Поправки - Джонатан Франзен

– Хочешь бокал вина?

– Не обязательно, – ответил он. По мере того как благодарность распространялась от сердца по всему телу – ведь Альфред был тронут, – кисти рук и предплечья сильнее задергались у него на коленях. Он поискал взглядом что-нибудь в комнате, что не пробуждало бы в нем волнения, на чем глаза могли бы отдохнуть, но эта комната принадлежала Чипу и в ней находилась Дениз, а оттого все здесь, любая поверхность, любая деталь – даже регулятор отопления, даже слегка поцарапанная стена с выступом на уровне его бедра, – служило напоминанием об автономных мирах Новой Англии, где протекала жизнь его детей, об огромных пространствах, отделявших его от каждого из них, и руки тряслись еще сильнее.

Именно перед дочкой, чья доброта и внимание обостряли проявление недуга, он менее всего желал обнаружить свой недуг, и этот пример чертовского невезения опять-таки укреплял пессимизм Альфреда.

– Я оставлю тебя на минуточку, – извинилась Дениз. – Займусь ланчем.

Прикрыв глаза, отец поблагодарил ее. Словно дожидаясь передышки в ливне, чтобы выскочить из машины и добежать до магазина, он ждал, пока дрожь утихнет и можно будет протянуть руку и спокойно съесть угощение, которое принесла Дениз.

Болезнь оскорбляла в нем чувство собственного достоинства. Трясущиеся руки принадлежали ему и тем не менее отказывались повиноваться. Вели себя как непослушные дети. Избалованные двухлетки в припадке эгоистичной истерики. Чем строже Альфред обуздывал их, тем меньше они слушались, уходили из-под контроля, становились вовсе никчемными. Альфред всегда плохо переносил детское упрямство и нежелание вести себя по-взрослому. Безответственность, отсутствие дисциплины вызывали у него отвращение, и вот пожалуйста – как нарочно черт подсудобил ему эту болезнь, при которой собственное тело перестает повиноваться.

Если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее, говорил Иисус.

Ожидая, пока уймется дрожь, уныло наблюдая нелепые, дерганые движения своих рук – он словно присматривал за ордой маленьких горластых неслухов, сорвал голос, но так и не сумел их утихомирить, – Альфред с удовольствием воображал, как отрубит себе руку, покажет непокорной конечности, до чего он на нее сердит, до чего мало ее любит, раз она не желает подчиняться. С исступленным восторгом Альфред воображал, как глубоко вонзится лезвие топора, рассекая кость и мышцы преступного запястья, но наряду с восторгом подступало и желание оплакать эту руку, ведь она принадлежала ему, он любил ее, желал ей добра, всю свою жизнь был с ней неразлучен.

Сам того не замечая, Альфред снова стал думать о Чипе.

Куда Чип отправился? Неужели он снова оттолкнул сына?

Голоса Дениз и Инид на кухне походили на жужжание пчел – большой и маленькой, – бьющихся об оконное стекло. И вот настал долгожданный миг, желанная передышка. Наклонясь вперед, страхуя опорной рукой берущую руку, он схватил кораблик с парусами из масла, снял с тарелки, благополучно пронес по воздуху, а когда кораблик подплыл, качаясь на волнах, открыл рот, примерился и поймал его. Поймал его, поймал. Корочка царапала десны, но Альфред, целиком запихнув бутербродик в рот, жевал медленно и осторожно, стараясь не прихватить зубами неповоротливый язык. Сладость тающего масла, женственная податливость пропеченного дрожжевого теста… В брошюрах, принесенных Хеджпетом, имелись главы, в которые даже Альфред, при всем его фатализме и самодисциплине, не решался заглянуть. Главы, где говорилось о проблемах с глотанием, о том, как напоследок язык становится орудием пытки, об окончательном отказе сигнальной системы…

С сигнальной системы и началась измена.

