Дороги Валлиона - Александра Лисина

"Логично. Сейчас сделаем", — я мысленно кивнула, благодаря брата за подсказку, и, обернувшись, поманила пальцем ближайшего мужика.

— Д-день добрый, господин, — в пояс поклонился заросший до бровей крестьянин, комкая сильными руками поспешно снятую шапку. Подошел сразу, едва понял, что зовут его. Но как-то робко, бочком, словно боялся, как бы не укусили, что при его грузной фигуре и широких плечах смотрелось довольно комично. Взгляд тут же уронил в землю. Руки спрятал за спину. Да еще лицо сделал как у нашкодившего мальчишки, застигнутого строгим батюшкой в чужом огороде. А уж шапку содрал так поспешно, что мне даже стало неудобно.

— Чего желаете, господин? — сопроводил он новый вопрос еще одним низким поклоном.

Я здорово озадачилась (с чего бы вдруг такой почет?), но потом поняла, что они сейчас на любого человека при мече, в доспехе и при таком коне, как Лин, будут смотреть, как на ангела-избавителя. Прижало их, видно, не по-детски. И явно не месяц назад, как заливал тут староста. А воины — профессия почетная, благородная, тогда как от благородных до простых крестьян пропасть лежит немаленькая. Вот и кланяются, чтобы уважение выказать. Вот и приучены спину гнуть — что бабы перед мужиками, что простые мужики перед благородными. А тут я — вся такая загадочная. Выше него сантиметров на десять (спасибо каблукам и высокому шлему), плечи за счет доспеха кажутся больше раза в полтора, чем на самом деле (еще бы — под ним столько надето!), конь богатый, боевой. Рукоять меча из седельной сумки торчит, как положено. Шлем старый, но блестит ("ура" речному песку и моим сбитым в кровь костяшкам), закрывает лицо больше чем наполовину, оставляя открытой только переносицу, глаза, брови и часть подбородка.

Но от такого раболепства мне стало неприятно.

— Скажи-ка, мил человек, а как давно у вас тут Тварь завелась? — мужик испуганно вздрогнул и метнул косой взгляд на дом старосты. — Да ты не бойся, говори как есть. Мне знать надо, чтобы понять, на кого идти придется.

Мужик отвел глаза.

— Дык Договор-то не заключен, господин.

— Забудь о Договоре. Если б мне было наплевать, нас бы тут уже не было, — усмехнулась я, мысленно радуясь, что он не видит моего лица. Вот бы тогда "обрадовался" такому избавителю. — Говори уж, чего стесняться. Или думаешь, лучше будет, если у меня ничего не выйдет? Так сколько?

— С три месяца почти.

Я тихо ругнулась про себя.

— А народу сколько у вас пропало?

Мужик помрачнел.

— Много, господин. Полдеревни, считай, незнамо где сгинуло. Сперва старики, что по ягоды ходили. Потом ребенок пропал. Еще пара девок, решивших грибов по вечерам набирать, потом парни, отправленные, чтобы их найти… человек десять-то точно Тварь сожрала. Но нашли мы лишь троих. И то, с трудом — на кладбище оказались прикопаны, с самого краю, будто Тварь не хотела, чтобы мы о ней знали. И будто бы не хотела, чтобы мы за помощью слали, пока не стали уверены, что тут не зверь, а нечисть расплодилась.

Я ругнулась погромче и покрепче: все мои надежды на тиксу благополучно стухли. Столько народу угробить она точно не могла. Даже если бы очень захотела. Но тикса — Тварюшка некрупная. Сравнительно. И, хоть бывает прожорливой, но предпочитает гнилое мясо, с погоста, такое, чтоб слизывать было просто, потому что ленивая она, скотина. Ленивая и пуганая. А эта, судя по всему, шустрая и наглая. Да и не смогла бы обычная тикса добраться до молодых парней или быстро бегающих девок.

Я мрачно посмотрела на мужика.

— Почему за помощью не послали?

Он окончательно скис и снова покосился на дом.

— Стеван не велел. Говорил, что пока точно неизвестно, надо не рейзеров, а простых охотников искать.

— А вы искали?

— "Заманки" на Тракте давно уж развешаны, — хмуро признался мужик. Наверное, имея в виду объявления на дорожных столбах. — С месяца два, не меньше. Как детей не стали из дому выпускать, так и повесили. Да только толку с того? У нас не Большой Тракт, не столица — рейзеры на каждом шагу не встречаются. А охотники заезжали. Дважды. И больше мы их не видели — как отправились к кладбищу, так и сгинули. Только кони от них и вернулись.

Я недобро прищурилась.

— А коней-то куда дели?

— Стеван забрал.

— А вещи охотников?

Мужик уронил взгляд в землю и промолчал.

— Я-а-асно, — протянула я, больше не нуждаясь в пояснениях. — Я гляжу, тварь у вас — староста-то. Неужто никого другого в деревне нет, чтобы этого крыса заменить?

