День катастрофы – 888. Остановленный геноцид в Южной Осетии - Модест Колеров

Что касается «кидать в воду» – это, к сожалению, была не выдумка пожилой женщины. Убитых действительно кидали в воду, в ближайшие реки.

Самой большой водной могилой осетин стала Кура. Очевидец даже утверждал, что в тот период местные жители не ловили рыбу в реке: о трупах, которые периодически вылавливали именно рыбаки, знали все.

Если о пропавшем без вести сообщали, что труп не найден, следовало предположить, что его бросили в Куру. Хабалов Георгий, с. Орташени Карельского района, Дряев Валико Георгиевич, 1951 г. р., и Кокоев Юрий Гаврилович, с. Рене, Каспского района – убиты и брошены в Куру. Кокоев Владимир Лаврентьевич, 1956 г. р., п. Агара, его убили, тело привязали к толстому колу, который воткнули в берег Куры. Тело убитого находилось в воде 18 суток. Габараев Зураб Константинович, 33 года, г. Карели, приехавший из России в день Пасхи помянуть отца. Его захватили на кладбище, убили после пыток и бросили тело в Куру, привязав также к колу, воткнутому в землю. Кумаритов Николай Михайлович, 1931 г. р., с. Нацрети – расстрелян, тело сброшено в Куру. Хабалашвили Мураз Самсонович, 1961 г. р., и Хабалашвили Хуто Шакроевич из села Пицеси продавали мясо на рынке в Гори, на них напали члены «Общества Костава» (грузинское крайне реакционное политическое движение. – И. К.), расстреляли и бросили в Куру. Дудаев Гиви Кондратьевич, 1950 г. р., с. Цителубани, был связан, на него надели противогаз и живым сбросили в Куру.

Подобных зверств было совершено много, но гораздо обширнее список без вести пропавших. Оставаться далее в селах и населенных пунктах Грузии, доступных грузинским бандформированиям, было невозможно. Передвигаться по дорогам Южной Осетии было опасно для жизни, бандиты останавливали транспорт, брали людей в заложники, сопротивлявшихся убивали на месте. Так, 18 марта 1991 года в районе с. Ередви грузинская бандитская группировка задержала военную машину «Урал» с осетинами, направлявшимися из села Дменис в Цхинвал. 12 мужчин, взятых в заложники, пропали без вести.

Десятки тысяч осетин стали беженцами уже в первые месяцы войны, добираясь в Северную Осетию кто как мог. Участок автодороги в Северную Осетию, проходящий через грузинские села, был блокирован грузинскими бандформированиями. Выбраться из Южной Осетии можно было только по объездной Зарской дороге длиной около 25 километров, названной в народе и в прессе «Дорогой жизни». На самом деле дорогой можно было назвать лишь начальный отрезок этого пути, начинающегося у села Тбет. Далее дорога ныряла в лес и превращалась в тропу, ехать по которой на машине раньше, в благополучные времена, никому не приходило в голову, да и не было необходимости. Да и сейчас с января по апрель здесь нечего было делать автотранспорту, одолеть ее могли только гусеничные трактора. Старики, женщины с младенцами на руках, маленькие дети пробирались по снегу.

Повезло тем, кого сопровождали мужчины: они пробивали дорогу в снегу, помогали нести детей и легкую поклажу: много не возьмешь, застрянешь – замерзнешь. Иногда навстречу беженцам также пешком, опираясь на колья, пробирались журналисты, нагруженные фото– и телеаппаратурой, не каждый мог рискнуть ехать по нормальной дороге через грузинские села, были свидетельства задержания журналистов, особенно российских.

Мужчины, сопровождавшие беженцев, оправдывались: мы только отведем их и вернемся, мы не беженцы. Не было большего позора, чем мужчина-беженец. В одном из сюжетов, снятых советскими тележурналистами, были показаны кадры, где по заснеженной тропе прошли, крепко держа друг друга за руки, старик и старуха, супруги. Перед крутым спуском старик постелил на снег большую клетчатую шаль и сказал жене, чтобы она села на нее. Старушка очень старалась, но все же не удержалась и стала падать, старик подхватил ее, они вместе уселись, подобрали ноги и, оттолкнувшись, заскользили вниз по склону. Только услышали в кадре: «Чтобы сдохнуть этим собакам!»

Светлана Цахилова, которую поселили в санатории «Нарт» в Северной Осетии, рассказывает: «Шли охотничьими тропами. Снегу по колено. Мужчины впереди пробивали дорогу, мы шли за ними. Трехлетнего сына толкала вперед, а сама цеплялась за деревья, иначе и не взобраться по склону, а другой рукой тащила дощечку, к которой привязала своего трехмесячного. Мороз был сильный. Как только мой сынок не замерз насмерть! Мне повезло, хоть ребенок сейчас и в больнице, а у одной женщины пятилетний сын умер по дороге». В санатории, рассчитанном на 100 мест, поселили 140 беженцев.

В середине февраля 1991 года «Дорога жизни» оборвалась. На Транскавказской автомагистрали сошли лавины, часть беженцев была вынуждена остаться на южной стороне хребта, в Джавском районе, часть оказалась отрезанной с двух сторон от Рокского тоннеля. Многие сидели в машинах, дожидаясь, пока будет пробит путь. Многие шли пешком с факелами через 4-километровый тоннель.

