Зачарованный лес - Диана Джонс

– Понятия не имею, – признался Ям. – Может, это вовсе не мы принимаем решения. Возможно, мы просто актеры, участвующие в чьих-то постановках.

– Только не я! – запротестовала Энн. – Я важное лицо. Я – это я.

– Я тоже очень важный, – провозгласил Чел.

– Кроме того, – продолжала девочка, похлопав его по плечу, чтобы показать, что осознает и его важность, – я возражаю против того, чтобы мной распоряжалась какая-то машина. Если верить Яму, это она заставила меня совершить с десяток вещей, которые я совсем не хотела делать.

– Не совсем так, – поправил Ям. – Ничто не в силах заставить человека или машину делать то, что несовместимо с их природой.

Мордион снова принялся за починку ноги робота. Себя-то он вовсе не считал важным. У него словно гора с плеч свалилась, когда он услышал фразу Яма о том, что они, возможно, всего лишь актеры в поставленной кем-то сцене. Но когда робот сказал, что человека не заставят действовать против его природы, Мордион содрогнулся от неожиданно нахлынувшего чувства вины и тревоги. Он даже приостановил починку Яма, чтобы не навредить роботу.

Энн думала о том же.

– Но машины можно переделывать, – заметила она. – Тебя переделали, Ям. И в природе людей есть чудны́е черты, которыми Баннус мог бы воспользоваться.

«Так вот откуда это чувство вины», – подумал Мордион. Он снова взялся за ювелирную работу с ногой Яма. Эта машина, Баннус, завладела каким-то странным и нехорошим уголком души волшебника, когда подтолкнула его к созданию Чела. И вина была вызвана вот чем: когда Баннус сочтет, что правильное решение принято, он наверняка положит конец существованию поля. И тогда Чела не станет. Вот и все. Что же он наделал! Мордион продолжал работать, хотя весь похолодел от ужаса.

Тем временем Энн, взглянув на часы, уверенным голосом оповестила всех о своих намерениях. Она по горло сыта этим Баннусом. Когда она встала и направилась вниз по крутым ступеням, Мордион оставил Яма с торчащей у него из ноги отверткой и поспешил за ней.

– Энн!

– Да?

Девочка остановилась и подняла на мужчину глаза. Она все еще не питала к Мордиону дружеских чувств – в особенности теперь, когда выяснилось, что ее все время запихивали в какие-то сцены с его участием.

– Приходите сюда, – попросил Мордион. – По своей воле, если это возможно. Вы хорошо на меня влияете, как и Чел. Вы все время приближаете меня к истине.

– Теперь это может делать Ям, – холодно ответила Энн.

– Едва ли, – торопливо заговорил Мордион, спеша объясниться, прежде чем девочка спустится к реке и станет недосягаемой для его слов. – Ям владеет фактами, а вас посещают озарения.

– Правда?

Эти слова доставили девочке такое удовольствие, что она так и застыла на полпути к реке.

Мордион не сдержал улыбки:

– Да, особенно когда сердитесь.

5

Ох, лучше бы Мордион не улыбался. Энн ничуточки не сомневалась: именно эта улыбка заворожила ее и заставила вернуться сегодня днем. Такую улыбку она видела впервые в жизни.

– Он думает, что я смешная, – сердито бормотала она по пути домой. – Воображает, будто я готова плясать под его дудку, стоит ему улыбнуться. Это унизительно!

Из-за переживаний вернулась домой бледная и слегка не в себе. А может, все дело в том, что за ней гнались люди в доспехах, – хорошо еще, они не преследовали ее до самой реки. Или Баннус не позволил ее преследовать. «Или все сразу», – подумала она.

Папа на мгновение оторвался от новостей по телевизору и взглянул на нее:

– Ты что-то переборщила на сегодня, моя девочка. По-моему, ты порядком утомилась.

– Я не утомилась… я разозлилась! – резко возразила Энн.

Потом, осознав, что такой простодушный человек, как ее отец, вряд ли поверит в Баннус или тета-пространство, не говоря уже о мальчике, созданном из крови, она неохотно прибавила:

– Я хотела сказать – разозлилась, потому что устала.

– Конечно, ты устала, кто бы сомневался, – заметил папа. – Ты поднялась с постели только сегодня утром и тут же ушла – пропадала целый день неизвестно где! А завтра ты снова сляжешь с этим своим вирусом. И вообще – ты сама-то хочешь выздороветь? Собираешься пойти в школу в этой четверти? Или нет?

– Понедельник, – напомнила мама. – Мы хотим, чтобы ты поправилась к понедельнику и смогла пойти в школу.

