Профессиональный некромант. Мэтр на учебе - Александра Лисина

– Петер, – почти без промедления отозвался крайний слева – тощий, почти как я, пацан с большими глазами.

– Грош, – сразу за ним откликнулся средний – хмурого вида крепыш с упрямо выдвинутым вперед подбородком. – А это – Молчун. Он почти ничего не говорит. Даже нам. Поэтому спрашивать бесполезно.

Я посмотрел на болезненно худого, какого-то утонченно-хилого сопляка с изящными чертами лица и кивнул, отметив про себя, что белобрысый, в отличие от друзей, не представился. Указал Верену на горло мертвеца и уточнил:

– Справишься?

Мальчик кинул обеспокоенный взгляд на друзей, на лицах которых появилось странное выражение, а затем выдохнул и резким движением взял со стола лекарский нож. Подошел к трупу, выразительно сглотнул и, приставив к его горлу острое лезвие, неуверенно нажал.

– Чуть левее, – посоветовал я. – И сильнее… вот так. Кто из вас знает, что такое единый вертикальный разрез?

– Это когда от глотки до паха, что ль? – пробормотал белобрысый.

– Верно, – поощрительно улыбнулся я.

– Меня, между прочим, Шарком зовут, – недовольно буркнул он и тут же отвел глаза. – Шарк де Гадж.

Я без улыбки кивнул:

– Я запомню.

Взял второй нож и одним быстрым движением рассек кожу на мертвеце от горла до лонной кости. Отодвинул сперва один, а потом и второй кожный лоскут, отделил их вместе с жировой прослойкой от мышц, а затем вывернул наружу, обнажив измочаленные Шарком ребра.

Со стороны послышалось звучное глотание, а кто-то из мальчишек поспешно отвернулся.

– Вы что, трупов не видели? – удивился я такой странной реакции.

– Н-нет, – прохрипел позеленевший Молчун, зажимая обеими руками рот. – На первом курсе нам только лягушек и крыс показывали… и органы… по отдельности. А вот так…

– Тогда учитесь, – пожал плечами я и, взяв щипцы, привычным движением перекусил одно за другим все ребра, метя в те места, где костная часть переходила в хрящевую. – Вот так. Не стоило их ломать или пилить не по местам сочленений – бесполезная трата сил и времени. У старушек еще ладно – у них кости хрупкие, а у мужчин…

От раздавшегося оглушительного хруста Верен посерел. И лишь огромным усилием воли остался на месте, когда я, отложив щипцы, ловко подцепил ножом легко отделившуюся грудину, после чего откинул ее в сторону, как крышку люка, и довольно хмыкнул:

– Вот и все…

Хлоп!

В стройном ряду будущих мэтров образовалась широкая прореха – кажется, Молчун не вынес душераздирающего зрелища и на самом интересном месте грохнулся в обморок.

– Пусть лежит, – со вздохом сказал я, когда соседи нагнулись, чтобы привести его в чувства. – А то чует мое сердце – если вы его сейчас растолкаете, он будет падать снова и снова и набьет себе с десяток шишек вместо одной. Верен, держи.

Мальчонка, не глядя, машинально протянул руку, но, когда увидел, что я ему показываю, издал какой-то нечленораздельный звук и шарахнулся в сторону.

Жаль, перехвалил…

– Да что вы за некроманты? – с досадой спросил я, когда и остальные попятились от стола. Потом сокрушенно покачал головой, подсунул пальцы в сделанный на горле надрез, ухватился за гортань, пересек удерживающие ее связки и резким движением выдрал наружу.

Петер вовремя успел отскочить в сторону, чтобы не запачкать соседей.

– Г-гадость какая, – сдавленно прошептал позеленевший так же резко, как недавно Молчун, Шарк, однако взгляда от распухшего языка покойника не отвел. – Зачем ты делаешь это так?! П-почему не по отдельности?!

– Так удобнее. И риск повредить органы минимальный. Погодите, сейчас достану остальное, и сами все поймете… – Я аккуратно вытащил все внутренности и, прижав нижний отдел кишечника, перехватил его ножом у основания. – Тут главное – не выдавить содержимое наружу. А то чуть не уследишь – и… Ну вы меня поняли.

Отползший в дальний угол Петер продолжал надрываться.

– Вот и я о том же, – согласился с ним я и плюхнул внутренние органы на свободный угол стола, запачкав его кровью.

Петер, обернувшись и увидев эту картинку, сдавленно закашлялся. После чего отвернулся снова и в третий раз склонился над оскверненным углом.

Его поддержал Грош, который помчался к соседнему углу. Более стойкие Верен и Шарк ошеломленно застыли, а потом переглянулись и, увидев россыпь багровых капель на коже друг у друга, судорожно сглотнули.

