.

Высоченный сержант поднялся.

– Жеан де Ле-Бей, – усмехнулся он, представляясь. – Младший сын барона Ле-Бея. Да, мы смеялись над твоим королем. Потому что он заслуживает только смеха. Не может быть королем человек, пусть и храбрый, у которого никогда нет денег, нет дамы сердца и… И его подданные, наподобие вас, сударь, по бедности ходят пешком.

Гунтеру показалось, что сэр Мишель сейчас лопнет. Лицо рыцаря приобрело цвет спелого граната, щеки надулись, светлые усы встали дыбом и, пожалуй, пройди еще пара минут, из ноздрей повалил бы дым.

– Никакого поединка, – насмешливо продолжал сержант. – Его величество Филипп запретил своим воинам драться с англичанами, иначе вашему Ричарду придется идти в Палестину одному. Или только с шевалье де Борном. Много они там навоюют…

– Bastarde! – возопил окончательно выведенный из себя рыцарь, у которого гордость за свою страну и короля накладывалась на воздействие вина сбора нынешнего года. – Никакого поединка? Получай!

Мишель повернулся к столу, за которым сидели Гунтер и Сергей, напряженно вслушивавшиеся в перепалку, схватил первый попавшийся предмет и запустил его в мессира королевского сержанта, сопровождая сие действо длинной формулой речи, коя сжато, но ярко повествовала о предках, рождении, настоящем и будущем господина де Ле-Бея.

…Кувшин летел медленно, по параболической траектории, переворачиваясь в воздухе и плюясь капельками красного вина, остававшегося на донышке к моменту взлета…

– …Я же говорил – свои! – бросил прочим mafiosi длинный предводитель сицилийцев. – Что до меня, то я прозываюсь Роже из Алькамо, младшая ветвь герцогов Апулийских, потомков Танкреда Отвиля и Гильома Железной Руки… Может быть, присядем, мессиры? Кажется, после нашего веселья здесь уцелела пара скамей. Эй, хозяин! Только не говори, что вина не осталось! Кстати, шевалье, с чего вы вдруг решили поссориться с французами?

Бледный хозяин траттории вкупе с двумя помощниками приволок вино и какую-никакую закуску, однако физиономия у него против воли оставалась довольной. Такая прибыль за один день!

Французы иногда начинали шевелиться тогда кто-нибудь из mafiosi вставал, отвешивал вражине пинка, после чего недобитый противник затихал.

По счастью, никто из попутчиков сэр Мишеля в минувшей драке серьезно не пострадал. Гунтеру чуток разбили верхнюю губу – ерунда, даже не ранка, а ссадина, а Сергею рассекли бровь, задев только кожу. И то царапина была получена от его собственной невнимательности – пропустил летящую в него кружку, царапнувшую по касательной надбровье.

– Мне жаль, что так вышло, мессир Роже, – говорил сэр Мишель. – Но эти мерзавцы оскорбили моего короля. Вы бы стали терпеть злословие в адрес его величества Танкреда?

Слово за слово, фраза за фразой. Сицилийские mafiosi на первый взгляд казались милейшими, куртуазными и благовоспитанными людьми, которые, в то же время, не сторонились мелких потасовок, затеваемых ради собственного развлечения. Роже де Алькамо отлично говорил и на норманно-французском, и на норманно-латинском, был сдержанно вежлив, ненавязчиво поинтересовался новостями с севера Франции…

Вскоре выяснилось, что Роже не больше, не меньше как пятиюродный дядя сэра Мишеля – они больше получаса спорили, вспоминая генеалогии норманнских родов, и из их разговора даже искушенный в языке Гунтер с трудом понял треть.

– Роже приходится вроде бы племянником троюродного брата дедушки нашего Мишеля, – прошептал германец сидевшему рядом Сергею. – Хотя кто их разберет. Почти все дворянские семьи Европы так или иначе связаны родственными узами.