— Нет, господин, — сжал челюсти крестьянин. — Кузнец раньше был. Хороший. Мировой человек. Справедливый и честный. Да не ужился со Стеваном — пришлый был, чужак, которого старостой ставить лишь после десятка лет обжитья токмо можно. Но когда Тварь объявилась, кузнец самым первым и сгинул. Следом за невестой своей, Амилкой. А теперь, кроме Стевана, грамоты никто не знает. Да и управляющий в Бероле лишь на него Договора выписал.

В этот момент в доме скрипнула дверь.

— Простите, господин, — тут же поклонился мужик, поспешно отступив на шаг. — Пойду я. Извиняйте, коли что не так сказал.

— Да так ты сказал, — невесело вздохнула я. — К несчастью, все так. Скажи еще: как мне до кладбища добраться?

— Из ворот и налево. Деревню объедете стороной, а там по дороге прямо. До развилки. На развилке направо свернете… там еще впереди речку увидите. Так вот вдоль речки и пойдете до поля. А уже за полем и могилки сыщете. Лесок там растет — тихий, мирный. Никогда ничего, кроме тишины в ем не водилось, а теперича…

Мужик, поклонившись в третий раз, поспешно шагнул в редкую толпу, постаравшись затеряться среди односельчан, и я с новым вздохом отвернулась. Блин. Что ж у Стевана за лапа-то такая в городе… как там его, Бероле?.. что эти несчастные не могут от него избавиться? Не поверю, что ни разу не отписали. Не поверю, что жалобу не слали — Айна говорила, что в Вольнице Королевский Суд свое дело знает. Однако, до Суда-то, видимо, дело так и не дошло. А вот кто и на каком этапе его тормознул — это еще большой вопрос. И почему здешний эрхас об этом не знает, тоже очень интересно. Хотя, конечно, территория большая, деревень много и все объехать за короткое время он не способен. Но вряд ли сиднем сидит в своем замке — за землю и за то, что на ней творится, с эрхаса король спрашивает. Так что нечисто тут что-то. Жаль, разбираться недосуг. Да и кто я такая, чтобы лезть в чужой монастырь со своим уставом?

Увидев выползающего на крыльцо старосту, я мимолетно поморщилась: ну, крыса, она крыса и есть. Сперва хитрила, потом зубы скалила, а теперь пятится боком, сволочь, чтобы за хвост не дернули.

— Вот, — неохотно протянул мне староста исправленный Договор, пряча в глазах затаившуюся ненависть. — Оплата, работа, сроки. Все, господин.

Я быстро пробежалась глазами.

— Нет, не все. У тебя написано в "дополнениях", что оплата, в случае, если Тварью окажется не тикса, будет произведена согласно "приложению". Что за приложение, какое? Номер, год выпуска… вписывай.

Староста сжал челюсти.

— Приложение к "Закону о Договорах".

— Вот так и напиши, — хмуро потребовала я. — А то я — человек простой, в юриспруденции неграмотный, таких сложных вещей не разумею. И хочу знать, по какой бумажке ты будешь начислять мне гонорар.

Он скривился, но смолчал и, сбегав за пером, послушно дописал в Договоре.

Я перечитала снова.

— И это поправь, — ткнула пальцем в сроки. — Напиши: срок не три дня, как указано, а "от трех до стольки-то дней". Вдруг я за три дня ее не найду?

— Больше пяти дней не дам! — внезапно уперся староста, злобно сверкнув глазами.

— Не давай. Но в Договоре укажи причину, по которой требуешь быстрого выполнения заказа. Заодно, цену увеличь по статье "за срочность", иначе какой мне смысл корячиться без премиальных? Ты ж, небось, по выходным и праздникам тоже работать не любишь?

Он воззрился на меня в неподдельном возмущении.

— Господин, но это же… это же… так не положено!

— А я тоже жадный, — ухмыльнулась я, откровенно наслаждаясь выражением его лица. — Если не нравится, можешь сказать мне "до свидания". Я не обижусь. Так как?

Староста, пробурчав себе под нос что-то не очень приличное, скис и послушно вписал вторую поправку. Все остальное вроде было написано верно. Но я на всякий случай все равно прочла и только тогда, перехватив Договор, черкнула в нижнем левом углу замысловатую закорючку. После чего протянула пергамент обратно старосте и с легким удивлением заметила на его лице гримасу недовольства.

— Что не так?

— Господин забыл вписать свое имя, — в его голосе прорезалась ядовитая насмешка.

Я пожала плечами.

— Впиши его сам. У тебя почерк красивее. И практики больше: я ж говорю — неграмотный.

Взглядом мужика можно было забивать гвозди, а голос уже сочился таким ядом, что одной каплей можно было убить не только лошадь, но и целого слона.