Спасайся кто может - Марина Серова

Значит, под моими ногами располагалось подземное помещение значительной кубатуры. И в нем находились…

«Неужели дети? — подумала я и содрогнулась от этой мысли. — Что же там с ними делают?»

Ответ на этот вопрос я должна была получить любым путем, хотя и понимала, что сделать это будет совсем не просто.

Обследовав территорию вокруг будки, я не заметила никаких признаков оборудованного спуска под землю. Одно из двух: либо он был хорошо замаскирован, либо в подземелье вел ход из второго или третьего корпуса.

Расстояние до них было приблизительно одинаковым, и я допускала, что все они связаны между собой подземными коммуникациями.

«Не эту ли ответственную работу выполнял здесь Владимир Егорович? — подумала я. — В таком случае — он знает гораздо больше, чем мне казалось, но вряд ли захочет поделиться информацией».

Я находилась совсем рядом с тем местом, где хранились все тайны санатория, но не стала от этого ближе к их разгадке. И, честно говоря, плохо пока представляла, каким образом это сделать.

Первое, что пришло мне в голову, — это вернуться ко второму корпусу и проведать, чем занимается «чудище».

Через десять минут я снова была на своем наблюдательном пункте, но на этот раз в комнате никого не было.

Я подумала, что хозяин кабинета отправился спать, и уже собиралась слезть с дерева, но вместо этого всем телом прижалась к стволу и задержала дыхание.

Входная дверь корпуса со скрипом открылась, и на высокое крыльцо вышел хозяин в сопровождении какого-то человека.

Луна в этот момент скрылась за тучами, и в наступившей темноте разглядеть что-то было совершенно невозможно.

— Чудесный вечер, — произнес приятный мужской голос, но кому он принадлежал, я не поняла.

В кино люди с уродливой внешностью почему-то всегда говорят удивительно противными голосами. По кинематографической логике — от голоса человека, которого я видела час назад и приняла за хозяина «клиники», волосы должны были вставать дыбом. Но в жизни он вполне мог оказаться обладателем чудесного баритона.

Так оно и оказалось, потому что ответила ему несомненно женщина:

— Вы не должны так много работать, Михаил Анатольевич, пожалейте себя.

Боясь пропустить хоть слово, я негнущимися пальцами включила магнитофон и направила микрофон в их сторону. Он был более чутким, чем человеческое ухо, и не раз помогал мне услышать сказанные шепотом слова с расстояния в несколько десятков метров. Но на этот раз я слышала каждый звук и без помощи электроники.

— Подумайте лучше о новом материале, — строго ответил ей мужской голос, что подтвердило мое предположение о главенстве его владельца.

— Сейчас это небезопасно, — возразил женский голос. — Дождитесь хотя бы, когда уедут посторонние.

— Кстати, о посторонних, что там с этой геологиней?

— Не знаю, вроде бы простудилась…

— Навестите ее с утра и познакомьтесь.

— Вы думаете…

— О чем я думаю — вам знать не обязательно.

— Простите, но мне показалось…

— Познакомьтесь с ней и доложите о результатах. Вечером я буду на месте.

— Экспресс-анализ проводить?

— Разумеется.

— Но она не одна.

— Это не имеет никакого значения.

— Хорошо.

Некоторое время они стояли в полной тишине, потом женский голос произнес:

— Все-таки решили ехать?

— Он должен все увидеть своими глазами. После этого они не смогут мне ни в чем отказать.

— Как долго вас не будет?

— Думаю обернуться за один день. Постарайтесь, чтобы за время моего отсутствия ничего не произошло.

— Михаил Анатольевич, за многие годы нашей работы — это было первым и последним ЧП.

— Но оно уже доставило нам массу неприятностей. И пока он находится на свободе — мы можем ожидать любых неожиданностей.

— Как мне вернуть ваше доверие?

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Хлопнула дверь.

Это было похоже на традиционную «семейную сцену», и финал у нее тоже был традиционный. Женщина, оставшись в одиночестве, дала волю слезам.

Несколько минут она всхлипывала и шептала горькие женские слова:

— Господи, ну за что?

Потом понемногу успокоилась и отправилась вслед за своим обидчиком.

Несмотря на то что луна снова появилась на небе, мне так и не удалось разглядеть ее лица. Но если я правильно поняла, мне предстояло увидеть его при свете дня, причем в самое ближайшее время.

