Сонька. Продолжение легенды - Виктор Мережко

— Мадам, выходите!

— Сударыня, вы где?

— Мадам, в доме полиция! Сейчас же покажитесь, если вы в доме!

Князь шел следом за ними, на всякий случай проверял комнаты, осматривал закоулки и беззвучно ругался.

Вернувшись к Михелине, он тяжело сел в кресло.

Девушка сочувственно посмотрела на расстроенного князя и предположила:

— Возможно, слуги просто не заметили, как она ушла. Деньги получила, какой смысл ей здесь прятаться?

Брянский внимательно посмотрел на нее, затем, словно осознав происшедшее, кивнул.

— Да, странно… Но думаю, вы правы. — И крикнул: — Хватит чертей гонять! Никанор! Полицейским благодарность, слугам отказать в выплате недельного жалованья!

— Слушаюсь, барин, — ответил тот.

Князь озабоченно наморщил лоб и неожиданно спросил:

— А почему я не вижу Анастасию? Такой бедлам в доме, а она даже не показывается. К тому же к ней пришла гостья!

Дворецкий пожал плечами.

— Видимо, занята уроками.

— Вели ей сейчас же быть здесь!

— Слушаюсь.

Никанор ушел, Александр мрачно постоял посреди зала, раскачиваясь с носка на пятку, и сказал Михелине:

— Учитывая мое свинское состояние, я бы просил вас сегодня пообщаться исключительно с моей дочерью.

Михелина благодарно улыбнулась, склонила головку.

— Мне она интересна.

— Надеюсь, не больше, чем я?

— Это разный интерес, князь.

Он в некоторой задумчивости машинально приложился к ее руке, предупредил:

— Я на минуту.

Оставив Михелину в зале, князь вышел во двор, поманил к себе старшего по чину полицейского.

— Значит, в доме посторонних не обнаружено?

— Ни души, ваша светлость.

— Странно… А вызови-ка, братец, ко мне побыстрее агента.

— Может, я пригожусь по такой причине, князь? — не понял тот.

— Сказал — агента. Пусть покараулит за воротами. — Брянский задумчиво потер подбородок и направился в дом.

Глава третья

Черный человек

Сонька сидела на мягком пуфике возле диванчика, внимательно слушала рассказ девочки.

— Мамочка болела совсем недолго, умерла сразу, вдруг. И я осталась одна…

— С папой, — подсказала воровка.

— Да, с папой… Но все равно одна. Отец живет своей жизнью и часто просто забывает обо мне. Вначале сильно пил, и я боялась по ночам оставаться одна. Он ходил по всем комнатам, кричал и плакал… Разогнал почти всю прислугу. Жадный стал… временами жестокий… стал бить меня. — Девочка вытерла ладошкой повлажневшие глаза, попыталась усмехнуться. — Простите… — Вытащила из кармана платочек, высморкалась. — Вам, наверно, неинтересно?

— Почему же? — возразила Сонька. — У меня ведь тоже дочь.

— Ну да, — согласилась Анастасия и снова виновато усмехнулась. — Потерпите, я ведь ни с кем здесь не разговариваю. Здесь все чужие… А с вами… с вами, наверно, потому, что, возможно, больше не увижу вас.

— Кто знает?

— Да, кто знает… — согласилась по-взрослому Анастасия. Помолчала, нежно улыбнулась. — Мне понравилась ваша Анна. С нею я бы хотела дружить.

— Она также нравится и князю.

— Это плохо. Он ведь хочет от нее одного… Вы знаете, чего он хочет?

Женщина прикрыла глаза, кивнула.

— Знаю. Потому я здесь.

— Вы должны запретить ей у нас бывать!

— Конечно запрещу. Но тогда ты больше ее не увидишь!

В глазах девочки промелькнул испуг, после чего она твердо заявила:

— Увижу. Я давно хочу сбежать от отца.

— Это сложно и не нужно, — заметила воровка. — Бродячая жизнь не для вас.

Анастасия подумала, по-взрослому вздохнула.

— Наверное… Но Анна все равно не должна сюда больше приходить! Объясните это ей!

Сонька усмехнулась.

— Я-то объясню. Но вначале мне надо выбраться отсюда.

Глаза девочки вдруг загорелись.

— Я знаю, как это сделать!.. Я сама часто так выскальзываю из дома, и никто не замечает! — Она встала на стул, дотянулась до небольшого окна на стеклянной крыше, открыла его. — Смотрите сюда!

Сонька влезла на второй стул, дотянулась до окна, увидела покатую крышу и металлическую пожарную лестницу на ней, спускающуюся почти до самой земли.

Во дворе на проволоке бегали мощные собаки.

— Вы поняли? — Глаза девочки продолжали гореть азартом. — Все просто. Главное — не бояться. А крыша хоть и стеклянная, но крепкая. Она даже вас выдержит!

