Ты сторож брату твоему - Алекс Норк

Встреча с современными нивсами следующим утром оказалась малоинтересной и подействовала на него угнетающе.

Небольшие и довольно частые их поселения состояли из сооружений шалашного типа, вокруг которых лениво обретались грязные скотоподобные существа, полуголые, во вшивых тряпках из звериных шкур. Язык выкриков и жестов. В непосредственной близости от жилищ полно нечистот.

По внешнему строению нивсы отличались от людей не только размерами. Короткие ноги и мощный корпус без всяких намеков на талию даже у женщин, в сочетании с наклоненной вперед довольно короткой и очень толстой шеей, создавали зрелище, совершенно противоположное всем земным эстетическим нормам. Сравнительно небольшие сильные руки несколько карикатурно компоновались с корпусом.

Пошатавшись с включенным фонатором среди этой голытьбы и исхитрившись ни разу не вляпаться в испражнения, Гек решил не тратить зря время и раньше намеченного срока отправиться домой.

Улетая, он почему-то ощутил смутное чувство, что, возможно, ему придется еще сюда вернуться.

«Главное оружие следователя — терпение и упорство», — говорил один из его учителей.

Правильно, поэтому, вернувшись поздно вечером на станцию, Гек не завалился спать, хоть ему этого очень хотелось, а устроился в кресле и начал прослушивать звукозаписи.

Шел обычный незамысловатый треп, накатанные шутки.

Трудно быть внимательным, когда слипаются глаза, а болтают о всяком вздоре: земной и кирийской моде… попытках Тина выгореть под кирийским солнцем и стать из рыжего блондином… удушливом климате, огромной жабе, которая утром сидела у входа на станцию… о том, что их тут целое нашествие было… в тот день, когда они отправились на праздник и какой-то идиот напал на Шацкого… что завтра на обед…

Тпру, милые! Что это? Он задремал или действительно слышал? Ну-ка, назад!

Гек переставил запись и начал внимательно слушать.

Тин: Ну и жаба же сегодня утром сидела на крыльце, с полметра в диаметре. И не уходит, сволочь, лупит на меня глазищами.

Макс: Старик, а может быть, она как в сказке про Ивана-царевича, пришла к тебе, а ты своего счастья не понял.

Рита: Да, Тиночка, ты должен был взять ее на руки и нежно так поцеловать взасос, и она превратилась бы в здоро-овую тетку. Жили бы потом счастливо, детей наживали.

Тин: Иди ты, знаешь… сама жаб соси. Это из-за тебя они, наверно, к нам залезают. Небось, в поле сплошные дырки, штопать пора.

Ольга: А как-то их здесь нашествие было. Не помню уже когда…

Тин: Как раз в тот день, когда мы ходили на кирийский праздник, и еще какой-то идиот напал на Шацкого.

Макс: Нет, не в тот день, а на следующий.

Так, достаточно! Гек остановил запись. Никто ему ничего не говорил про этот праздник. Ну, сам-то праздник, черт с ним! А нападение? Словоохотливый Борг не был любезен об этом упомянуть. Когда это произошло? Что, собственно, имеется в виду под словом «нападение»?… А ведь из того, как о нем было сказано, ясно, что это событие всем хорошо известно.

Гек почувствовал, что его сонливость улетучилась. Тем лучше, надо дослушать до конца оставшуюся часть вчерашней записи и всю сегодняшнюю.

Второй вечер начался с перепалки между Ритой и Ольгой по какому-то совершенно невинному поводу, однако появление взаимной антипатии достигло изрядного накала. Ребятам кое-как удалось потушить этот пожар, но чувствовалось, где-то внутри еще попыхивают искры. Никто не танцевал, и разговор не очень клеился.

Видимо девицам и самим вскоре стало совестно за такое поведение, да и причина стычки была до неуловимости ничтожной. Примирение произошло в форме вежливого обмена фразами по поводу завтрашнего обеда.

— Неплохо бы придать обеду праздничный характер, — полез со своими шутками Тин, — все-таки твой шеф от нивсяночек возвращается. Вряд ли они там его угощали чем-нибудь кроме помоев.

— Кстати, Ольга, ты знаешь, Борг зачем-то накапал на тебя Геку, — дружелюбным тоном объявила Рита. — Якобы Шацкий был тобой недоволен, конфликтовал. Гек был неприятно удивлен. Я, конечно, разубеждала, но… интересно, зачем бы Боргу это делать?

Последовала небольшая пауза.

Потом Ольга заговорила отрывисто и зло:

— Подхалим паршивый. Все время перед Шацким лебезил, теперь перед Геком начал. Лучше бы рассказал, какие у них самих отношения были, почему он перед Шацким за два дня до его смерти на коленях ползал, я-то видела, как он унижался… — Дальше последовало выражение, печатное употребление которого до сих пор вызывало споры филологов. Гек невольно улыбнулся.

Вскоре Ольга попрощалась и ушла. Остальные тоже не засиделись.

Спать уже не хотелось. Гек заварил себе чай, и пока он остывал, начал приводить все в систему.

Первое и главное — как минимум с тремя из пяти своими коллегами, Тином, Боргом и Ольгой, Шацкий имел испорченные отношения по причинам, которые довольно старательно скрываются.

Второе — он действительно сделал важное открытие, пытался применить его к цивилизации этого региона, и уже сейчас можно предполагать, что это сделало ненужным завершение плановых исследований.

Третье — на Шацкого было совершено нападение. Подробности только придется узнать, но, что бы там ни было, нападение есть нападение, и, в отличие от обывательских представлений, ему отлично известно, как редко такие совпадения бывают случайными.

И, наконец, нельзя быть предвзятым, давать излишний простор фантазии, но не нравятся ему эти подаренные Ольге Ренвудом изумруды. Хороши и господа кирийцы, кстати сказать, это при их то силах, да добывать такую роскошь. Вы, однако, себе позволяете, — как сказала ему однажды знакомая дама… впрочем, это совершенно другая история.

С точки зрения тактики действий — раскрываться ему определенно еще рано, надо выжать максимум из теперешнего положения. Гек глотнул горячего чая и опять почувствовал подступающий сон. А в качестве главных задач: необходимо добить материалы Шацкого, получив окончательное представление о том, что им сделано, и как можно быстрее установить причины всех его конфликтов. Ну и при первом удобном случае познакомиться с Ренвудом. Может быть он не все еще подарки раздарил.

Хорошо представляя себе утренний распорядок на станции, Гек без труда сумел прийти на завтрак в одно время с Гриневым.

Открытая дружелюбная манера поведения Макса сочеталась с его необычной подвижностью, способностью мгновенно появляться и исчезать. В этой стремительности было и что-то внутреннее — быстрый ускользающий взгляд темных бархатных глаз, неожиданная, обнажающая красивые зубы улыбка, манера сосредоточенно вслушиваться в слова собеседника и вдруг менять тему разговора.