В Курляндском котле - Павел Автомонов

Мы просили командование фронта включить в груз, готовящийся для нас, десяток автоматов и пулемет. Но в этом нам было отказано, — Нам напомнили, что наше дело — разведка и разведка прежде всего.

— А мы хотели гарнизон организовать в лесу, — пошутил Костя Озолс. — Наше дело — разведка. Правильно. Но если по совести сказать, товарищи, чешутся руки. Трудно сдержать себя.

В окрестностях лагеря стихийно возникали группы партизан. Мы то и дело получали сведения о боевых действиях партизан, порой в нежелательных для нас местах. Организованного странным, что и дома, на Украине, и в Ленинграде, и здесь, в Курземе, за линией фронта, было одно и то же небо, светили те же, знакомые с детства звезды.

Я любил летом спать во дворе или на сеновале, смотреть на звезды и мечтать о том, что будешь делать через пять-шесть лет.

«Кем ты будешь?» — Как-то на эту тему мы писали контрольные работы в школе.

Мой товарищ Борис Ампилов готовился расщеплять атом, — он даже повесть фантастическую написал об этом в школьный литературный журнал. Желание его было — отеплить весь север. Петр Долгодуш, Виктор Щутенко, Александр Яременко писали, что будут командирами Красной Армии. Я писал о том, что интересовало меня, и поставил над работой эпиграф: «Борьба — это счастье».

На ближнем хуторе залаяла собака.

— На месяц брешет, — пояснил Порфильев. Но вот послышался шум…

— Не наш. Это «костыль», — определяет Тарас.

Мы лежим и продолжаем тихо беседовать.

Прошел час. Месяц закрылся тучкой, и тени в лесу исчезли. Скоро облака заволокли все небо. Обычная прибалтийская погода.

— Не придет, погода нелетная, — сетовали бойцы.

И когда уже казалось, что самолет действительно не придет, далеко на севере послышался нарастающий гул. Он все ближе, ближе…

— Самолет! Наш!

Рев мощных моторов раздается над лесом.

— Зажигай, Алексей! Зажигай!

Костры вспыхивают. Самолет включил огни, делает разворот и летит прямо на нас.

— Эх, хотя бы на хвост взял! Ведь я три года России не видел! — восклицает Федор Куйбышевский, новичок.

— Хвост, хвост! За мешками смотри. Черные точки отделились от самолета и, повиснув на парашютах, приближались к земле.

— Разве не говорил я, что сбросят! — радостно шумел Кондратьев.

— Тише! — предупредил Зубровин. Вместе с группой Агеева, принимавшей груз, к нам подошел только что приземлившийся новый радист, посланный командованием фронта для отряда «Красная стрела».

Агеев, смеясь, рассказывал о подробностях приземления.

— Вижу, спускается парень, бегу помочь, а сам думаю: сейчас табачку отечественного закурю. Трофейные эрзацы надоели до тошноты. Здороваемся. Справляюсь о табаке, а парень говорит: «Не курю». Присматриваюсь, а парашютист-то девушка…

— Зина, — громко назвалась гостья. — Привет с Большой земли вам и вам — всем, — улыбнулась она окружившим ее ребятам.

— Спасибо!

— Не забывают, значит, о нас.

— Не забывают, помнят и заботятся, — сказала Зина. — Там, — она показала на доставленные с места приземления мешки, — письма вам есть.

— Вот это посылка! — воскликнул Колтунов. — Прямо с неба явилась почтальонша. Вас, Зина, мы, пожалуй, теперь не отдадим «Красной стреле».

Зина взглянула на Колтунова, улыбнулась, но ничего не ответила.

Просматриваем содержание «посылки».

Новенькие автоматы, пачки патронов, мины, гранаты, табак, бинты, теплые куртки, брюки; сапоги. Все наше, советское…

В одной из «посылок» оказались радиобатареи, мешочки с сахаром, консервы…

— Письма, письма давайте!

— Вот они, — Агеев поднял плотно перевязанную пачку писем.

— Мне есть?

— А мне?

— Разбирайте скорее!

Я получил несколько штук. Письма от матери, от брата.

Сажусь ближе к костру. Разорвав конверт, я смотрю на исписанные страницы. Узнаю почерк матери и вижу ее лицо, ее озабоченный взгляд; читаю, мне кажется, что я слышу ее встревоженный голос. Она пишет, что никак не может понять, где я нахожусь, ее тревожит то, почему я не пишу… Ясно вижу пятна расплывшихся строчек. Не выдержав, я отворачиваюсь от костра и смотрю вдаль. (Как хочется сказать матери ласковое слово… Вокруг костра взволнованные лица товарищей. Не знаю, у меня нет слов для того, чтобы передать те чувства, которые испытывали мы, сидя в глубоком тылу врага, получив письма с родины.

Брат Евгений пишет, что он вместе с Борисом варит сахар для фронта. Работают они у одного аппарата, оба стахановцы. Пишет, что их (Конгессовский завод получил переходящее знамя Государственного Комитета Обороны. В конце другого письма стихи:

Пiд час блокади був у Ленинград!Великий голод пережив,Був на Mopi, плавав наЛинкори в oкoпi кров свою пролив.А коли блокаду вже прорвалиI наша армия рвонулася вперед,Тода тебе у тил до ворога послали,Слiпому Гiтлеру на вред…

«…Это я о тебе сочинил, дорогой наш братишка, — объяснил Борис. — Мы видели кино „Ленинград в борьбе“, и, когда смотрели, мама плакала, вспоминая тебя.

Был у нас летом в отпуске Иван Винник, он спрашивал твой адрес. Мы с Женей догадываемся, где ты находишься, и успокаиваем маму…»

Мне стало душно. Я расстегнул ворот фуфайки, отодвинул со лба шапку. В грусть, навеянную письмами от родных, ворвалось чувство радости и гордости за своих братьев-близнецов. Они — пятнадцатилетние хлопчики — варят сахар. Батько! Жил бы ты сейчас, так же, как и я, гордился бы тем, что твои хлопчики настоящие люди. Может, тот сахар, что мы получили сегодня, варили мои братья. И сердце наполняется гордостью за наш советский строй, за наших рабочих, колхозников, которые куют меч для победы, одевают, кормят свою славную, могучую армию.

На следующий день, с утра, группа партизан готовилась к выходу. Они идут сопровождать Зину Якушину в отряд «Красная стрела». С этой группой уходит Зубровин. Он с командиром «Красной стрелы» должен согласовать планы нашей оперативной работы и договориться о совместных действиях в приближающуюся зиму.

Зина готова к походу. За спиной у нее мешок. Правая пола пальто заметно оттопыривается: под пальто Зины — кобура с пистолетом «ТТ». Зина прощается с остающимися в лагере.

— До свиданья!

— Осталась бы у нас, Зина! — не то в шутку, не то всерьез, улыбаясь и щуря свои синие глаза, говорил ей Колтунов. — Разве плохие у нас ребята? Посмотри только — один лучше другого!

— Славные ребята! — согласилась девушка, пожимая ему руку.

— Оставайтесь, право! — повторил он свою просьбу.