Раскрашенная птица - Ежи Косинский

Но такие происшествия никого не пугали. Взрослые и дети обменивались боеприпасами, «мылом», винтовочными стволами и затворами и кропотливо, шаг за шагом обыскивали густые заросли.

Редкой удачей было найти бикфордов шнур. За него можно было выменять самодельный пистолет и двадцать патронов в придачу. Бикфордов шнур превращал «мыло» во взрывчатку. Нужно было только приладить шнур к куску «мыла», поджечь конец и быстро убежать от взрыва, который встряхивал дома так, что в окнах звенели стекла. Много шнуров уходило на свадьбы и крестины. Это было замечательным дополнительным развлечением и женщины возбужденно повизгивали дожидаясь взрыва.

Никто не знал, что в амбаре у меня были припрятаны три куска взрывчатки и бикфордов шнур. Я нашел его в лесу, когда собирал для хозяйки чабрец. Шнур был новый и очень длинный.

Иногда когда поблизости никого не было, я доставал взрывчатку и шнур и держал их в руках. Что-то непостижимое скрывалось в этих необычных предметах. «Мыло» не загоралось без шнура. Но стоило их соединить, и немного требовалось времени, чтобы огонь проник вовнутрь и поджег «мыло», которое, взорвавшись, могло разрушить всю усадьбу.

Я попытался представить людей, которые изобрели и сделали бикфордовы шнуры и взрывчатку. Разумеется это были немцы. Ведь говорили же в деревнях, что немцам никто не может противостоять, потому что они поглотили мозги поляков, русских, цыган и евреев.

Я спрашивал себя, откуда у людей появляются способности изобретать такие вещи? Почему крестьяне не способны на это? Еще меня волновало, что же дает людям с глазами и волосами определенного цвета такое преимущество перед всеми остальными.

Крестьянские плуги, косы, грабли, прялки, колодцы и мельничные жернова, которые вращали старые лошади и понурые быки, были настолько просты, что даже последний глупец мог сделать их и легко научиться ими пользоваться. Но даже самый мудрый крестьянин не умел изготовить огнепроводный шнур, который высвобождал из взрывчатки силу невероятной мощности.

Если немцы действительно делали такие изобретения и именно им суждено очистить мир от всех смуглых, темноглазых, длинноносых, черноволосых людей, то мои шансы выжить явно были ничтожны. Рано или поздно, я снова попадусь им, но, как раньше, мне может и не повезти.

Я вспомнил того немца в очках, который отпустил меня в лес. Он был блондином с голубыми глазами, но по его виду нельзя было сказать, что он очень умен. Какой резон для немцев охранять эту допотопную железнодорожную станцию и вылавливать такую мелюзгу, как я? Если правда то, что рассказал староста деревни, то кто же будет работать над изобретениями, если немцы отвлекаются на охрану столь незначительной станции? Даже самый умный человек в таком захолустье немногого придумает.

Засыпая, я мечтал о собственных изобретениях. Я хотел бы создать такой шнур, который прогорев, менял бы цвет кожи, глаз и волос. Шнур, который из штабеля строительных материалов, в один день возвел бы самый красивый в деревне дом. Огнепроводный шнур для отвода сглаза. Тогда люди перестали бы меня бояться и жизнь стала бы легкой и беззаботной.

Немцы поражали меня. Какая бессмыслица. Стоило ли управлять этим жестоким нищим миром?

Однажды, в воскресенье я встретился с идущими из церкви деревенскими ребятами. Убегать было уже слишком поздно и я сделал вид, что мне нет до них дела. Проходя мимо, один из них бросился ко мне и столкнул в глубокую топкую лужу. Остальные начали плевать мне в глаза, смеясь при каждом точном попадании. Они требовали показать какие-нибудь «цыганские фокусы». Я попытался вырваться и убежать, но они окружили меня. Посреди рослых парней я почувствовал себя, как птица угодившая в сеть. Я не знал, что еще может прийти им в голову и боялся их выдумок. Глянув на их неуклюжие праздничные ботинки, я понял, что босиком смогу убежать от них. Я поднял тяжелый камень и ударил в лицо самого сильного парня. Камень с хрустом вмялся в лицо, окровавленный парень упал. Остальные оцепенели от неожиданности. Я перепрыгнул через упавшего и через поле помчался домой.

Прибежав домой, я начал искать хозяина, чтобы рассказать ему обо всем и попросить защитить меня. Но вся семья еще была в церкви. По двору бродила только старая беззубая теща хозяина.

У меня задрожали коленки. Из деревни показалась толпа мужчин и подростков. Они бежали сюда все быстрее и быстрее, размахивая дубинами и палками.