Позже начались дожди, таял снег, Зарская дорога стала непроходимой. Крутые подъемы и спуски были опасны. Сходили оползни. Дорогу время от времени расчищали тракторами. Машины застревали в густой грязи, наступала ночь. Приходилось ночевать в лесу. И все же в это время пеших беженцев на север Осетии стало меньше, зато росло их количество в Цхинвале. Был случай, когда на Транскаме лавина раздавила автобус с двумя владикавказскими электромонтажниками, пытавшимися восстановить подачу электроэнергии, – Казбеком Исаевым и Олегом Соловьевым. С ними погиб и Сергей Цховребов, ехавший из Челябинской области к родным.

Штаб размещения беженцев во Владикавказе находился по улице Димитрова. Сюда обращались те, кому некуда было пойти, не было родственников в Северной Осетии или невозможно было их найти, – замерзшие, измученные тяжелой дорогой беженцы, к тому же часто совершенно без денег. Часть людей поручали местным штабам, созданным при администрациях районов. К примеру, в начале февраля в поселке Ногир беженцев было уже 260 человек. Их разместили, дали по мешку муки и по 3–4 кг мяса на семью. Скоро детей определили в две местные школы, несколько человек взяли на работу в колхоз. Решили, что надо ставить вопрос о выделении некоторым семьям беженцев участков в селах Северной Осетии под строительство домов. «Но те, которые из Цхинвала и сел Южной Осетии, должны вернуться в свои дома», – считали в штабах. Большинство беженцев так и было настроено.

Грузинские беженцы из Цхинвала и близлежащих грузинских сел двигались в другом направлении – на юг, в Грузию. В Тбилиси на проспекте Костава был открыт штаб по оказанию помощи беженцам из Южной Осетии. По данным грузинской прессы, несколько десятков грузинских домов были сожжены в Цхинвале. Около 7 тысяч грузинских беженцев покинули Южную Осетию. Беженцы были размещены в гостиницах Тбилиси и других городов Грузии. Для них были выделены места в лечебных учреждениях, санаториях, курортных зонах. Очень скоро остро встал вопрос о временном трудоустройстве людей, потерявших работу в результате конфликта. Грузинская пресса подчеркивала, что речь идет о временном трудоустройстве беженцев, не допуская и мысли о том, что они останутся в Грузии навсегда. Беженцы рассказывали свои истории, не называя имен. «Они боятся называть свои имена, надеясь, что огонь пожарищ минует их очаги. Они надеются вернуться обратно. А причина этого страха – около 80 сожженных грузинских домов, две сгоревшие грузинские школы», – писали грузинские газеты 1991 года.

Грузинские беженцы были активны. В гостинице «Иверия» в Тбилиси в марте 1991 года проходила акция протеста беженцев для привлечения внимания мировой общественности, «введенной в заблуждение проосетинской центральной прессой». Мужчин среди беженцев почти не было. «Они защищают свой дом и свою землю», – объясняли газеты. Многие поселились у родственников, в гостинице «Абхазия», в других местах. Нана А. из Цхинвала, которую поселили в гостиницу «Абхазия», рассказала журналисту, что бабушка у нее осетинка. «Когда начались погромы, соседка-осетинка позвала меня к себе на ночь. Но все равно было страшно, и на следующее утро я убежала в Тбилиси».

Большая часть грузинских беженцев из Цхинвала осталась в Гори. Там в безопасности, среди своих, они все же не были спокойны в ожидании победоносного завершения войны грузинскими военными силами. Основная масса людей, безмерно устав от войны и лишений, находилась на грани нервного срыва: «Чем жить в этом проклятом Гори, где на нас смотрят как на врагов, мы согласны терпеть любые лишения в своем родном Цхинвали» (газета «Вестник Южной Осетии», апрель 1992 года). Такое мнение не было редкостью среди беженцев. Для многих из них привязанность к Цхинвалу была настолько велика, что вернуться готовы были даже те, у кого сгорели дома. Как и осетинские беженцы, грузинские также терпели нужду.

В номере за 16 февраля 1991 года «Красная звезда» опубликовала письмо цхинвальских грузин, адресованное также газетам «Комсомольская правда», «Известия» и другим: «Мы возмущены оголтелой антиосетинской пропагандой СМИ Грузии. Откуда они берут эту лживую и клеветническую информацию, якобы нас, грузин, преследуют, избивают, не пускают в магазины, выгоняют из мест проживания. Да, есть грузины, которые выехали в Тбилиси и другие районы, но это из-за невыносимых условий, которые создали „неформалы“ Грузии. Мы жили мирно и в согласии и хотим и дальше так жить, но вооруженные банды грузинских экстремистов, у которых ничего нет общего с простым грузинским народом, вторглись в нашу область, занимаются грабежом наших людей. Пусть оставят нас в покое пришедшие к власти горе-политики из Тбилиси, которые силой террора и насилия пытаются вынудить осетинский народ покинуть свою землю». Подписано А. Алборишвили, Ж. Кавтарадзе, Т. Касрадзе, К. Керашвили и др. (31 подпись). Такого мнения придерживалось гораздо большее количество грузин, но письма в газеты писали не все, и не все давали интервью тележурналистам. Они и так уже считались врагами грузинского народа за то, что остались в Южной Осетии и, более того, не принимали участия в боевых действиях против осетин. Впрочем, и доверием осетин они также не пользовались. С оставшимися в городе грузинами грузинские бандиты не церемонились, если они попадали к ним в руки.