Гамбит Бубновой Дамы - Василий Звягинцев

А может быть, все и было затеяно только для того, чтобы я еще раз бросил самый последний, прощальный взгляд вслед юной девушке в клетчатой юбке, с прической «конский хвост»… И временами появляется еще одна мысль: вдруг все случившееся совсем ничего не значит, не имеет самостоятельного смысла. А было это испытание, подготовка к чему-то. А может – каприз женщины с нечеловеческими возможностями… Не знаю, не знаю. И делаю сейчас только одно. Как граф Монте-Кристо – жду и надеюсь.

Глава 2

Жду твоего звонка…

К сожалению, не существует службы, которая изучала бы и анализировала все события, происходящие на Земле, в едином комплексе их взаимосвязей, оценивая суть, тайный смысл, необходимость и случайность. Это практикуется некоторыми экономическими, политическими и военными организациями, но по отдельным регионам, проблемам и ситуациям. А в масштабах планеты для этого пока нет технических, а главное – других, более важных предпосылок и возможностей.

Но если все-таки кто-нибудь имел бы возможность охватить единым взглядом все случившееся за последние четыре месяца, то картина ему представилась бы поразительная.

Словно неведомая сила перемешала и спутала все графики, планы и расписания, которыми руководствуется в повседневной деятельности история, судьба или, как раньше говорили, провидение.

Многие люди, которым в эти дни полагалось бы стать жертвой болезней и несчастных случаев, уцелели, а другие, напротив, без видимой причины и необходимости умерли или пропали без вести. В разных концах света внезапно составились, а равно и рассыпались в прах крупные состояния. Награды нашли лиц, которые не только не были к ним представлены, но и не имели права на такое представление. Возникли или вдруг прекратились без чьего-то осознанного воздействия крупные политические скандалы. Итоги выборов в отдаленных и мало кого интересующих странах вдруг потрясли политологов и аналитиков, заставив их срочно пересматривать свои желания, выкладки и теории. Неизвестно отчего взорвался на старте космический корабль одной великой державы, сам по себе синтезировался в чьей-то лаборатории новый трансурановый элемент, студент-троечник без видимого труда расшифровал наконец письмена острова Пасхи, и случилось еще многое, многое другое, что удивило, осчастливило, повергло в ужас и отчаяние тех, кого это непосредственно касалось, дало богатую пищу журналистам – охотникам за сенсациями, но по-настоящему не заинтересовало разделенное на блоки и государства и ко всему привыкшее человечество…

И уже никому, разумеется, не могло бы прийти в голову, что причиной всех этих катаклизмов, катастроф и счастливых совпадений явилась молодая, очень красивая, но совсем не по сезону одетая женщина, только что остановившая свою машину во дворе одного из старых домов на Рождественском бульваре.

Свирепая февральская метель, внезапно для синоптиков сорвавшаяся с цепи где-то над Новой Землей, ударила по Москве, и город исчез, растворяясь в косых струях стремительно несущегося снега. Термометр упал ниже тридцати и, похоже, собирался падать еще. Словно вернулись те давние, уже легендарные времена, когда такие зимы и такие метели были в порядке вещей.

…Ирина захлопнула дверцу и, согнувшись пополам, одной рукой прикрывая глаза, а другой придерживая у колен юбку, перебежала двор и наконец очутилась в подъезде. Эти последние тридцать метров по двору и четыре марша вверх по лестнице стоили ей не меньше, чем велосипедисту финишный рывок после пятидесятикилометровой шоссейной гонки.

Она кое-как стянула насквозь мокрые сапоги, юбку, свитер и без сил упала на тахту, до глаз натянув одеяло.

Ситуация, конечно, сложилась совершенно отчаянная. Мало того, что своим неуместным порывом Берестин деформировал псевдовременное поле и ее отбросило вперед, так взбаламутив поток времени, что пока даже трудно представить, к чему это приведет, но в довершение всего она оказалась в эту сумасшедшую пургу на глухой лесной поляне, по колено заваленной снегом. Страшно вспомнить, как она разгребала снег под колесами, надрывая мотор и буксуя, ползла через заносы в насквозь продуваемой и пронизываемой снегом легкой одежде, искала дорогу в белой воющей мути. Вряд ли не только современная элегантная женщина, но и обычный городской мужчина смог бы выбраться, оказавшись на ее месте. Как известно, даже матерые ямщики замерзали на своих рабочих местах…

Ирина лежала, уткнувшись лицом в подушку, в выстуженной, через открытые еще с лета форточки, квартире, где за время ее отсутствия поселился отвратительный нежилой запах, вслушиваясь в вой метели за окнами, стуки и дребезжания, доносившиеся с чердака и крыши, где, наверное, оторвало лист железа, и до того ей было смутно, тошно, томительно на душе, что хотелось разрыдаться. Но не получилось.