Они шли убивать меня. В толпе наверняка бежал отец или братья пострадавшего, поэтому надеяться на пощаду не приходилось. Я метнулся на кухню, засунул в комету несколько раскаленных углей, забежал в амбар и закрыл за собой дверь.

Мои мысли метались, как напуганные цыплята. Через минуту толпа расправится со мной.

Вдруг я вспомнил о бикфордовом шнуре и взрывчатке. Я быстро выкопал их. Дрожащими руками я засунул шнур между связанных вместе брусков и поджег его кометой. Шнур зашипел и красная точка медленно двинулась к взрывчатке. Я затолкал ее под груду старых плугов и борон в углу амбара и с трудом вырвал доску из стены.

В амбар донеслись крики крестьян – толпа была уже во дворе. Я подхватил комету и протиснулся через отверстие в густую пшеницу за амбаром. Я побежал под ее прикрытием к лесу, пробираясь между высоких стеблей как крот.

Когда земля содрогнулась от взрыва я уже наполовину пересек поле. Я оглянулся. Две стены сиротливо опирались друг на друга – вот и все, что осталось от амбара. Над ними взлетели расщепленные доски и клочья сена. Еще выше клубилась пыль.

Я понимал, что сюда уже не вернусь. Я углублялся в лес, внимательно поглядывая под ноги, где еще можно было найти много патронов, взрывчатки и бикфордовых шнуров.

9

Несколько дней я бродил по лесу и подходил за это время к разным деревням. В одной деревне я увидел людей, которые, крича и размахивая руками, бегали от одного дома к другому. Я не понял, что там происходило, но решил, что лучше будет убраться отсюда подальше. Из другой доносились стрельба – значит, там были партизаны или немцы. Совсем упав духом, я шел еще два дня. Следующая деревня показалась мне достаточно спокойной, и я решил попытать счастья там.

Выйдя из кустов, я едва не налетел на пашущего небольшое поле человека. Это был гигант с огромными руками и ногами. Рыжие бакенбарды закрывали его лицо почти до глаз, а длинные нечесаные волосы торчали дыбом, как заросли камыша. Его светло-серые глаза настороженно рассматривали меня. Пытаясь подражать местному говору, я сказал, что за крышу над головой и немного еды буду доить его коров, чистить хлев, колоть дрова, ловить птиц и снимать порчу с людей и животных. Крестьянин внимательно выслушал все это и, не сказав ни слова, повел меня домой.

Детей у него не было. Посоветовавшись с соседями, его жена разрешила мне остаться. Мне сказали, что я должен делать по хозяйству и выделили в коровнике место для сна.

Это была бедная деревня. Сложенные из бревен, обмазанных с обеих сторон глиной с соломой, стены лачуг глубоко осели в землю. Дымовые трубы на соломенных крышах были сплетены из ивовых прутьев и обмазаны глиной. Не многие хозяева имели амбары, которые из экономии строились рядом, с одной общей стеной. Время от времени с близлежащей железнодорожной станции приходили немцы и забирали у крестьян все съестное, какое только могли найти.

Если я не успевал до прихода немцев сбежать в лес, хозяин прятал меня в искусно замаскированном под амбаром подвале. Это была совсем небольшая яма с очень узким лазом. Я сам помогал копать этот подпол, и никто из соседей не знал о нем.

На дне этой кладовой, набитой большими брусками масла и сыра, копченой ветчиной, кольцами колбасы, бутылками самогона и другими вкусностями, всегда было холодно. Пока немцы шарили по усадьбе в поисках еды, гонялись в поле за свиньями, неуклюже ловили цыплят, я сидел в подполе и вдыхал изысканные ароматы. Солдаты порой наступали на доску, прикрывавшую вход в мое убежище. Я прислушивался к их непонятной речи и зажимал руками рот и нос, чтобы нечаянно не чихнуть. Как только шум армейских грузовиков затихал за околицей, хозяин вытаскивал меня из подвала, и я возвращался к своей прерванной работе.

Начался грибной сезон. Жившие впроголодь крестьяне с готовностью шли в лес собирать богатый урожай. Каждая пара рук была на счету, поэтому хозяин всегда брал меня с собой. Множество крестьян из окрестных деревень бродило по лесу в поисках грибов. Хозяин видел, что я похож на цыганенка, и чтобы меня не выдали немцам, обрил мне голову. Куда бы я ни выходил, я всегда надевал большую, прикрывающую верх лица старую кепку, чтобы меньше привлекать внимание. Все же мне было не по себе под подозрительными взглядами крестьян, и я всегда старался держаться поближе к своему хозяину.

Идя за грибами, мы пересекали проходящую через лес железную дорогу. Несколько раз в день по ней проезжали пышущие паром длинные грузовые составы. На крышах вагонов и на прицепленной перед паровозом платформе были установлены пулеметы. Солдаты в касках наблюдали в бинокли за лесом и небом.