Ландскнехт. Часть вторая - Алексей Штейн

Поначалу все было вполне обычно. Загнали в подостывшую баню на помывку, оно и понятно — который день не мывшись толком. По выходе приняли от сердитого вида пожилого ефрейтора новую форму. Белье — такое же, как и у нас было, портянок две смены. Дрянной тонкой тряпки черный комбинезон, чуть мешковатый, черная шапка — что‑то вроде примитивно пошитой пилотки, такие в пионерлагере носили. Ремень тоже тряпочный, поясок просто, никаких тебе подсумков. Впрочем, посмотрел — карманы на комбезе передние, как раз под ремнем — внутри как подсумки, с ячейками для патронов. Выдали каждому еще сумку, как опытные ее назвали 'гранатную' — по виду как противогазная, через плечо — а внутри тоже перегородки нашиты. Сапоги комбики — низ кожа, а голенище опять тряпка, хорошо хоть какой‑то брезент. Все обмундирование производило впечатление какого‑то… дешевого и одноразового. Что навевало грустные мысли. Вместо вещмешков выдали вторую сумку — чуть поболее размером, как санитарная. Опытные товарищи, нашлась у нас пара таких — тут же показали, как правильно носить — через шею, под ремень на бок пристегнуть справа гранатную — а на другой бок поверх вещевую. Еще дали всем плащ — палатки — мне сначала показалось — а потом — точно, вот клеймо — с крепостных же запасов, наши… бывшие. Эти плащ — палатки нам теперь и заместо шинели, и заместо пледов, спальников, и всего подряд. Каждому досталась плоская жестяная кружка, плошка, и дрянная жестяная ложка. Котелков не дали вовсе. Мне ложка попалась мятая и надломанная. Увидевший это усатый пехотинец, один из бывалых, сказал:

— Плохо, братец. Другой не дадут. Поломается — так жрать придется.

Ну, да и чорт с ним, что‑нибудь у кого‑нибудь придумаем… у кого‑нибудь, кто зазевается и потеряет. Не в первой. Распихал столовый прибор в сумку — хорошо хоть не брякает, по размеру сшиты отделения, оправил форму — нет, ничего, паршивая конечно по материалу, но удобно так пошито. Плащ — палатку присобачил скобкой поверх вещевой сумки, там завязки есть для этого. Не ахти, но жить можно, сойдет пока. Если дождей и холодов не будет.

После как все выправились, сердито наблюдавшие за этим сержанты нас раскидали по взводам. Я попал в первый — один из артиллеристов, остальные — пехота и несколько минометчиков. И тот самый, брат или кто еще, расстрелянного. Он, как понял, что со мной вместе очутился, осклабился мне — мол — смотри, опять рядышком! И тут же схлопотал по зубам от Варса — легонько, чисто для понимания.

Вышел капитан, с легким удивлением посмотрел на построенные два взвода — пробурчал что‑то что мол, на людей неожиданно стали похожи, пусть и отдаленно. Потом скомандовали смирно, и Кане с нотками торжественности крикнул в открытую дверь казармы:

— Господа командиры! Ваши солдаты ждут вас! — и замер, с эдакой ангельской полуулыбкой, что Моно — Лиза удавилась бы от зависти три разА.

А когда вышли два человека, в темно — серой баронской форме, и направились к нам, я сначала ничего и не понял. Пока они голос не подали.

— Ээээ… Позвольте… Как же… Капитан! А чем мы будем командовать?

— Взводами, господа — ласковости голоса капитана позавидовал бы и вышколенный придворный лакей, наверное.

— Чтоооо?! Взводами?! Мы?!

— Да, господа… Вот этими двумя прекрасными взводами…. Вы — первым, а Вы — вторым! — и тут Кане рявкнул — Рад вас видеть в рядах моей штрафной роты, господа!

На наших командиров было смешно смотреть. Да, на наших… на наших бывших командиров — коменданта и начальника штаба. Барон и вправду — изрядный шутник. А ведь, я уже улыбаюсь во весь рот. Смотрел бы и смотрел, слушал бы и слушал…. Какой чудесный лепет…

— Но …Вы же… Мы же… А как же..? Но мы офицеры! — буквально возопил комендант.

— Правда? — издевательски удивился Кане — Неужто? …Да, в самом деле, как же я сразу‑то не заметил…И что Вы предлагаете? Мне командовать взводом, уступив Вам место командира?

— Но… позвольте… — растеряно влез эн — ша — Но… разве нет..?

— Разве нету других частей? — заботливо завершил его фразу Кане — Ах, господа! Вы же видите — даже мне, боевому офицеру, не раз удостоенному личной благодарности барона — и то, не нашлось ничего лучше…

Морда у него, правда, при этом на миг предательски оскалилась эдаким противотанковым надолбом — видать, и впрямь, за какой‑то косяк он тут. Это не есть хорошо… ему обратно надо. Любой ценой. А платить цену придется нам.

