Наследство убитого мужа - Кирилл Казанцев

Кто-то бежал, продираясь через ветки кустарника, хрустел валежник под ногами. С противоположной стороны подбегал другой.

– Эльвира Алексеевна, ваша знакомая здесь, в лесу! – сообщил мужской голос. – Она сбежала от Ваймана, представляете? Уделала его напрочь, как ей это удалось? Он весь в крови, на нем места живого нет!

– Знаю… – процедила, тяжело дыша, Эльвира, – Парни из СИЗО уже сообщили… Ай да Женечка, ай да сукина дочь… – В голосе соседки звучали нотки удивления и уважения. – Вот уж от кого не ожидала… Завалить такого быка… Ну что ж, Алексей, значит, охота становится интереснее. Из леса ей не выбраться, пустырь перекрыт. Сообщи всем, что девчонка тоже объект охоты. Но чтобы не трогали ее: пусть поймают – и под мои светлые очи…

– Понятно, Эльвира Алексеевна, все сделаем…

Хворост под ногами трещал, как автоматные очереди. В чаще хлопали выстрелы, доносились отрывистые крики, разражались взрывы хохота. Меня не замели, но опять же – вопрос времени. Импонирует, конечно, когда в 32 года тебя называют девчонкой… Видимо, стоило углубиться в лес и где-нибудь в чаще вырыть себе землянку. Вблизи опушки было крайне неуютно. Но только я начала выкапываться, как окрестности огласил истошный, берущий за душу вопль, хлопнуло духовое ружье – и вопль перерос в откровенно страдальческий. «Вот так и лежи, падла!» – хохотал охотник. Ломались ветки, чавкал мох – он рвался через тернии в мою сторону! А я уже практически выкопалась, хлопала глазами. Возможно, голова моя отчасти напоминала моховую кочку и не вызвала у охотника вопросов. Возможно, он просто не смотрел под ноги. Грузный увалень, тяжело отдуваясь, проволокся мимо, овевая пространство ароматом перегара. В маленьких глазках бесился огонек азарта. Человек купался в адреналине. Неужели это так приятно – гнать и мучить себе подобных? Он повернул, двинулся вдоль опушки, но вдруг споткнулся о засыпанную листвой корягу и схватился за торчащую из ствола ветку. Чертыхнулся, что-то буркнул про «вселенское западло» и побежал дальше, широко расставляя ноги.

А я смотрела квадратными глазами на компактный смартфон, выпавший из его кармана. Он упал боком, привалился к коряге. Матово поблескивал темный экран.

Господи, какая удача… Я выкопалась из ямы, встала на четвереньки, быстро огляделась и поползла. Это действительно был смартфон, никакой не обман зрения! Я схватила его и через несколько секунд опять зарылась в яму, оставив на поверхности только часть головы. Телефон работал, батарейка не села! Обычная «рабочая лошадка» с тремя рабочими столами, никаких наворотов. Доступ не запаролен. Диктофон, фонарик, фотокамера, видеокамера… Я жадно елозила пальцами по экрану. Господи, невероятно, теперь я могу позвонить… И вдруг укололо что-то под лопатку. Кому?? Ты одна на всем белом свете. У тебя нет ни связей, ни могущественных друзей! В полицию? Вот она, рядом. Обязательно придут на помощь, потом догонят и еще раз придут. Прокурору Вадику Суховееву? Ага, и этот сразу расстарается. Голову в песок зароет, страус несчастный, краном не вытащишь! Шуре Казначеевой? Точно, Шуре!

Я помнила наизусть телефон своей лучшей подруги. Пальцы срывались, набирали какую-то чушь. Но в итоге я справилась. Длинные гудки, мне казалось, они гремят на весь лес! Быстрее же, Шурочка, быстрее… Лучшая подруга не отзывалась. И что в ней лучшего после этого? Сволочь ты, Шура, нежишься на своем Бали! Я глотала слезы. Кому же позвонить, чтобы вытащили меня отсюда? В управление собственной безопасности? В Центроспас? «Морским котикам» Соединенных Штатов Америки? Клянусь, я бы точно куда-нибудь дозвонилась. Но в лесу опять воцарилась суматоха, и пришлось уходить под землю, забрасывая себя дарами природы. Пронзительный визг, гогот, звуки борьбы. Грохнул выстрел – не из травматика, всамделишный! Опять меня окружали – орали на юге и на севере. Я дрожала как осиновый лист, поминала всуе свою покойную мамочку, папочку, всех своих нерожденных детей… Люди топали практически по голове – они запыхались, устали.

– Эльвира Алексеевна! – вопил молодой подонок. – Мы всех доходяг перещелкали, с ними уже не интересно! Что с ними делать?

– Тащите на поляну! – орала Эльвира. – К этой чертовой трехрукой сосне! Не забудьте пересчитать! Кто-нибудь видел девчонку?

– Нет, Эльвира Алексеевна, ваша знакомая куда-то пропала!

– Я вам покажу «пропала»! Здесь она! Отловить! Немедленно! Вы что как неживые сегодня, мужики?

– Да куда она денется, Эльвира Алексеевна! Щас поймаем!

– Она здесь!! – завопили вдруг где-то на востоке. – Я ее видел, по оврагу побежала! Там кустарник! Окружай ее, братва!!