— Для чего эта лестница?

— Для мытья крыши… — Девочке явно нравилась ее затея, поэтому она продолжила: — С лестницы на землю, и сразу к забору! А под забором выемка! Нырнул — и уже на улице!.. Главное здесь, чтоб собаки не покусали…

— Злые?

— Злые?

— На чужих — очень. Меня же они знают.

Внизу, едва ли не рядом с их потайной комнатой, послышался негромкий голос Никанора:

— Мадемуазель Анастасия!.. Вы здесь?.. Князь велит немедля явиться к нему!.. К вам пожаловала гостья!.. Ответьте же, мадемуазель!

Девочка приложила палец к губам, показывая, чтоб Сонька вела себя тихо, и, когда голос слуги удалился, прошептала:

— Вы будьте здесь, а я отлучусь. Иначе папа вечером поставит меня на соль. — Анастасия подняла подол платья, показала красные в язвочках коленки. — Он всегда так делает, когда в дурном расположении. — Вдруг светло улыбнулась. — Там ждет меня ваша дочь… мадемуазель Анна.

Княжна свойски подмигнула гостье, выскользнула за дверь, затем с обратной стороны заперла на замок, и шажки ее удалились.

На улице уже темнело.

Сонька посидела какое-то время в раздумье, затем влезла на стул, стала изучать крышу и стальную лестницу, спускающуюся к земле.

Михелина и Анастасия встретились спокойно и достойно, как надлежало девушкам из хорошего общества — поклонились друг другу, протянули для приветствия руки.

— Я рада вас видеть, — сказала Анастасия.

— Я вас также, — улыбнулась гостья.

— Папенька, мы можем побыть с Анной вдвоем? — повернулась девочка к князю.

Тот усмехнулся, снисходительно пожал плечами.

— Анна сегодня твоя гостья. В вашем распоряжении полчаса. Затем ты обязана сесть за инструмент.

— Я помню, папенька. — Анастасия взяла гостью за руку, повела в глубь анфилады, объяснила: — Я не люблю много пространства. Люблю, когда тесно и уютно.

Во дворе залаяли собаки, мужской голос злобно прикрикнул на них, и они постепенно успокоились.

Девочки оказались в небольшой комнате с опущенными шторами, здесь стояли изящное инкрустированное пианино, несколько низких тряпичных кресел в виде разных зверей, такой же низкий стол и широкий мягкий диван, на полу валялись разного вида игрушки. Но главное — все стены были увешаны большими листами ярких картин.

Анастасия с ходу прыгнула на диван, показала гостье на одно из кресел.

— Садись…

— Здорово. — Михелина пошла вдоль стен, рассматривая рисунки. — Это все ты?

Девочка рассмеялась наивности вопроса, глаза ее горели.

— Конечно я!.. Нравится?

— Очень.

— Папе тоже нравится, но не все…

— А это кто? — кивнула воровка на портрет молодого красивого господина.

— Это?.. Это мой любимый кузен. Князь Андрей. Он очень красивый.

— Да, красивый, — согласилась Михелина. — Здорово здесь у тебя.

— Я здесь люблю бывать, когда мне плохо.

Гостья села в кресло напротив.

— Тебе часто бывает плохо?

— Часто. Почти всегда. А сегодня зато хорошо. — Девочка вдруг что-то вспомнила, сползла с дивана, подсела к Михелине, прошептала: — Я познакомилась с твоей мамой.

— С какой мамой? — удивилась та.

— С твоей!.. Я ее спрятала.

— Как… спрятала? Где?

— В моей тайной комнате. — Анастасия удивленно смотрела на Михелину. — Ты разве не знаешь, что она тоже здесь?

Михелина судорожно сглотнула.

— Я думала, она ушла.

— Не ушла. Здесь.

— Я хочу ее увидеть.

— Пока нельзя. Папенька может заметить.

— А если он обнаружит ее?

— В той комнате не обнаружит! — Анастасия придвинулась еще ближе. — Но тебе больше приходить к нам нельзя.

— Почему?

— Твоя мама все расскажет.

— Из-за твоего папы не приходить?

— Да.

Михелина внимательно посмотрела на девочку.

— Ты его боишься?

— Немного, — кивнула та. — Он бывает несправедливым. Ему кажется, будто я слишком много знаю о его сокровищах.

— О сокровищах? — сдвинула брови гостья, а потом с улыбкой спросила: — Какие у него могут быть сокровища, кроме тебя?

Анастасия усмехнулась, снисходительно взглянула на новую подружку.

— Для него я никакое не сокровище… — Придвинулась максимально близко к Михелине, жарко прошептала: — У него другое… Папа очень богатый человек. Он владеет камнями, каких нет ни у кого в Петербурге.

— Бриллиантами?