– А до конца четверти осталось всего два дня, – вставил Мартин, который сидел в углу и разрисовывал карту под названием «Пещеры будущего». – Идти на каких-то два дня? Оно того не стоит.

Энн бросила на него благодарный взгляд.

– Нет, оно того стоит, – возразила мама. – Мне вот жаль, что я не слишком хорошо училась в школе.

– Ой, вот только не надо нудить на эту тему, – буркнул себе под нос Мартин.

– Что ты сказал? – переспросила мама, но тут ее перебил отец:

– Вообще-то, если речь всего о двух днях, то нет смысла гнать ее туда, верно? Она с таким же успехом может побыть дома, пока окончательно не поправится.

Энн дала им возможность поспорить об этом. Похоже, выигрывала мама, но девочку это не особенно волновало. Из-за двух дней еще никто не умирал. По крайней мере, в эти два дня Баннус не смог бы использовать ее как пешку в осуществлении чьих-то решений. Было хорошо – более того, было настоящим облегчением – оказаться дома, где спорили на какую-то нормальную тему в нормальных выражениях. Энн села на диван, глубоко и с облегчением выдохнув.

Мартин посмотрел на нее.

– Сегодня поздно вечером показывают «Чужого», – сказал он, предоставив родителям спорить и дальше.

– Отлично!

Энн потянулась, сцепив руки над головой, и решила – в тот самый момент, – что больше никогда, никогда и близко не подойдет к лесу Баннерс.

Часть третья

1

И на следующее утро Энн не передумала. «Теперь Ям присматривает за Челом», – успокаивала она себя. Очевидно, он и был тем самым ненастоящим человеком, которого она попросила у поля для Чела, поскольку Мордион совсем не заботился о мальчике. Но сперва Баннус вытворял разные фокусы-покусы, чтобы убедить Энн, что сейчас две тысячи какой-то год, а потом вдоволь покуражился с помощью незнакомцев в доспехах. Похоже, ему нравилось пугать людей и ставить их в неловкое положение.

– Слышать не желаю об этом аппарате! – сказала Энн зеркалу в спальне.

Тот факт, что в зеркале за левым плечом Энн по-прежнему виднелась припаркованная серая машина, только укрепил девочку в ее решении.

Так или иначе, наступила суббота, а по субботам у брата с сестрой были особые обязанности. Мартин садился с отцом в фургон, чтобы сначала поехать к поставщикам, а потом доставить фрукты и овощи в мотель. Энн должна была пойти за покупками. Преисполняясь добродетельной решимости, девочка извлекла из кухонного шкафа старую коричневую сумку и покорно отправилась в лавку, чтобы взять у мамы денег и список покупок. Мама, по своему обыкновению, засыпала дочь указаниями, то и дело отвлекаясь на новых покупателей. Это всегда требовало времени. Пока Энн стояла у прилавка в ожидании очередной инструкции, мимо промчался брат, спешивший на встречу с Джимом, сыном миссис Прайс.

– Заметь – первая неделя, когда я не должен это за тебя делать, – бросил Мартин, проносясь мимо.

«Бедный Мартин», – про себя посочувствовала Энн. Должно быть, в последние несколько суббот ему приходилось несладко. Эта мысль не приходила девочке в голову во время болезни.

– И не забудь о газетах, – подытожила мама. – Вот еще десять фунтов – на оплату счета. Хотя вряд ли тебе понадобится вся сумма, даже с учетом нового комикса для Мартина. Это его награда за то, что он ходил вместо тебя за покупками. Так что надеюсь увидеть сдачу, Энн.

«Хитрющий он, этот Мартин! – подумала девочка. – На все готов, только заплати ему. Интересно, что будет, когда он вырастет и, допустим, станет управлять страной?» Выходя из магазина, Энн улыбалась. Все было таким восхитительно нормальным, таким благостно обыденным – вплоть до мельчайшей измороси. Улица была умиротворяюще серой. Люди, вышедшие за покупками, выглядели раздраженными, что дало Энн еще большее ощущение спокойствия, поскольку это было ровно то, чего можно было ожидать. Она даже терпеливо выслушала миссис Прайс – та оживленно болтала, пока Энн расплачивалась за газеты. Поведение миссис Прайс тоже оказалось вполне обычным.

Довольная, девочка подхватила полную сумку и развернулась, чтобы идти домой.

Но тут же бухнула свою ношу на мокрый тротуар и уставилась на человека с мешком, шедшего ей навстречу.

Сначала Энн приняла его за монаха. Но светло-коричневая мантия была недостаточно длинной, а из-под нее виднелись узкие брюки. Высокая фигура выглядела перекошенной, поскольку на одном плече было нечто вроде свернутого одеяла. Вышагивал он довольно своеобразно. Энн знала эту походку.