— Но… Вы же обещали… Обещали нам! Когда мы согласились прекратить бой… Вы же обещали! — обиженно возопил снова комендант

— И что? Мы не выполнили хоть одного своего обещания? А? — голос Кане вдруг снова лязгнул металлом — Молчать! Вы живы? — Вполне! Даже слишком, на мой взгляд. Вы оставлены при звании? — Конечно. В штрафной роте командовать взводом может и полковник, бывало, говорят. Вы приняты на службу Барона? — Да более чем! Это вот они — они еще должны выжить, чтобы стать солдатами барона. А вы — уже на службе. Вам обещали, что вы будете командовать? — Так вот они! Командуйте ими! Обещаю — подчинение будет полнейшее — они все вовсе не хотят умереть нехорошей смертью. Все выполнено, в точности. Вы не рады, господа?

Господа убито молчали, и капитан рявкнул:

— Принимайте своих людей… взводные!

Выдохнув, они шагнули вперед. Начштаба — ко второму взводу, а комендант к нам. И с каждым шагом его шаги становились все неувереннее, и какие‑то… кривые, что ли. Словно свернуть хотел. Так и не дошел уставного расстояния, встал бочком и голову не поднимает.

Ага. Боится. Даже кажется, что взмок. Ах ты ж сука…. Вот уж точно, и не глядя, чувствую — как не только у меня одного, а у всего нашего взвода идиотская улыбка растягивает рот до ушей. Нет, барон и впрямь изрядный выдумщик, но за такие шутки я его уже почти люблю. Это же надо — сказку сделать былью… Есть в жизни счастье, товарищи!

И тут с правого фланга раздался смех. Натуральный такой, заливистый, можно сказать детский — искренний и неудержимый. Скосил глаза — да, тот самый минометчик, согнувшись, трясется от хохота, тыкая пальцем в коменданта, то пытаясь что‑то сказать, то утирая слезы. Варс, аж побелев лицом от такого, рванулся, собирая кисть в клювик и занося руку — сейчас весельчаку поплохеет… Но Кане жестом остановил сержанта, с удовлетворением наблюдая, а когда комендант растеряно оглянулся, словно ища подмоги, изобразил участливо — вопросительное лицо, подняв брови. Ох, сука такая, ох не завидую я тебе, комендант… Нет, иллюзий не надо — за неподчинение любому, именно любому приказу взводного — наказание ровно одно. Вариантов исполнения много, а суть‑то одна. Хотя еще неизвестно, что страшнее — суть или… хм, варианты. Но тем не менее, сразу видно, что капитан этих 'героев' ненавидит до бешенства. И мало того — он это сразу всем показал. Ну, суки, ну держитесь… Ах, все же — до чего барон молодец!

Ай да Верген, ай да сукин сын!

Глава 5

В общем, обратно в каземат мы пошли даже веселые, улыбаясь. Особенно после того, как наш 'взводный' долго готовился, но потом все, же прокукарекал команды, под столь ласковым взглядом Кане, что так и шло на ум что‑то насчет маньяка и гимназистки. Мы же нарочно словно, аки на параде изобразили и эталонные 'равняйсь — смирно', и повернулись четко, и шаг только что не печатали. Даже встреченные солдатики, в серой и песочной форме — и те косились недоуменно. Непривычно, и непонятно — чтобы штрафники эдак радовались. А эн — ша, однако, все же мужик покрепче. Морда серая, но голос твердый, свой взвод сразу, так сказать — обуздал, как значить собаку на поводок дернул, мол, здесь вам не тут. Капитан даже как‑то с сожалением глянул. Впрочем, и взводный — два все одно себя не так чтобы на курорте ощущает, голос напряжен, да и вообще, его солдаты на него тоже смотрят — ну совсем без любви и обожания.

Конечно, иллюзий не надо. Взводный на самом деле — практически, если не царь и Бог для штрафника, но что‑то вроде наместника оных. Может и казнить…. Миловать вот не очень — а казнить — сразу могет. И приказ его надо выполнять. Любой. То есть — совсем любой. Правда, если потом выяснится, что приказ был не того — то взводный сам окажется в рядах штрафников. В лучшем случае. Но — это будет потом. И вполне окажется так — тому, кому выпадет выполнять приказ — будет на то уже все равно.

Взводный, кстати сказать, и впрямь может быть и в весьма больших чинах. Тут дело в мере наказания. Но, есть такой нюанс — командовать штрафниками могут только офицеры или сержанты. Сами штрафники никаких должностей иметь не могут, и все равны. Нет у нас ни отделений, ни старших, ни даже дежурных. Если взводного убьют — кто‑то из нас сам займет его место. Но только до конца боя. А потом — обратно в ряды.

Да, если кто чего подумал, насчет того, что мы взводного прикончить решили — это бросьте. Это дело такое — что лучше самому зарезаться. Ооооочень нехорошая после этого смерть выйдет. И рассказать‑то не буду, какая и насколько. Не думаю, даже, чтобы и минометчик на такое решился. Да и еще дело — не дадут, в общем‑то, другие этого сделать. Потому как за бездействие такое, что значит, позволил убить командира — пойдешь ровно как убийца. Ну а если не доказать, но подозрения сильные — могут и нескольких на жребий взять. И расстрелять. Не мучать, нет. Просто пристрелят и все. Для порядку. Кстати, это и не только командиров, но и других штрафников касается. Чуть что — конфликт какой, или драка — сразу разбирательство суровое, в самом — самом мягком случае — ногайками выдерут. Но это очень редко, так мягко. А если за оружие схватился кто — то все, можно и к гадалке не ходить насчет его судьбы‑то. Так что — ничего такого. Никто из нас их убивать не будет.