Только слезая с дерева, я почувствовала, что меня всю трясет. И вряд ли от волнения. Отступившая на время болезнь снова давала о себе знать, и я еле дошла до своей кровати.

Прослушать магнитофонную запись я была уже не в состоянии и тут же провалилась в тяжелый беспокойный сон.

Первое, что я увидела, проснувшись, привело меня к мысли, что если бы каждое пробуждение одаривало меня таким зрелищем, то в конце концов я предпочла бы не просыпаться вовсе.

У меня на кровати сидела ведьма.

Нельзя сказать, что она была уродлива. Наоборот, она обладала на редкость правильными чертами лица, большими глазами и белой кожей, но в сочетании с темно-красными губами и иссиня-черными прямыми волосами до плеч это производило жуткое впечатление.

А когда она улыбалась — становилось страшно.

Я не преувеличиваю.

В театре это называют колоссальным отрицательным обаянием. В любом ТЮЗе ее с руками бы оторвали на роли злых волшебниц и платили бы бешеные деньги. Ей и гримироваться не надо. Но звания она бы никогда не получила, и не только потому, что заслуженными и народными до недавних пор становились в основном исполнители пламенных революционеров. Просто народных артистов с таким лицом не может быть в природе.

— Ну-с, как вы себя чувствуете? — улыбнулась она, и я почувствовала себя в несколько раз хуже, чем до ее вопроса.

— Неважно, — честно призналась я.

— Что у вас болит? — Она снова улыбнулась, и я чуть не потеряла сознание. — Да у вас жар, милочка…

Ее руки тоже можно было назвать красивыми, такие руки встречаются у музыкантов, художников и хирургов. Испещренные сложным узором вен, с длинными тонкими пальцами.

В юности она наверняка считалась красавицей и пользовалась успехом у мужчин.

Теперь ей было за сорок, хотя на ее лице не было ни морщинки.

— Что вы пьете? — участливо поинтересовалась она. И, видимо, я совсем плохо соображала, потому что ответила полную чушь:

— Я не пью.

Меня ожидало страшное потрясение. В ответ на эти слова она расхохоталась.

— Я имею в виду таблетки…

— Я вчера парила ноги, — с трудом выговорила я. К этому времени у меня пересохло во рту и язык еле ворочался.

— Сейчас вам принесут лекарства и возьмут кое-какие анализы.

«Экспресс-анализ ей делать?» — всплыло в моем мозгу.

Я понимала, что за этим словом скрывается что-то нехорошее, но сопротивляться и оспаривать ее рекомендации была не в состоянии.

— Вас бы надо перевести в другой корпус… — задумчиво произнесла она. — Но не будем торопиться. Может быть, к вечеру вам станет полегче.

Я плохо представляла, сколько я проспала и который теперь час.

— А где Сергей Анатольевич? — спросила я.

— Ваш спутник? Он только что вышел. Я попросила его об этом.

И, как бы демонстрируя мне причину его отсутствия, она обнажила меня до пояса и стала простукивать грудную клетку и прослушивать легкие.

— Во всяком случае, воспаления легких я пока не слышу, — подвела она итог через несколько минут, и это «пока» прозвучало в ее устах как приговор.

С каждой минутой ее присутствия мне становилось все хуже, поэтому я облегченно вздохнула, когда она наконец ушла.

Несколько минут я провела в одиночестве и попыталась сосредоточиться и вспомнить все, что узнала накануне.

Несмотря на сильную головную боль, соображала я неплохо, и мне удалось не только восстановить в памяти события вчерашнего дня, но и сделать на их основании довольно интересные выводы.

Главным из них был тот, что мои подозрения, скорее всего, не лишены основания. В бывшем санатории явно занимались какой-то секретной деятельностью. В самое ближайшее время я могла принять в ней непосредственное участие и таким образом получить всю информацию.

И именно моя неожиданная болезнь подарила мне такую возможность.

Приход Сергея Анатольевича прервал мои размышления.

— Как вы себя чувствуете? — тревожно спросил он.

— Неплохо, — ответила я с улыбкой. — А как вы?

Хотя могла бы и не спрашивать. Сергей Анатольевич скинул десяток лет, и это бросалось в глаза.

— Удивительно, — подтвердил он мои наблюдения. — Вы не поверите, но я не чувствовал себя лучше с армии. А какой аппетит!

Убедившись, что я не собираюсь умирать, он не стал скрывать собственной радости и в течение пятнадцати минут расписывал мне свои ощущения по поводу возвращенной молодости.