Год невозможного. Искусство мечтать опасно - Славой Жижек

Случай Венгрии говорит о двусмысленности антиевропейских настроений. Когда десятилетие тому назад Словения собиралась присоединиться к Европейскому Союзу, один из наших скептиков, не веривших в успех евро, предложил саркастический парафраз шутки братьев Маркс о назначении адвоката: Разве у нас, словенцев, есть проблемы? Давайте вступим в ЕС и у нас будет гораздо больше проблем. Но мы заставим ЕС позаботиться о них! Вот как сегодня многие словенцы воспринимают ЕС: он обеспечивает некоторую помощь, но также приносит новые проблемы (с их предписаниями и штрафами, требованиями оказать финансовую помощь Греции и т. д.). Стоит ли тогда защищать ЕС? Конечно, правильно было бы спросить: какой именно ЕС?

Около века тому назад Гилберт Кит Честертон четко сформулировал основную проблему, в которую упирается критика религии: «Люди, начинающие борьбу против церкви во имя свободы и гуманности, губят свободу и гуманность, лишь бы биться с Церковью. (…) Секуляристы не уничтожили божественные ценности, но (если это может их утешить) поколебали ценности земные» {36}. Но разве не тем же самым занимаются адвокаты религии? Сколько фанатичных защитников религии начинают с яростной атаки на современную светскую культуру и заканчивают тем, что отвергают всякий осмысленный религиозный опыт? Подобным образом многие либеральные воины с такой готовностью бросаются на борьбу с антидемократическим фундаментализмом и заканчивают тем, что сами отбрасывают свободу и демократию для продолжения войны с террором. Если «террористы» готовы уничтожить этот мир из любви к потустороннему миру, наши борцы с террором готовы разрушить свой собственный демократический мир из ненависти к мусульманам. Некоторые из них ценят человеческое достоинство так высоко, что готовы легализовать пытки — крайнюю деградацию человеческого достоинства — чтобы защитить его…

Не относится ли это также к недавнему росту числа защитников Европы от мигрантской угрозы? В своем рвении защитить иудео-христианскую цивилизацию новые ревнители готовы отказаться от истинной сердцевины христианского наследия: каждый человек обладает непосредственным доступом к универсальности (Святого Духа, или, в наши дни, человеческих прав и свобод). Я могу участвовать в этом универсальном измерении напрямую, независимо от моего места в глобальном социальном порядке. Разве «скандальные» слова Христа в Евангелии от Луки не указывают направление этой универсальности, которая игнорирует всякую социальную иерархию? «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (14:26). Семейные отношения здесь играют роль любых этнических или иерархических социальных связей, определяющих наше место в глобальном Порядке. «Ненависть», приветствуемая Христом, представляет собой, таким образом, не противоположность христианской любви, но ее прямое выражение: это сама любовь призывает нас «оторваться» от нашего естественного сообщества, в котором мы были рождены, или, как говорит Павел, для христианина нет ни мужчины ни женщины, ни эллина, ни иудея… Не удивительно, что те, кто полностью идентифицирует себя с вполне определенным образом жизни, воспринимают явление Христа как нелепый или травматический скандал.

Но тупик, в котором оказалась Европа, гораздо глубже. Истинная проблема состоит в том, что критики антииммигрантской волны вместо того, чтобы защищать драгоценное ядро европейской цивилизации, в основном ограничиваются лишь бесконечной исповедью грехов, совершенных самой Европой, смиренно признавая ограниченность европейского наследия и отмечая достижения других культур {37}. Знаменитые строки УБ. Йейтса из стихотворения «Второе пришествие» прекрасно передают наше нынешнее замешательство: «У добрых сила правоты иссякла, / А злые будто бы остервенились» [32]. Вот прекрасное описание текущего раскола между анемичными либералами и страстными фундаменталистами, как исламскими, так и нашими собственными, христианскими. «Лучшие» уже не способны к участию, тогда как «худшие» активно участвуют в расистском, религиозном, сексистском фанатизме. Как же найти выход из этого тупика?