Если можно было б сейчас оказаться в мастерской Берестина, сесть, поджав ноги, в кресло у горящего камина, попросить Алексея приготовить глинтвейн и, согреваясь, слушать его рассказ о том, что и как с ним было там, в не прожитом ею прошлом! И больше не прятаться от него за маской неприступности, а напротив, дать понять, как хочется услышать от него что-нибудь ласковое, нежное…

И это, увы, сейчас более чем недостижимо. Даже если Берестин не поддался на ее, честно сказать, не от большого ума сделанное предложение остаться там, в 66-м году. Она не могла бы сейчас объяснить, для чего ему это предложила. Чтоб окончательно убедиться, что он именно таков, каким старался ей показаться? Или все же была попытка любой ценой остаться на страже интересов долга, «великой миссии»?

Даже если Алексей не поддался на соблазн ее предложения и все у него прошло нормально, он вернулся сейчас в тот же теплый октябрьский день и между ними – четыре непреодолимых месяца. И что произойдет, если она все же сумеет как-то исправить положение? Теория, которую она изучала, таких случаев не предусматривала.

Но, несмотря на все эти отчаянные мысли, усталость была так велика, что планировать и последовательно анализировать положение она просто не могла. Согреваясь и чувствуя, как расслабляется перенапряженное тело, утихает нервная дрожь в мышцах, Ирина начала соскальзывать в сон.

И на самой грани сна и яви ей пригрезилось то ясное, прохладное утро, с которого все и началось.

…Мокрый после прохода поливальных машин асфальт, длинные утренние тени, ослепительный диск солнца над крышами Исторического музея, сочная зелень лип, шумные толпы абитуриентов перед старым зданием университета. И среди них она, пришедшая на первый вступительный экзамен.

Восемнадцатилетняя красавица-провинциалочка, приехавшая учиться в столицу. Оптимальный вариант для внедрения в земную жизнь. Аттестат, паспорт, школьная характеристика, справка номер 286 – вот и все документы. И неограниченное право на ошибки, промахи, вполне простительные для девочки, никогда не покидавшей до этого далекий южный городок.

Молодость, наивность и красота – что может быть надежней и неотразимей?

Экзамены она сдала с блеском. Тогда же, впрочем, наметились и первые непредвиденные сложности. Надменная дама на экзамене по истории всеми силами старалась ее завалить, раздраженная непробиваемой самоуверенностью девчонки, фигурой и ее диоровским костюмчиком.

– А кто ваши родители, девушка? – спросила она после пятого, кажется, дополнительного вопроса.

– Мама – врач, а папа – управляющий курортторгом…

Дама скривилась, как от сказанной вслух непристойности. Или от чего-то другого.

– Ясно… А что вы можете сказать о «Русской правде» Ярослава Мудрого?

Уже позже Ирина поняла свою ошибку. Ей следовало подобрать гораздо более скромную внешность и гардероб комплектовать, ориентируясь не на импортные каталоги, а на ассортимент местной швейной фабрики. Психологически гораздо выигрышнее возбуждать у окружающих женщин, тем более облеченных хоть какой-то властью, презрительное сочувствие, а не зависть…

Но обратного пути не было, пришлось перестраиваться и приспосабливаться на ходу. Диоровский и неккермановский гардероб она сменила на джинсы, неброские свитера и куртки, с помощью косметики научилась сводить свою внешность к допустимому среднему уровню, быстро уловила нравы и обычаи непосредственного окружения.

И при всем том жизнь на Земле и в Москве ей сразу понравилась. Понравилось все: невиданная ранее свобода, независимость, огромные темно-красные корпуса общежития, комната на восемь коек и веселая студенческая жизнь. Ее ощущения были сродни чувствам человека, вернувшегося в живой и многолюдный мир после многих лет, проведенных на необитаемом, хотя и комфортабельном, острове.

Она жила и наслаждалась жизнью, попутно постигая неуловимые тонкости и детали, определяющие бытие московской девушки последней трети ХХ века, училась чувствовать и думать, как положено землянке по рождению, а не просто хорошо подготовленному агенту иного разума.