Морской лорд. Том 3 - Александр Чернобровкин

– Почему вы их не съели? – задал я вопрос.

– Арабских скакунов?! – у Самира от возмущение даже дыхание перехватило.

В доме была большая баня с мраморными стенами, полами и полками и бассейном метра три на три и глубиной около полутора. Мрамор был голубовато-белого цвета. Не знаю, откуда его привезли, но я такой нигде раньше не встречал. Сад был большой, ухоженный, с беседкой, обвитой виноградом. Я решил, что этот дом станет моим. Поскольку из итальянцев, лишенных сексуальных потребностей, получаются хорошие управляющие, назначил евнуха Самира на эту должность.

Расположенные ниже шесть двухэтажных домов были уменьшенной копией Каримовского. Из них забрали только драгоценности, дорогие ткани и посуду и вывели из конюшен четырех арабских жеребцов, которых хозяева тоже не съели. Ковры и мебель я приказал не трогать. Надеюсь, эти дома достанутся нам. Если нет, тогда и выгребем из них все. Жеребцов отвели в конюшню моего нового дома, а в кладовые и во дворе сложили ценные вещи. Завтра пересчитаем и поделим.

Взрослых мужчин среди обитателей верхних домов не нашлось. Обнаружили только одного старика. Зато в многоэтажках их было много. Всех мужчин согнали в один дом, а женщин – в другой. Девушек и молодых женщин распределил между моими воинами. Первыми выбирали кавалейру, у которых не было жен. Остальным доставались по жребию, по одной на каждого, и можно было поменяться. Пусть ребята разговеются. Глядишь, кто-нибудь свое счастье найдет.

Когда сносили со всей улицы добычу и складывали во дворе и в кладовые верхнего дома, я услышал громкие голоса на улице. Отряд из четырнадцати крестоносцев, нагруженных барахлом, собрался пограбить на моей улице. Все забрызганы кровью, будто сражались несколько часов. Валлийцы не пускали их, пытались остановить словами.

– Да нам плевать, кто ваш командир! – орал их предводитель, ражий детина с светло-русыми лохмами, которые торчали из-под шлема. – Этот город – наш! Где хотим, там и грабим! Вон с дороги!

Крестоносцев, видать, перемкнуло от алчности и безнаказанности. Я не стал тратить время на уговоры, приказал лучникам:

– Убить их!

И лучники, и крестоносцы сперва опешили. Мы ведь вроде бы союзники. Если бы рыцари развернулись и пошли дальше, их бы не тронули. Но ражий детина начал вытаскивать меч.

– Убить их! – гаркнул я.

Через минуту на вымощенной камнями улице лежали четырнадцать трупов, утыканных стрелами. Валлийцы раздели их и по моему приказу сложили поперек улицы перед кибиткой, чтобы трупы приводили в чувство других искателей наживы. Двоих отнесли в нижний конец улицы и там повесили вниз головой под балконами угловых домов. Больше на нашу улицу никто из крестоносцев не пытался проникнуть. Только несколько лиссабонцев спрятались у нас от обезумевших от крови рыцарей.

Я вспомнил, как в двадцатом и двадцать первом веке романтичные дуры мечтали о настоящем рыцаре. Судьба часто откликалась на их просьбу. Вот тебе самый настоящий, раздевай и властвуй! Получив запрошенное, девицы вскоре обиженно заявляли, что рыцари перевелись. Радоваться бы дурам, что так случилось! Им доставались еще более-менее окультуренные экземпляры. Представляю, в какой ужас они пришли бы, если бы увидели рыцаря из двенадцатого века – грязную, вонючую, тупую, необразованную, грубую, безжалостную и алчную скотину. Он был результатом многовековой селекционной работы по выведению захватчика территорий. Основной его задачей было убивать, грабить и насиловать. Трудно требовать от танка, чтобы был чистым, не вонял, не разбивал дороги и не разрушал ненароком строения. В задачу танка входит не ублажение романтичных дур, а уничтожение всех, кто отказывается покориться ему, в том числе и этих самых дур, если недостаточно красивы, чтобы стать наложницами. Почему-то рыцарями стали считать тех, кто появился после эпохи рыцарства. Эти были уже образованными и галантными, но не рыцарями, а паркетными джипами, у которых с танками имелась только одна общая черта – не боялись грязи.

8

Карим был младшим братом матери Латифы. Они переселились в Лиссабон, когда эмир передал замок другому наместнику. Обедневшую девушку с «приданным» никто брать в жены не захотел. Вот она и жила у дяди, воспитывая сына, рожденного от франка.

– Я – не франк, – сообщил ей, когда ночью усталые и как бы расплавленные после занятий любовью мы лежали в постели в доме, который я решил взять себе. – Я – сакалиба.

Так арабы называли славян.

– Мой отец тоже был сакалиба. Его ребенком взяли плен, продали в рабство и вырастили воином. Он стал мамлюком, наместником эмира, – рассказала Латифа.

Знает она, что это я убил ее отца? Наверное, догадывается. Ведь он пропал за день до того, как мы захватили замок.

– Я верила, что ты меня найдешь, – искренне заявила она.

А что ей оставалось делать?! Разве что выйти замуж за бедняка. Это после той роскоши, к которой привыкла?! Теперь ей надо всего лишь привыкнуть ко мне. Впрочем, как любовник я ей очень понравился. Да и она мне тоже. После родов Латифа стала чувственнее, горячее. В ней появился огонек, которого мне не хватало в Фион.

Утром я приказал выкинуть в море трупы крестоносцев и валявшихся рядом с нашей улицей лиссабонцев. Погода стояла не жаркая, где-то градусов пятнадцать, но тела все равно скоро начнут разлагаться. Тоже самое посоветовал сделать и брабантцам, которых навестил. Марк теперь стал моим соседом. Он занял верхний дом на соседней улице.

– Как ты думаешь, король отдаст мне этот дом? – спросил Марк.

– Почему нет?! – произнес я. – Думаю, не только этот. Ты ему здорово помог.

– У королей и сеньоров короткая память, – поделился он жизненным опытом.

– Тебе виднее: ты теперь и сам сеньор! – пошутил я.

– Да, повезло мне, – согласился рыцарь Марк. – Если бы служил у Вильгельма Ипрского, может быть, уже гнил бы в земле.

– Поехали в португальскому королю, поговорим, – предложил я.

Нас сопровождали пять рыцарей. Мы проехали к цитадели по улице, на которой валялись трупы мужчин, женщин, детей. Ворота цитадели были открыты, никто их не охранял. Двор весь завален раздетыми трупами мужчин. Скорее всего, это те маврские воины, которые собирались сдаться королю. Судя по ранам – перерубленным рукам, которыми они пытались закрываться, и рассеченным телам – мавры были без оружия и доспехов. Двери во всех зданиях нараспашку. Наверняка там не осталось живых людей и ничего мало-мальски ценного. Возле конюшни стоял привязанный серый жеребец. Услышав стук копыт наших лошадей, из конюшни вышел крестоносец с небольшой охапкой грязной соломы, дал ее коню, а сам настороженно уставился на нас.