Мессиру де Алькамо на вид насчитывалось около сорока лет. Высокий, очень загорелый блондин, по манерам сразу видно, что происходит из почтенной семьи. Остальные, как и водится, являлись его ближайшими родичами – младший брат, племянники, молодые мужья дочерей…

– Одно слово, мафия, – отозвался Казаков на объяснения Гунтера. – Все схвачено, все завязано. Интересно, где их крестный отец? Марио Пьюзо не читал? А-а, он же после войны свой роман написал…

Разговаривали долго. Если вначале Роже де Алькамо относился к Мишелю с обычной вежливостью дворянина, сумевшего помочь другому представителю своего сословия в опасной ситуации, то, когда прояснились кровные узы, Роже оставил свою сицилийцскую гордость и счел норманнского рыцаря едва ли не ближайшим членом семьи. Поминали многочисленных предков, выпили за здоровье барона Александра и супруги самого Роже – госпожи Маго де Алькамо, дочери одного из отпрысков французской семьи де Валуа. Потом выпили еще за что-то или за кого-то, потом за Крестовый поход, потом помянули добрым словом королей Ричарда и Танкреда, благо сестра английского монарха, леди Иоанна, много лет была сицилийской королевой, вплоть до безвременной кончины минувшим летом короля Вильгельма II. Гунтер и Сергей в разговор дворян не вмешивались, предпочитая обмениваться взаимоинтересными репликами. Германцу, как всегда, приходилось переводить с норманнского на английский. Младший брат Роже – молодой, лет двадцати двух, высоченный громила и, судя по виду, страшный забияка, то и дело выбирался из-за стола, отвесить лишних тумаков пытавшимся покинуть поле бесславной битвы франкам.

В общем, знакомство, коему способствовало отличное сицилийское вино, шло полным ходом.

– Мессиры! Эй, кто-нибудь меня слышит?

Человек, стоявший в дверях трактира, несколько раз безуспешно воззвал к сицилийским mafiosi, но, поняв, что бессмысленно обращаться к пьяной компании, подошел непосредственно к Роже и тронул его за плечо.

– Де Алькамо! Эй! Ау! Вы меня так встречаете?

Он обвел плавным широким жестом напрочь разгромленную обеденную залу «Соленого осьминога» и улыбнулся в бороду. Сицилиец посмотрел на нового гостя с прищуром, однако узнал.

– О! Мессир Райн…

– Мессир Ангерран де Фуа, – как-то слишком поспешно перебил Роже незнакомец. Казаков, как он ни накачался мгновенно пьянящим светлым вином, громко прошептал Гунтеру на ухо:

– Второе предсказание сбылось. Сначала кабацкая драка, потом таинственный незнакомец. Слышал, как оговорился Роже?

По причине того, что это произносилось на английском языке, принятом в ХХ веке, их, к счастью, никто не понял. Впрочем, по мнению Гунтера, никакой особенной таинственности в приятеле Роже де Алькамо не замечалось. Хорошо одетый статный пожилой человек лет пятидесяти. Слева на поясе меч в богатых ножнах. Морщинистое продубленое лицо, принадлежащее либо моряку, либо обитателю Палестины или Африки, привыкшему к горячему дуновению пустынь. Рост высокий, держится прямо. Синеватый шрам справа на открытой воротником шее. А самое потрясающее – это глаза. Два светло-голубых бездонных колодца, которые должны принадлежать отнюдь не пожилому рыцарю, а семнадцатилетнему мальчишке: синие пятна на коричневом лице, в которых отражаются хитрость, задор, веселье и безмерное удивление окружающим миром.

– Ангерран, садитесь, – разбитнo пригласил Роже и подвинулся, освобождая место на скамье. – Вообразите, я встретил родственника! Знакомьтесь, это шевалье Мишель Робер де Фармер.

– Вас засунь в Аравийскую пустыню, – хмыкнул седеющий мессир де Фуа, – вы и там родственников отыщете. Впрочем, рад встрече, господин де Фармер. Роже, безусловно, я выпью с вами, однако к завтрашнему утру мне следует быть в Мессине.