Загадочный супруг - Эллен Марш

«Горько? Обязанности?» – Ян чуть не расхохотался. Как можно испытывать горечь по поводу того, что тебе безразлично. Герцогство Войн ничего для него не значило, и если он вообще испытывал какие-то чувства к своей шотландской родне, то это было вовсе не преданностью, а глубоко затаенной обидой за те трудности, которые в первые годы жизни во Франции выпали на долю его матери, изгнанной из Шотландии родственниками мужа. Жесткие складки прорезали лицо молодого герцога при воспоминании о тех тяжких временах. Мучительная бедность, постоянный голод и ледяной холод крохотной комнатушки, которую он делил с матерью в подвальной прачечной величественного дворца, принадлежавшего могущественной семье Роган около острова Сите. Как она трудилась, пока не стирала до крови пальцы, крахмаля тончайшее белье избалованных дочерей Роганов, починяя их простыни, нижние юбки и кружева! Он помогал ей изо всех сил, бегая вверх и вниз по бесконечным лестницам, чтобы принести воды для лоханей, дров для громадных каминов, суп из кухонь, чтобы поесть перед сном. Остальное же время проводил в драках с уличными мальчишками, которые, как и он, бродили по близлежащим улицам в надежде подобрать монетку, из милости брошенную аристократами из громыхавших мимо огромных карет.

И всегда, всегда горело в нем страстное желание создать для себя и матери более сносную жизнь. Не потому, что он доводился правнуком одному герцогу и внучатым племянником другому. Он поклялся никогда не использовать ненавистное родство себе в помощь, как бы мать ни цеплялась за их былое великолепие. Он бы голыми руками убил любого Монкрифа, прежде чем унизиться до этого.

Где-то в темноте заухала сова, оторвав его от этих дум и как бы высмеивая за сны детских лет. Да, он был здесь, в деревенском захолустье английского графства, по дороге в Шотландию, для встречи с бесславными Монкрифами из Война, несмотря на то, что хорошо помнил, как говорил не верившей ему Изабелле, прямо ей в лицо, что никогда не объявит себя главой клана этих дикарей и не станет управлять герцогством в одной из самых варварских стран, какую он мог себе представить.

Но это было до того, как он испытал на себе все упорство Изабеллы Монкриф и, главное, до его дуэли с герцогом де Вереном из-за его костлявой любовницы с красным, лживым ртом. Это было скандалом, по поводу которого даже сам Людовик высказал неодобрение и который заставил лакея Яна робко предположить, что его хозяину, наверное, лучше на некоторое время покинуть Версаль.

Никто не был удивлен больше самого Яна, когда он выразил согласие отправиться в Шотландию. Даже сейчас он не совсем понимал, отчего он это сделал. Конечно, у него не было настоятельной необходимости уезжать, несмотря на то, что король выслал де Верена и приказал Луизе де Бертен удалиться в ее северное поместье. И, как всегда, покачал головой, осуждая горячий темперамент герцога Война. Тем не менее герцог не впал в немилость, ибо был одним из любимых спутников Людовика на охоте, а также близким другом Филиппа, герцога Орлеанского.

Но Ян сам вдруг решил, что готов на время покинуть Версаль. Он понял, что устал от политических трений, возникших во Франции в этом году, а еще – от бесконечно ссорившихся из-за него придворных дам, таких как любовница де Верена, эта наглая маленькая чертовка. И, честно говоря, было немного любопытно повидать Глэн Войн, родину Монкрифов.

Сова заухала снова, а затем слетела с ближайшего дерева, испуганно хлопая крыльями. В то же мгновение подстриженные кусты тиса, окаймлявшие лужайку около пруда, затрепетали, и оттуда с громким лаем выскочил крохотный щенок и набросился на герцога.

– Гарри, нехорошая собачка!

Таунсенд Грей, тяжело дыша, появилась перед герцогом, который стряхивал с бриджей грязь от собачьих лап.

– Извините, – сказала она, отдуваясь. – Он еще щенок и довольно необузданного нрава.

«Как и его хозяйка», – подумал Ян, заметив грязь у нее на щеке и выбившиеся пряди золотистых волос. Она не высказала удивления при виде его, потому что, говоря по правде, прекрасно знала, где он.

Она без устали смотрела в окно над кирпичной галереей, которая вела в сад, и в лунном свете видела длинную тень герцога возле пруда. Наблюдала, затаив дыхание, как он бродит по песчаной дорожке, по временам исчезая за деревьями, и странное волнение охватило ее, подобное тому, какое случилось в детстве, когда в ответ на поддразнивания Геркуля прыгнула с высокой крыши мельничного амбара на груды затхлого сена внизу.

Не раздумывая, она поддалась внезапному порыву, хотя и понимала, как были бы шокированы ее родители, невестка и горничная, если бы узнали о ее поступке. Набросила накидку поверх ночной рубашки и, подхватив Гарри под мышку, устремилась в сад, чтобы перехватить герцога.

Собачонка, сама того не зная, прекрасно сыграла свою роль, когда вырвалась из ее рук и бросилась на герцога. По его красивому лицу Таунсенд с облегчением увидела, что он не заподозрил преднамеренности этой встречи. Тем не менее, когда он заглянул ей в глаза, ее всю с ног до головы бросило в жар, шея, щеки и лоб покрылись пятнами, и она изумленно спросила себя, что толкнуло ее на столь дикий, безрассудный, непростительный поступок.

Но было уже поздно что-то изменить. Она здесь, и он смотрит на нее, приподняв одну бровь, как бы ожидая от нее каких-то слов, и было бы глупо, не правда ли, повернуться и убежать? Она откашлялась.

– Вы не можете уснуть? Вам не понравились ваши комнаты?

– Они более чем удобны, – заверил ее Монкриф, хотя, сказать по чести, чуть было не рассмеялся, когда увидел их впервые. Несмотря на то, что семья Грей принадлежала к числу самых знатных семейств Норфолка, они вели здесь, в Бродфорд-Холле, довольно скромный образ жизни. Ян легко мог представить себе, как высмеивали бы их надменные французы, если бы Грей жили подобным образом в изысканных окрестностях Парижа или Версаля.

Одним из примеров служила его спальня, вся заставленная ветхой мебелью, с потертым ковром на сосновом полу. Его рассмешило изобилие «сладких мешочков» с сушеной лавандовой травой, рассованных для запаха в ящики сосновых бельевых шкафов, а также старомодная туалетная комнатка, прятавшаяся за узкой дверью возле гардероба. Даже посеет, поданный ему, когда он, замерзший на холодном ветру, прискакал из бродхэмской гостиницы, показался ему деревенским пойлом из домашнего пива и цветочного меда.

– Вы, наверное, живя в Версале, привыкли к роскоши, – проговорила Таунсенд, словно читая его мысли.

Ян взглянул на нее. Она пыталась переступить через грязь в своих домашних туфельках, голова была опущена, и он не видел ее лица, а только посеребренную луной макушку. И невольно вспомнил, как она взглянула на него в лодке после того, как он поцеловал ее, как затрепетали ее ресницы, открыв огромные, ослепительно сверкавшие голубые глаза.