Змей подколодный - Елена Никольская

— Оль…

— Ольга, — сказала девчонка, не отрываясь от книжки. — Я тебе уже говорила.

— Извини. Я хотел спросить — а ты как сюда попала?

— А ты — как?

Андрей присел на корточки рядом со скамейкой. Юбки открывали щиколотки — и не более: перехваченные узкими ремешками туфель тонкие щиколотки. Не пялиться оказалось тяжко, но он отвёл глаза и коротко рассказал, опустив, разумеется, некоторые детали.

— Тебе легче, — сказала Ольга, дослушав. — Я вот в ванной была. А потом дверь открываю — а там степь.

— В смысле?

— В прямом! Вместо квартиры — степь да степь кругом.

— И что?

— Ничего. Вышла и пошла. В ванной, что ли, было сидеть?

— Однако, — сказал Андрей. — А потом?

— А потом нашла… коробку, короче. Там была одежда и письмо.

— От Лёшки?

— Да. А потом появился господин директор. То есть, сначала он появился, а потом уже коробка. А потом опять он, потому что сначала я не согласилась. Я думала, это он мне шмотки подогнал.

— Ничего не понял, — сказал Андрей. — Он что, весь день за тобой бегал?

— Ночь. И не бегал. Он меня спас от вампиров.

— От кого?!

Ольга вздохнула и принялась излагать свою степную одиссею целиком.

— Интересные дела, — сказал Андрей, выяснив про вампиров. — Такое впечатление, что тебя просто напугали. Чтобы согласилась в гимназию поступить.

— Реально, — кивнула Ольга. — Но я бы так и так утром с ним пошла. Даже если бы письма не было. Куда деваться-то? Ясно же, что не дома, и ни денег нет, вообще ничего! Ещё знаешь, что странно? Я ведь переоделась, а директор даже не удивился, что я в других шмотках. Типа не заметил. Может, шмотки вправду он, а письмо подбросили…

— А что было в письме?

— Ничего особенного, — сказала Ольга и отвернулась. — Помочь надо и всё в этом роде. Ещё про тебя — что ты тоже будешь здесь, и я могу на тебя рассчитывать.

"А ведь врёт барышня, — подумал Андрей. — Что-то было — и весьма особенное… Но, возможно, сугубо личное, шайтан его знает…"

— Ты можешь на меня рассчитывать, — сказал он, продолжая гадать, от чего она так напряглась. — Только я и сам не знаю, что делать.

— Да! — сказала Ольга и оживилась, уставилась на него в упор. — Эти вампиры мне сказали, что я иду по серой зоне Волгограда.

— Вот так вот?

— Прикинь? А теперь ещё и Волжский. Что-то тут не так, — сказала она жалобно, и Андрей немедленно ощутил мужской позыв обнять за плечи и заверить, что всё под контролем, но не решился.

— В Волжский мы сходим, — сказал он.

— Ладно, мне пора. Уроков полно. Нету, знаешь, желания, чтобы меня… фу!

Она встала, закрыла учебник и неторопливо присела перед Андреем в реверансе:

— До свидания, сударь!

Так это было неожиданно, что Андрей поклонился ей снова. Ольга выпрямилась и показала ему язык. И отправилась по дорожке к своей общаге. А он, всё ещё пребывая на корточках, следил за покачивающимися юбками и продолжал испытывать мужской позыв — но несколько уже иной… совершенно определённого рода…

Весь остаток недели Андрей видел Ольгу мельком, да и не стремился, в общем. Некогда ему было, если честно. За алгеброй он сидел до поздней ночи, и отвечал блестяще, и на уроках глаз с Демурова не спускал, и Никиту сумел натаскать вполне прилично. Эти математические страсти едва не привели его к новому наказанию — на сей раз по химии. Дело было уже в пятницу. Выслушав весьма слабый ответ, Олег Витальевич, задумчиво на бледного ученика взирая, сказал:

— Видел я вашу фамилию в кондуите, сударь. Вы, верно, математикой увлечены теперь?

