Злое дыхание древней гробницы - Василий Лягоскин

Глава 7. На просторах Караханы. Продолжение

Горн ходил по замку Гардена с непроницаемым лицом, и это было страшнее, чем если бы он рвал и метал. Великие битвы, низложенные короли, вереницы послушных красавиц – все это откладывалось на неопределенный срок. И бессмертие Тагора тоже. Он ждал этого четыреста лет, и теперь эти кружившие голову планы разлетелись вдребезги. По очень простой причине – единственный человек, который мог поднять в небо стальную птицу, бежал. Бежал, пролежав неподвижно восемь суток.

Как понял теперь Горн, все это время он искусно притворялся. А чародей, упиваясь открывающимися возможностями, и рисуя в голове одну картину торжественней другой, забыл, что сам освободил Анатолия от незримых пут.

А Лазаренко действительно дожидался – не полного исцеления, а теплой погоды. Ведь его еще там, во дворе замка, раздели до исподнего (это было термобелье, никак не годившееся для зимних прогулок), а серебристый костюм унесли в «Стрелку».

Весна стремительно надвигалась на континент. В несколько дней стаял почти весь снег. Жалкие сугробы оставались лишь в самых недоступных солнечным лучам углах. Но и они продержались недолго. На пятый день, после того, как умолк ветер, на землю обрушился благодатный ливень. Он словно смыл остатки зла, привнесенного в эти земли колдуном. Окрестности начали оживать. Неведомо откуда появились птицы. Только вот радоваться их пению в старом замке было некому. Разве что Анатолию, который дожидался темной ночи. Стражников в замке было немного. Ведь Горн, в услужении которого оказались всего-то (какое унижение!) жалкие пять десятков человек, большую часть их отправил по окрестностям – собирать выживших.

Сам Горн спал в покоях погибшего хозяина, беспокойно ворочаясь. Может потому, что в эти минуты на одного подданного у него стало меньше?

Лазаренко прислушался к мерному сопению охранника за дверью и резко распахнул ее. Единственное, что успел сделать стражник, вооруженный копьем и коротким мечом, это широко распахнуть глаза. К его горлу метнулась ладонь, и почти ласковое прикосновение адепта боевых искусств отправило немолодого охранника в долгий сон. Тут – у двери, громко храпевшего – его и обнаружил сменщик. А Анатолий, вооруженный и одетый в непривычную одежду, исчез из замка.

Сменщик даже не стал будить несчастного – сразу побежал к Горну. Тому тоже не нужен был бодрствующий воин. Грубо обшарив мозг несчастного, и не обнаружив никакой полезной информации, чародей приказал:

– Усни… навсегда!

Неподвижное тело дернулось, выгнувшись немыслимой дугой, и снова замерло. А Горн уже не смотрел на него. Он стремительно шагнул в комнату, где его встретила только разобранная постель. Она давно остыла, и «допрашивать» ее было бесполезно. Ее Горн не мог ни допросить, ни наказать. Тогда он велел привести Такамуру. Бледный японец встал перед своим господином. Неизвестно, успел ли он ощутить, как липкие щупальца чужой воли заползли в его мозг. И вспомнил ли он при этом тех несчастных, которых сам подвергал такой страшной пытке.

Чародей грубо ворвался в мозг, разрушая остатки воли и разума Такамуры. Он старался добраться до самых глубин его памяти, отбрасывая никому не нужную шелуху. Он должен был сделать это раньше! Но не наказывать же себя. Только теперь он узнал, что в «Стрелке» находился чудо-прибор, при помощи которого он мог вылечить Анатолия на считанные мгновения; что длинная трубка, свисавшая с поясного ремня Такамуры, является грозным оружием, подвластным его энергии. Наконец он убедился, что никто, кроме беглеца, не сможет поднять в воздух «Стрелку». Потому что для этого нужны были какие-то коды, и некоторые из них можно было ввести, имея при себе ладони и глаза Лазаренко.

Наконец он взломал последний, самый крепкий бастион памяти маленького японца и прочел древний обряд Человека-без-имени.

– Ну что ж, – усмехнулся он, – пока обойдемся и этим.

Единственное, о чем он жалел сейчас – о бесполезной смерти стражника, который мог принести ему целый год жизни. Впрочем, для этих целей подданных хватало. Да хоть взять того же Такамуру.

Нет, – отказался чародей от мысли немедленно принести японца в жертву, – не хватало еще заразиться от него безумием.

Рассудок Такамуры действительно не выдержал грубого вмешательства. Теперь Горн не был властен над ним. Какие грезы сейчас ворочались в голове бессмысленно улыбавшегося пришельца, не мог сказать никто – даже он сам. Но Горн не пожалел о содеянном. Он вообще не жалел ни о чем в прошлом. Все его мысли стремились только в будущее.