Железная дорога «Мидленд-Пасифик», где Альфред последние десять лет своей карьеры возглавлял технический отдел (и уж там, когда он отдавал распоряжение, его выполняли немедленно – «сию минуту, мистер Ламберт, сэр!») обслуживала сотни маленьких городков в западном Канзасе и в западной и центральной Небраске – в точно таких городках и их окрестностях выросли коллеги Альфреда и он сам. На фоне сверкающих рельсов «Мидленд-Пасифик» эти ветхие городишки казались особенно убогими. Разумеется, в первую очередь дорога несла ответственность перед своими акционерами, но ее канзасские и миссурийские сотрудники (в том числе Марк Джамборетс, юрисконсульт компании) убедили совет директоров, что железная дорога, практически имеющая монополию на перевозки между многими городками в глубинке, обязана исполнять свой гражданский долг и обслуживать все свои пути и ветки. Альфред не питал иллюзий насчет экономического будущего разбросанных в прерии городов, где средний возраст жителей составлял пятьдесят с лишним лет, но верил в рельсы и не доверял грузовикам, к тому же зная по личному опыту, как много значит для самосознания города наличие транспорта, работающего по расписанию, и как свисток локомотива способен поднять настроение холодным февральским утром на 41° северной широты и 101° западной долготы. В своих битвах с Агентством по сохранению окружающей среды, а также с федеральным министерством транспорта и местными транспортными управлениями Альфред научился ценить законодателей из сельских штатов, готовых вступиться, когда цистерны из-под отработанного масла задерживались на товарной станции Канзас-Сити сверх срока, отведенного на очистку, или когда какой-нибудь чертов бюрократ требовал, чтобы «Мидленд-Пасифик» взяла на себя сорок процентов расходов на строительство никому не нужной дорожной развязки. Спустя годы после того как «Су-Лайн», «Грейт-Норзери» и «Рок-Айленд» бросили на произвол судьбы уже умершие и умирающие города северных равнин, «Мидленд-Пасифик» упорно посылала короткие составы – хотя бы два раза в неделю, хотя бы раз в две недели – в такие местечки, как Алвин, Пизга-Крик, Нью-Шартр и Уэст-Сентервиль.

К несчастью, это и привлекло хищников. В начале 1980-х, когда Альфреду уже недолго оставалось до пенсии, «Мидленд-Пасифик» пользовалась репутацией главного регионального перевозчика, однако, несмотря на умелое руководство и высокую прибыльность дальних перевозок, на круг имела весьма незначительные поступления. От одного нежелательного соискателя компания сумела отбиться, но тут на нее упал алчный взор Хилларда и Чанси Ротов, братьев-близнецов из Оук-Риджа, штат Теннесси, превративших семейный бизнес по упаковке мяса в коммерческую империю. В их компанию, «Орфик груп», входили сеть гостиниц, банк в Атланте, нефтяная компания и железная дорога «Арканзас-Саузерн». Братьев, криворожих, с грязными волосами, интересовало только одно: делать деньги. Финансовая пресса прозвала их пиратами из Оук-Риджа. Присутствуя на одной из первых встреч Ротов с правлением «Мидленд-Пасифик», Альфред слышал, как Чанси Рот именует председателя совета директоров папашей: «Знаю, папаша, у вас другие представления о честной игре… Давайте, папаша, потолкуйте со своими юристами, не откладывая… Да ну, папаша, мы-то с Хиллардом думали, вы делом занимаетесь, а не благотворительностью…» Проповедникам антипатернализма жадно внимал профсоюз железнодорожных рабочих: после нескольких месяцев напряженных переговоров профсоюз проголосовал за то, чтобы предложить Ротам пакет уступок по заработной плате и премиям на сумму около 200 миллионов долларов. Рассчитывая на эту экономию и на практически неограниченные возможности утилизации, Роты, уже располагавшие 27% акций, сделали акционерам предложение, от которого нельзя было отказаться, и скупили дорогу на корню. Фентон Крил, подрядчик, раньше строивший шоссе в Теннесси, занялся слиянием «Мидленд-Пасифик» с «Арканзас-Саузерн». Он закрыл центральный офис железной дороги в Сент-Джуде, уволил или отправил на досрочную пенсию треть служащих, остальных перевел в Литл-Рок. Альфред вышел в отставку за два месяца до своего шестидесятипятилетия. Он сидел в своем новом синем кресле и смотрел «Доброе утро, Америка», когда позвонил Марк Джамборетс, юрисконсульт «Мидленд-Пасифик», тоже пенсионер, и сообщил новость: в Нью-Шартре (он произносил: «Шартере»), штат Канзас, шериф сам себя арестовал за то, что стрелял в служащего «Орфик-Мидленд».

«Шерифа зовут Брайс Халстром, – уточнил Джамборетс. – Ему сказали, что какие-то хулиганы курочат сигнальную линию "Мидленд-Пасифик". Он поспешил на место происшествия и застал там троих громил, которые срезали провода, крушили сигнальные устройства, подбирали все, в чем содержится медь. Одному из них шерифская пуля угодила в бедро, прежде чем остальные успели убедить Халстрома, что работают на "Мидленд-Пасифик". Их наняли собирать в утиль медную проволоку по шестьдесят центов за фунт».

«Но ведь линия совсем новая, – удивился Альфред. – Всего три года назад мы полностью обновили нью-шартрскую ветку».

«Роты разбирают все, кроме путей для грузовых составов, – ответил Джамборетс. – Они уже уничтожили ветку в Глендоуру! Думаешь, топекский "Атчисон" не дал бы за нее хорошую цену?»