– Взять ее!!! – заголосила фальцетом Эльвира. – Да не валите всей толпой! Шесть человек достаточно! Остальные – сгоняйте это быдло на поляну!

Улюлюкали загонщики – игра в индейцев продолжалась. Где-то за деревьями хохотали женщины – Галина с Инной. Им все происходящее доставляло колоссальное удовольствие. Вокруг меня установилась подозрительная тишина. Я извлекла из-под земли фрагмент головы, поморгала. Непонятно, как меня могли заметить где-то там, если я нахожусь где-то здесь? По лесу бегает мой двойник? Но вскоре ветерок из гущи леса на восточной стороне принес разочарованные крики. Объект поймали, но он оказался не мной. Я вспомнила: на одном из несчастных, угодивших под раздачу, была поношенная грязно-зеленая ветровка – того же оттенка, что и на мне. Перепутали сослепу.

– Прочесать всю опушку, мать вашу! – прорвался сквозь чащобу разгневанный вопль.

Мою соседку пустая беготня начинала раздражать. До меня дошло: а ведь я сама на опушке! Снова ужас забрался под кожу, теперь меня наверняка поймают! Я лихорадочно соображала. Большинство врагов где-то слева, в восточной части леса. Нужно бежать на юг, вырыть в чащобе землянку… Я пулей вылетела из насиженного убежища и припустила в глубь леса. Петляла меж деревьев, перепрыгивала через мелкие кустики и очень скоро запыхалась, в груди все тряслось. Шумели слева, шумели за спиной, а я опять попала в «мертвую зону». Хватит, нельзя бежать, довольно искушать судьбу. Я подалась вперед на четвереньках, спустилась в канаву, вскарабкалась на косогор. Справа был кустарник, в котором можно было отдышаться. Я завернула за дерево…

И остановилась, неприятно пораженная. Видно, со слухом моим что-то сделалось. За деревом лежал человек, измазанный кровью и грязью. Чубатый долговязый узбек, успевший схлопотать еще до начала спектакля. Он стонал, пытаясь подняться. Волосы превратились в паклю. Рубашка на груди была разорвана, и тело под ней представляло собой сплошной фиолетовый синяк. Обнаружив, что рядом кто-то есть, он взвыл на монотонной ноте – протяжно так, тоскливо. Приподнял голову… и отвесил челюсть. Кровь сочилась из губы, из раздавленного носа. Он обнял ствол осины и начал подниматься на подвернутых ногах, что-то шамкая синими губами. Я смотрела на него со страхом. Он протянул мне руку, но я не отважилась ее принять. Помимо прочих неприятностей, у него была сломана нога ниже колена – на голени выделялся безобразный волдырь. Возможно, я правильно сделала, что не стала вытаскивать его на себе с поля боя. Мучительный стон привлек внимание. Затряслись кусты, перекликались хриплые голоса. Я опомнилась, сделала такой прыжок в сторону, что голова закружилась, и свалилась точно в кустарник – наполовину мертвый, с голыми засохшими ветвями. Какая тут боль? Я про нее мгновенно забыла, когда увидела, как из-за деревьев выбежали Михеич с раскрасневшимся от возбуждения Колодяжным, повертелись и бросились к дереву, по которому сползал незадачливый гастарбайтер.

Он жалобно залопотал, узрев два ствола, нацеленных в голову, и стал кивать на кустарник. Я чуть не задохнулась от возмущения. Ах ты, стукач несчастный! Ни себе ни людям! По-русски он, к счастью, шарил с трудом или вообще никак. «Копы» не стали вникать в его жесты – слишком возбуждены были, чтобы что-то понимать.

– Краса-авец… – с прищуром процедил Колодяжный.

– Ага, и угадай с трех раз, приедет ли он еще когда-нибудь в эту страну, – рассмеялся Михеич и занес приклад, чтобы двинуть бедолаге по физиономии. Тот зажмурился и оттопырил губу, как будто она могла смягчить удар.

– Гм, – сдержанно проговорил Колодяжный, – не стал бы этого делать.

– Причина? – удивился Михеич, опуская ружье.

– Сам подумай. По башке ему дашь – и придется тащить на себе. А так он сам дойдет. С него уже хватит, он все понял и раскаялся.

– Думаешь? – засомневался Михеич. В словах партнера по охоте имелось рациональное зерно. Переносить тяжести уже не хотелось. – Можешь идти? – поинтересовался он у узбека. Тот сообразил, что избиение откладывается, и энергично закивал.

– Так пошел! – проорал ему в лицо Колодяжный и ткнул пальцем, в какую именно сторону.

Бедолага шел самостоятельно. Его рвало кровью. Он опирался на сломанную ногу и ревел от боли. Двое упырей подталкивали его стволами. Я больше не могла на это смотреть. Меня трясло – и вместе со мной трясся мертвый кустарник. Хорошо, что они не обернулись. Меня тошнило долго и мощно, выворачивало до режущей боли в горле. Я выползла из кустарника, закопалась в первую попавшуюся канаву и долго усмиряла озноб. Мне уже было все равно. Я достала телефон и позвонила 02. Отозвался живой человек, не автомат. У него был убедительный серьезный голос.