В глубокой задумчивости Горн вышел во двор замка. Внезапно его глаза широко раскрылись в изумлении. Солнце, за несколько дней преобразившее окружающий мир, внезапно померкло. С губ чародея с проклятием слетело имя:

– Тагор…

Старый мастер Дамир и Зохра привыкли встречать рассвет вместе. Нет, спали они в разных кельях, понимая, что время безвозвратно ушло. Но вот так стоять на стене Обители, купаясь в ласковых лучах восходившего светила… – кто им мог запретить? Сегодня они вышли даже раньше, словно предчувствуя что-то невиданное. И оно случилось!

Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, вдруг потемнело. Кто-то, или что-то, словно откачивал энергию звезды. Материк опять погрузился в полутьму.

Зохра невольно вцепилась в рукав мастера Дао:

– Мне кажется, что это Свет подает нам знак.

Дамир недоверчиво покачал головой, но спорить не стал:

– Он может…

Столица Рагистана сильно опустела к концу зимы. Но главное – она выжила. Запасы продовольствия в сильном государстве позволили многим дождаться весны. Только шахиншах у них теперь был другой…

…Разъяренный Нусрат едва дождался стражников, присланных вслед первым преследователям Света. Увы – ни дерзкий незнакомец, ни капитан Фарад с остатками полусотни так и не были обнаружены.

Эту весть шахиншаху принес Журивой.

Они стояли посреди тронного зала – тучный, багроволицый от ярости Нусрат и тощий, весь в черном, начальник тайной стражи. На его лице, как всегда, были приклеены покорность и почтительность. Но загляни сейчас шахиншах в его глаза – он тотчас бы забыл об охотнике и капитане Фараде. Потому что в скрытых веками глазах Журивона полыхало пламя ярости. А вызывать ярость этого господина не рекомендовалось не кому – даже шахиншаху.

– Я обещал отправить тебя на Ристалище, – прошептал Нусрат, брызгая слюной в лицо начальника стражи.

Журивой открыл глаза, и шахиншах попытался отшатнуться – он вдруг испугался еще сильнее, чем рядом с голубоглазым незнакомцем. Но Журивой не дал ему отступить. Холодные костлявые пальцы больно сжали голову Нусрата, а его глаза так и не отпустили взгляд рагистанского властителя. Глаза Нусрата не закрывались, и словно через них истекала к колдуну его жизнь. Противостояние длилось всего несколько мгновений. Несколько самых страшных мгновений в жизни шахиншаха. Вот он упал на толстый ковер, и корона покатилась по толстому ворсу.

Журивой наклонился за ней, и нацепил на голову, слегка поморщившись – на его вытянутом лысом черепе она смотрелась нелепо. Другое дело та, что унес с собой голубоглазый незнакомец.

– Ничего, – подумал он, – и ты, дерзкий, и моя корона вернутся в Шахрихан.

Его слабенькие чары не делали его провидцем. Лучше бы они не сработали и сейчас…

Журивой проснулся рано – как всегда. Он стоял на балконе дворца и наблюдал, как померкло внезапно солнце. Его мало интересовали причины, ввергшие светило в этот катаклизм. Еще меньше – тот, кто смог свершить такое. Главное сейчас было – к Журивою вернулись те крохи колдовской силы, что пропали внезапно несколько дней назад. Точнее – в тот самый день, когда стих ураганный ветер. Его силы были не велики, но и их хватало, чтобы держать в страхе целое государство.

Шахиншах негромко хлопнул в ладоши. Он знал, что прислужники всегда ловят ушами этот сигнал. Поэтому не сомневался, что его приказ тут же разнесут по городу:

– Пусть каждый в Шахрихане узнает – завтра праздник. Чтобы все были на ристалище. Таких боев Рагистан еще не видел…

Командор Булгаков вторую неделю не покидал Курский космодром. В эту минуту что-то заставило его выйти из здания и остановиться на краю огромной площадки.

Солнце, заблиставшее после нескольких дней ненастья так, как и положено в середине лета, вдруг потемнело. Словно внутри его заработал огромный насос, перегоняющий энергию неведомо куда. Неожиданное затмение посреди дня наблюдало вместе с Булгаковым множество людей. На Луне-2 было получено множество отличных снимков катаклизма, ничего, впрочем, не объяснивших. Позже стали поступать еще более невероятные сообщения. Синхронно с Солнцем ненадолго померкли другие звезды. Это стало известно, когда их свет достиг телескопов. Астрономы и простые люди обсуждали это невероятное событие несколько дней. Потом их внимание переключилось на новую сенсацию. Тем более, что звезды снова мерцали в полную силу.