Андрей молчал, написав на лице раскаяние — причём искреннее: перепугался он до желудочных колик. И — пополам со страхом — красной тряпкой перед глазами: "Ведь он моложе меня! лет на десять моложе!.."

— Завтра у нас суббота… — сказал химик, насладившись его видом. — Подойдите после обеда ко мне на кафедру, и попробуем ещё раз. Если ваш ответ меня устроит, будем считать, что инцидент исчерпан.

— Благодарю вас, господин учитель! — сказал Андрей: машинально уже! Заученно! Докатился, белка моя!..

— Исключительно потому, Карцев, что это ваша первая неделя в гимназии. Больше послаблений не будет, учтите.

— Да, господин учитель!

Выучив тем вечером химию, Андрей улёгся в постель с томом Пушкина, но попытки перечитать "Евгения Онегина" оказались тщетными. Он надел наушники, поставил себе "Квинов" и, сунув под подушку пульт, уставился в потолок, заложив за голову руки. На потолке были тени. Тени складывались в лицо Демурова — вот так и вот так… впрочем, пушкинские строчки вели себя аналогично. Суббота, завтра уже суббота, господа! И количество записей в кондуите переходит в качество розог… Горького, что ли, почитать? Или Диккенса, где там у него парня всё время били — в "Давиде Копперфильде", кажется… Чего я страдаю, спрашивается? Не убьют же меня!

Но уснуть страдальцу удалось нескоро, и приснился ему всё тот же Демуров. Математик стоял посредине циркового манежа, вооружённый длинным хлыстом и одетый под ковбоя, а сам Андрей скакал вокруг него на лошади и должен был вольтижировать, но не умел. Демуров терял терпение, начинал хлыстом пощёлкивать, Андрей косил на него глазами и обливался холодным потом. Прелестный сон; жертва его проснулась с головною болью, а на часах оказалось — без десяти восемь.

На ступеньках учебного корпуса его окликнули по имени. Обернувшись, Андрей (запыхавшийся, едва умытый и однозначно человек пропащий) увидел мадам Окстри.

— Куда вы так спешите, сударь? Да ещё и без галстука?

— Я проспал, мадам! — сказал Андрей, хватаясь за шею. — Доброе утро.

— Раннее, mon ami[5]! У вас дополнительные перед классами? — поинтересовалась мадам Окстри. Она была свежа, прекрасна и безупречно одета.

— Нет, я на географию… — сказал Андрей и, опомнившись окончательно, поклонился.

— Мой мальчик! — сказала мадам, улыбаясь. — В субботу классы начинаются в девять тридцать. Бегите домой и не забудьте надеть галстук.

— Да, мадам! Благодарю.

Проводив взглядом свою случайную спасительницу, Андрей достал из кейса первый попавшийся учебник и, последними словами себя ругая, раскрыл его, держа на уровне отсутствующей части туалета.

"Интересно, отчего ей-то не спится, — думал он, сворачивая с умным видом в затенённую аллейку. — Счастье, что не Демурову приспичило в это время! Как же это я галстук забыл? Эх, водки бы сейчас, грамм этак двести!.."

Тут он увидел у входа в столовую ещё человек пять преподавателей. Стоял там с неизменною тросточкой сэр Шелтон, историк, смертельно похожий телом на высохшее дерево, а лицом и голосом — на артиста Василия Ливанова. Стоял благообразный Хендридж, опираясь локтем на парящий в воздухе огромный том. Была с ними преподавательница физики фрау Бэрр, пожилая, полная дама — настоящая классная дама с ледяным взором, хоть на вид и казалась милой бабушкой. И куратор его присутствовал в сей компании — без следов ковбойских одеяний, ясное дело. Да и все они были одеты, словно на светский раут. И все веселы и свежи, аки птички весенние. И все, даже бабуля Бэрр, курили, вот что самое гнусное!