НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 2 - Анатолий Днепров

— На посту не разрешается. Оставляем в караульном помещении.

К дому он шел медленно, обдумывая, как он начнет разговор с Мюллером. Все обычные обращения казались ему глупыми и вульгарными. А тут еще эти проклятые сигареты…

Ноги как-то сами, без участия сознания, несли Френка к дому. У двери он остановился и посмотрел на освещенное окно. Вот здесь рождается то, чем мы, как пауки, питаемся. Чужие мысли.

Он постучал.

— Разрешите войти? — спросил Френк чужим голосом и приоткрыл дверь.

В комнате он увидел человека возле радиоприемника. Из приемника доносилась тихая музыка. Она показалась Френку знакомой. Бетховен, вспомнил он. Сердце его на мгновенье сжалось.

— Я вам не помешал? — спросил он громче.

Мюллер вскинул голову и взглянул на Френка. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга.

— Вы меня извините. Я приехал сюда к одному, э-э, приятелю и забыл сигареты… Чертовски захотелось закурить. Вспомнил, что вы живете здесь. Я Френк Долори.

— А, входите, входите, — Мюллер улыбнулся и поднялся со стула.

Френк прошел в комнату, подошел к радиоприемнику и зачем-то повернул ручку громкости.

— Бетховен? — спросил он.

— Да. Героическая симфония.

— Напоминает вам родину?

— Да, — ответил Мюллер просто. Несколько минут они молча слушали музыку. Френку показалось, что Мюллер совершенно о нем забыл.

— Вы знаете, мне показалось, что я уже когда-то вас видел…

— Так обычно говорят, когда хотят познакомиться с девушкой, — произнес Мюллер чуть насмешливо.

— Вы мне не верите?

— Нет, почему же, верю. Впрочем, какое это имеет значение?

«Конечно, он считает меня одним из шайки Семвола», — с горечью подумал Френк.

— Кстати, вы хотели закурить. Сигареты на письменном столе в соседней комнате, — сказал Мюллер, не отрываясь от приемника.

Музыка становилась громче и величественнее. Френк встал и прошел в соседнюю комнату. Несколько секунд он стоял перед письменным столом, заваленным бумагами и книгами. Они были освещены резким кругом яркой настольной лампы. Под пепельницей он увидел листок бумаги, исписанный его собственной рукой. Это была формулировка очередной задачи.

— Мне не очень нравится, как вы ставите задачи. Сразу чувствуется, что у вас не европейская школа.

Френк резко повернулся и увидел в ярко освещенном прямоугольнике двери Мюллера.

— Чем вам не нравятся мои формулировки? — спросил он.

— Мелочной конкретностью. Вы, наверное, думаете, что чем больше вы сужаете задачу, тем легче ее решить.

Френк на минуту задумался.

— В теоретической физике в подавляющем большинстве случаев значительно проще разобрать более общую задачу, а затем из нее получить частное решение. Вот, например, здесь. Смотрите…

— Верно, — пробормотал Френк, быстро пробегая глазами стройные ряды уравнений и формул. — Вы правы. Это действительно методологический недостаток нашей математической школы. А может и больше — нашей узко коммерческой философии.

— Не знаю, относится ли это к вашей философии. Меня это сейчас не интересует.

— Напрасно, — прервал его Френк. — Если вы хотите доискаться причин, почему мы (он постыдился сказать «я») так ставим теоретические задачи, вы должны смотреть на вещи более глубоко.

— Я просто не подозревал, что у вас существует особый подход к решению проблем.

— Увы, это так, — произнес Френк и вдруг снова почувствовал себя перед этим высоким голубоглазым блондином бестолковым мальчишкой, наделенным незаслуженной властью. Ему мучительно захотелось, чтобы Мюллер не думал о нем ничего плохого.

— Вам здесь удобно работать и… жить? — спросил он.

— А вам? — спросил Мюллер. — Вы ведь тоже, кажется, здесь не дома.

— Ну, я… — начал Френк. — Я привык…

— А я тем более. Я пережил войну и привык решать под бомбежкой дифференциальные уравнения в частных производных.

— Нет, право, может быть, вам чего-нибудь недостает? — настаивал Френк.

— Если хотите, да, — ответил Мюллер очень просто и вышел в комнату, где через динамик приемника вырывались финальные аккорды Героической симфонии Бетховена.

— Чего?

— Общества умных и порядочных людей.

— Разве среди ваших товарищей здесь нет умных и порядочных людей?

— Умные есть. Порядочные встречаются тоже, но очень редко. Более того, те, кто наделен этим качеством, его скрывают. Говорят, оно сейчас не модно.

— А разве не все умные люди порядочны? — спросил Френк.

— Увы, нет. — Мюллер улыбнулся. — Разве вы еще не сделали этого элементарного, но важного открытия?

— Я просто над этим не задумывался.

— Значит, вам легко живется, — сказал Мюллер и повернул ручку радиоприемника. Тот умолк. — Вы любите Бетховена?

— Иногда. Когда я учился в университете, мне приходилось играть в джазе. Идемте, я хочу с вами кое о чем проконсультироваться.

Склонившись над письменным столом, они до двух часов ночи писали уравнения, рисовали графики, подсчитывали эффективные сечения реакций. Они то с жаром спорили, то приходили к соглашению и вместе смеялись над своими заблуждениями.

— С этим можно возиться до бесконечности! — весело воскликнул Френк. — Скажу вам откровенно, голова у вас работает отлично. Это правда.

— Ради бога, не завидуйте. Может быть, поэтому я сюда и попал.

— Черт возьми, а ведь верно! Да ладно. В конечном счете, большая физика — увлекательная вещь.

— Хорошо. Возьмите сигарет на дорогу.

— Ваш теоретик не дает того, что нам нужно, — объявил Семвол, когда Френк вошел к нему в кабинет.

— Ого, вы начинаете вникать в существо теоретической физики? Вам ли судить, делает или не делает теоретик то, что мне нужно?

Френк уселся на край стола и посмотрел на Семвола сверху вниз.

— Я утверждаю, Долори, он или не такой талантливый, как вы думаете, или просто хитрит. — Сколько времени прошло с тех пор, как вы поставили ему задачу рассчитать способ или метод, или как вы его там на своем собачьем языке называете, хранения антивещества?

Френк слез со стола. Немного помолчав, он сказал:

— Около месяца назад.

— И что он сделал?

— Многое.

— Что конкретно он предлагает? Нам не нужны теории, нам нужны камеры.

— Пока ни один из рассмотренных случаев не дает желаемого результата. Хранилища получаются неустойчивыми.

— Н-да… Может быть, он действительно не знает, как это сделать, или… Впрочем, сейчас все станет ясно.

Он протянул Френку большой желтый листок бумаги, перегнув его пополам.