Я тем временем выхватил из лежащего на краю стола инструмента ножницы и, подробно комментируя свои действия, вскрыл крупные сосуды, на внутренней поверхности которых, несмотря на немолодой возраст мертвеца, не было ни единой жировой бляшки. Тщательно их промыл, плеснув водой из стоявшего внизу ведра. Затем разрезал легкие, убедившись, что при жизни труп увлекался курительной травкой; бросил кусочек легкого все в то же ведро, убедился, что мужика не утопили; осмотрел почки, которые при внимательном изучении оказались сморщены и деформированы; умело вскрыл сердечную сумку[9], не особенно надеясь отыскать в сердечной мышце признаки плохого кровотока; затем вплотную занялся печенью… и именно тут обнаружил самую важную улику.

– Ага! Наш жмурик скончался от банальной болезни под названием «недоперепил»! – торжествующе ухмыльнулся я, оглядев увеличенную, бугристую, бледно-коричневую печень. – Невеселая у него была жизнь, однако! Прикладывался к бутылке он явно не один год! Видите эти бугорки, парни?!

Ответа на свой вопрос я не услышал. А когда недоуменно поднял голову от искромсанного трупа и обнаружил на полу уже не одно, а целых два неподвижных тела, рядом с которыми с болезненным стоном прощался с обедом стойкий Верен, то огорченно вздохнул и отложил окровавленный нож.

– Что ж, будем считать, что причина смерти установлена. Наверняка в пищеводе найдутся утолщенные вены, которые в самый неподходящий момент лопнули. Началось кровотечение[10], наиболее частая причина внезапной смерти запойных пьяниц и, наверное, самый простой ответ на вопрос мастера Ворга.

– Было бы неплохо, молодой человек, если бы вы все-таки закончили вскрытие, – внезапно раздался от двери надтреснутый голос. – У вас безусловно неплохие навыки, но я хотел бы получить более веские доказательства, нежели простые домыслы.

Осознав, что несколько увлекся, я повернулся к двери и поклонился стоящему на пороге мастеру – невысокому лысому и очень худому магу, который выглядел так, словно вот-вот рассыплется на части. Кожа у него казалась такой тонкой, что могла порваться от малейшего прикосновения, на кистях виднелись разбухшие вены, похожие на пиявок, напившихся крови; морщинистое лицо выглядело отталкивающе, но спрятавшиеся в складках век глаза смотрели живо и очень внимательно.

Мастер Гриндер Ворг был стар уже тогда, когда я в первый раз поступил в академию. В те годы он много брюзжал, досадовал на расписание, ворчал на неумех-адептов, вечно портящих ему материал; забывал про лекции; бормотал что-то невпопад, но при этом даже Совет признавал, что второго такого целителя в Сазуле еще не рождалось.

Ворг был известен почти так же, как его королевское величество. О нем знали абсолютно все. И были точно уверены, что если есть на свете способ излечить ту или иную болячку, то мастер Ворг его непременно отыщет.

Человек-легенда, уникальный целитель с изумительным, редчайшим по силе даром, который был достоин искреннего восхищения. И которого я искренне уважал хотя бы за то, что в том процессе, по результатам которого преданных мне мэтров лишили дара, он один-единственный не постеснялся поддержать моего учителя и сохранить им хотя бы жизни.

– Добрый вечер, мастер Ворг, – почтительно поприветствовал я мага.

– Продолжайте, – сухо велел он, указав на труп.

Я послушно отвернулся и, вскрыв стенку желудка, из которого на покрытый кровью стол вылилось немалое количество черной жижи, развел руками.

– Я же говорил…

Чтобы окончательно уважить старика, я расширил разрез, добравшись до пищевода, вывернул наружу его покрытые такими же разбухшими, как вены на руках у мастера, сосудами. Очистил их от сгустков уже свернувшейся крови и негромко добавил:

– Я был прав, мастер: это именно кровотечение.

– Неплохо, – скупо бросил от двери светлый и окинул меня с ног до головы внимательным взглядом. – Кто такой? Почему я вас впервые вижу?

– Первый курс, мастер Ворг. Это мой первый учебный день в академии.

– Для первого курса вы слишком смышлены… имя? Род?

– Невзун, – улыбнулся я. – Вы, вероятно, слышали о моем отце…

– Еще бы, – внезапно сощурился мастер. – Что ж, будем считать, что отработку я принял.

– Я могу идти? – удивился я, откладывая в сторону нож.

– Да. И заберите с собой этих… – пренебрежительно указал он подбородком на стоящих у стеночки мальчишек. – В прежние времена мэтры еще до поступления знали, как отличить утопленника от удавленника. И не падали в обмороки при виде распоротого живота. А нынче – тьфу да и только. Нет больше тех мэтров, которым я готов с уважением пожать руку. А скоро вообще никого не останется, если наше руководство не предпримет серьезных мер.