Дебаты в Германии могут указать нам путь. В октябре 2010 года канцлер Ангела Меркель на встрече с молодыми соратниками из ее консервативного Христианско-демократического союза объявила: «Тот мультикультуралистский подход, согласно которому мы просто живем рядом друг с другом и живем счастливо, оказался неудачным. Совершенно неудачным». По меньшей мере можно сказать, что она была последовательной, откликнувшись на дискуссию вокруг Leitkultur (доминирующей культуры), прошедшую пару лет назад. Консерваторы тогда настаивали, что каждое государство основано на доминирующем культурном пространстве, которое представители других культур, проживающие на той же территории, должны уважать.

Вместо того чтобы изображать прекраснодушие, оплакивая появление новой расистской Европы, о котором извещают подобного рода высказывания, нам следует направить критический взгляд на самих себя и спросить, до какой степени наш собственный абстрактный мультикультурализм виновен в столь печальном положении вещей. Если все стороны не разделяют и не уважают одну и ту же модель поведения, мультикультурализм оборачивается юридически регулируемым взаимным безразличием или ненавистью. Конфликт вокруг мультикультурализма уже есть конфликт вокруг Leitkultur: это не конфликт между культурами, но конфликт между различными пониманиями того, как разные культуры могут и должны сосуществовать, какие правила и практики должны ими разделяться в условиях такого сосуществования.

Нужно стараться избегать ловушки либеральной игры в то, «как много толерантности мы можем себе позволить», — должны ли мы проявлять терпимость, если они запрещают своим детям ходить в государственные школы, если они заставляют своих женщин одеваться и вести себя определенным образом, если они принуждают своих детей к браку, если они жестоко обходятся с геями из своей среды… Конечно, на этом уровне мы никогда не сможем быть достаточно толерантными, или мы уже-всегда слишком толерантны, пренебрегая правами женщин и т. д. Единственный способ разрубить этот узел противоречий — выдвигать универсальный позитивный проект, разделяемый всеми участниками, и бороться за его выполнение. Борьба за то, чтобы не было «ни мужчин, ни женщин, ни эллинов, ни иудеев», идет повсюду, охватывая самые разные области, от экологии до экономики. Несколько месяцев назад маленькое чудо произошло на оккупированном Западном берегу Иордана: к палестинским женщинам, участвовавшим в демонстрации против разделительной стены, присоединилась группа еврейских лесбиянок из Израиля. Первоначальное взаимное недоверие рассеялось во время первых стычек с израильскими солдатами, охранявшими стену, и возникла возвышенная солидарность: палестинская женщина, облаченная в традиционные одеяния, обняла еврейскую лесбиянку с фиолетовыми волосами, явив живой символ того, какой должна быть наша борьба.

Поэтому, возможно, словенский евроскептик не понял сути сарказма от братьев Маркс. Вместо того чтобы терять время, анализируя плюсы и минусы членства в ЕС, лучше задаться вопросом, за что на самом деле выступает Европа? В конце жизни Зигмунд Фрейд выразил свое недоумение с помощью вопроса: чего хочет женщина? Сегодня наш вопрос таков: чего хочет Европа? В основном она выступает как регулятор глобального капиталистического развития; иногда она заигрывает на тему консервативной защиты своих традиций. Оба эти пути ведут к забвению, к маргинализации Европы. Единственный выход для нее из этого изнуряющего тупика — воскресить традиции радикальной и универсальной эмансипации. Задача состоит в том, что выйти за пределы простой толерантности и достичь позитивной эмансипирующей Leitkultur, которая может поддержать подлинное сосуществование и взаимовлияние разных культур. Недостаточно только уважать других, нужно предлагать им участие в общей борьбе, поскольку сегодня проблемы у нас общие.

5. Добро пожаловать в пустыню постидеологии

Во время моего недавнего приезда в Калифорнию я пошел с моим словенским другом, заядлым курильщиком, на вечеринку к одному профессору. Поздно вечером мой друг, совсем уж не в силах терпеть, все-таки вежливо спросил разрешения выйти на веранду и закурить. Когда хозяин (не менее вежливо) сказал «нет», мой друг хотел было выйти на улицу и закурить там, но даже это было отвергнуто хозяином, который заявил, что публичная демонстрация курения может повредить его репутации среди соседей… Но что меня по-настоящему удивило, так это то, что после ужина хозяин предложил нам (не такие уж) легкие наркотики, и вот с такого рода курением никаких проблем не было — как если бы наркотики не были гораздо опаснее сигарет.