М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон

вестно имя Лермонтова.

Стихи эти были написаны с эпиграфом из неиздан­

ной трагедии г. Жандра «Венцеслав»:

Отмщенья, государь! Отмщенья!

Паду к ногам твоим,

Будь справедлив и накажи убийцу,

Чтоб казнь его в позднейшие века

Твой правый суд потомству возвестила,

Чтоб видели злодеи в ней пример.

Не привожу самих стихов, так как они уже напеча­

таны вполне. <...>

Нетрудно представить себе, какое впечатление стро­

фы «На смерть Пушкина» произвели в публике, но они

имели и другое действие. Лермонтова посадили под

арест в одну из комнат верхнего этажа здания Главного

штаба, откуда он отправился на Кавказ прапорщиком

в Нижегородский драгунский полк. Раевский попался

тоже под сюркуп, его с гауптвахты, что на Сенной, пере­

вели на службу в Петрозаводск; 41 на меня же полков­

ник Кривопишин, производивший у нас домашний

обыск, не удостоил обратить, по счастию, никакого вни­

мания, и как я, так и тщательно списанный экземпляр

подвергнувшихся гонению стихов остались невредимы.

Под арестом к Мишелю пускали только его камерди­

нера, приносившего обед; Мишель велел завертывать

хлеб в серую бумагу и на этих клочках с помощью

вина, печной сажи и спички написал несколько пьес,

а именно: «Когда волнуется желтеющая нива»; «Я, ма­

терь божия, ныне с молитвою»; «Кто б ни был ты, пе-

44

чальный мой сосед», и переделал старую пьесу «Отво­

рите мне темницу», прибавив к ней последнюю строфу

«Но окно тюрьмы высоко».

Старушка бабушка была чрезвычайно поражена

этим происшествием, но осталась в Петербурге, с на­

деждой выхлопотать внуку помилование, в чем через

родных, а в особенности через Л. В. Дубельта и успела;

менее чем через год Мишеля возвратили и перевели

прежде в Гродненский, а вскоре, по просьбе бабушки

же, опять в лейб-гусарский полк. <...>

Незадолго до смерти Пушкина, по случаю политиче­

ской тревоги на Западе, Лермонтов написал пьесу вроде

известной «Клеветникам России», но, находясь некото­

рым образом в опале, никогда не хотел впоследствии

напечатать ее, по очень понятному чувству. Так как

пьеса эта публике совершенно неизвестна (если не по­

мещена в последнем издании), то привожу и ее здесь:

Опять народные витии

За дело падшее Литвы

На славу гордую России

Опять, шумя, восстали вы!.. и т. д.43.

По возвращении в Петербург Лермонтов стал чаще

ездить в свет, но более дружеский прием находил в доме

у Карамзиных, у г-жи Смирновой и князя Одоевского.

Литературная деятельность его увеличилась. Он писал

много мелких лирических стихотворений, переделал

в третий раз поэму «Демон», окончил драму «Маскарад»,

переделал давно написанную им поэму «Мцыри» и еще

несколько пьес, которые теперь не упомню; начал роман

«Герой нашего времени». Словом, это была самая дея­

тельная эпоха его жизни в литературном отношении.

С 1839 года стал он печатать свои произведения в «Оте­

чественных записках»; у него не было чрезмерного

авторского самолюбия; он не доверял себе, слушал охот­

но критические замечания тех, в чьей дружбе был уверен

и на чей вкус надеялся, притом не побуждался меркан­

тильными расчетами, почему и делал строгий выбор

произведениям, которые назначал к печати. Не могу

опять с истинною сердечною горестию не пожалеть, что

по смерти Лермонтова его сочинения издаются не с та­

кою же разборчивостью.

Ужель (как сказал он сам) ребяческие чувства,

Нестройный, безотчетный бред,

Достойны строгого искусства?

Их осмеет, забудет свет 44.

45

Весной 1838 года приехала в Петербург с мужем

Варвара Александровна проездом за границу. Лермон­

тов был в Царском, я послал к нему нарочного, а сам

поскакал к ней. Боже мой, как болезненно сжалось мое

сердце при ее виде! Бледная, худая, и тени не было

прежней Вареньки, только глаза сохранили свой блеск

и были такие же ласковые, как и прежде. «Ну, как вы

здесь живете?» — «Почему же это вы?» — «Потому, что

я спрашиваю про двоих». — «Живем, как бог послал,

а думаем и чувствуем, как в старину. Впрочем, другой от­

вет будет из Царского через два часа». Это была наша

последняя встреча; ни ему, ни мне не суждено было ее

больше видеть. Она пережила его, томилась дол­

го и скончалась, говорят, покойно, лет десять тому

назад.

В. А. Жуковский хотел видеть Лермонтова, которого

ему и представили. Маститый поэт принял молодого

дружески и внимательно и подарил ему экземпляр своей

«Ундины» с собственноручною надписью. Один из чле­

нов царской фамилии пожелал прочесть «Демона», хо­

дившего в то время по рукам, в списках более или менее

искаженных 45. Лермонтов принялся за эту поэму в чет­

вертый раз, обделал ее окончательно, отдал переписать

каллиграфически и, по одобрении к печати цензурой,

препроводил по назначению. Через несколько дней он

получил ее обратно, и это единственный экземпляр пол­

ный и после которого «Демон» не переделывался.

Экземпляр этот должен находиться у г. Алопеуса,

к которому перешел от меня через Обухова, това­

рища моего по Артиллерийскому училищу. Есть еще

один экземпляр «Демона», писанный весь рукой Лер­

монтова и переданный мною Дмитрию Аркадьевичу

Столыпину.

Мы часто в последнее время говорили с Лермонто­

вым о «Демоне». Бесспорно, в нем есть прекрасные

стихи и картины, хотя я тогда, помня Кавказ, как сквозь

сон, не мог, как теперь, судить о поразительной верности

этих картин. Без сомнения, явясь в печати, он должен

был иметь успех, но мог возбудить и очень строгую ре­

цензию. Мне всегда казалось, что «Демон» похож на

оперу с очаровательнейшею музыкой и пустейшим либ­

ретто. В опере это извиняется, но в поэме не так. Дель­

ный критик может и должен спросить поэта, в особен­

ности такого, как Лермонтов: «Какая цель твоей поэмы,

какая в ней идея?» В «Демоне» видна одна цель — на-

46

писать несколько прекрасных стихов и нарисовать не­

сколько прелестных картин дивной кавказской природы,

это хорошо, но мало. Идея же, смешно сказать, вышла

такая, о какой сам автор и не думал. В самом деле,

вспомните строфу:

И входит он, любить готовый,