От общины к сложной государственности в античном Средниземноморье - Тимур Евсеенко

В странах Востока ситуация была иной. Обедневшие общинники могли рассчитывать на некоторую, чаще всего небескорыстную помощь своих сородичей и соседей. О распространенности эксплуатации обедневших сородичей в общинах Древнего Востока, как и о вполне обычном для них явлении – продаже младших членов семьи в рабство (причем речь идет не о краткосрочной долговой кабале, а именно о полноценном и «вечном» лишении свободы), писал сам И. М. Дьяконов[103]. Если же общинники разорялись вовсе, то их ожидали долговая кабала или уход в бродячие шайки изгоев-хапиру, а чаще всего – в царские люди, так как царское хозяйство, особенно после слияния его с храмовым сектором экономики, оказалось столь обширным, что способно было поглотить почти неограниченное количество рабочей силы. В полисах же беднота – так называемый античный пролетариат, или люмпен-пролетариат, – могла жить за счет полиса.

Это отличие полиса от храмовой и городской общины Древнего Востока ясно видят и сами основоположники «школы Дьяконова». В уже упомянутой «программной» статье, опубликованной «Вестником древней истории» в 1982 г., они писали: «Мощь полисной солидарности и взаимопомощи была столь велика, что греческим полисам, в отличие от царя Хаммурапи, удалось сломить ростовщический капитал и полностью уничтожить долговое рабство»[104]. Лучше указать на отличие общины Древнего Востока от «западного» (средиземноморского) полиса вряд ли возможно.

На этом фоне не может не удивить утверждение И. М. Дьяконова: «Необходимо подчеркнуть, что хотя общинники в III – первой половине II тыс. до н. э. и платили обычные налоги (натурой, трудом и т. д.), а некоторые из них подвергались эксплуатации со стороны ростовщиков или старших родичей, однако нельзя считать общинников как таковых эксплуатируемой категорией населения, прежде всего потому, что только общинники обладали гражданским полноправием и что в их число входила и общинная знать, включая тех же ростовщиков. Положение древневосточных общинников этого периода в отношении собственности и места в производстве, а также прав, ничем не отличалось от положения граждан олигархических или монархических полисов ранней Греции, однако никто не считает граждан подобных греческих полисов эксплуатируемым классом раннегреческого общества; а если кто-либо из них попадал в экономически тяжелое положение и подвергался эксплуатации, то никому не приходит в голову считать это обстоятельство определяющим для социально-экономической характеристики всего древнегреческого общества»[105]. Приводимая параллель с древнегреческим обществом представляется сомнительной, не говоря уже о противоречии подобных утверждений фактам из древневосточной истории, изложенным самим И. М. Дьяконовым.

Говорить о полисах в ранней Греции вообще вряд ли возможно. По мнению Э. Д. Фролова, формирование полиса оказалось очень длительным процессом, заключительной и решающей стадией которого стала так называемая «архаическая революция» VIII–VI вв. до н. э.[106] Следовательно, о полисах до «архаической революции», а возможно, даже и до VI в. до н. э. можно говорить лишь условно, как о полисах еще только формирующихся, в которых отсутствует целый ряд важнейших признаков полиса как такового[107]. Более того, политический кризис, разразившийся в этот период при формировании многих полисов, был связан именно с эксплуатацией знатью рядовых общинников. (Иная интерпретация известных фактов, приводимая В. П. Яйленко[108], во всяком случае, массовой поддержки в среде антиковедов не встретила.) В биографии Ликурга, приводимой Плутархом, намеки на это буквально рассыпаны в различных местах[109]. В биографии же Солона Плутарх обошелся безо всяких намеков, назвав вещи своими именами[110]. Только после реформ, проведенных либо ранними тиранами, либо выборными правителями-эсимнетами, наделенными чрезвычайными полномочиями, можно говорить об образовании у греков подлинных полисных гражданских общин. Именно они и получили наименование классических полисов.

В рамках полиса классической эпохи эксплуатация аристократией рядовых общинников действительно однозначно исключалась. Данное положение многократно обосновывалось в отечественном и зарубежном антиковедении. Например, в фундаментальном двухтомнике «Античная Греция. Проблемы развития полиса» обращается внимание на то, что даже в отсталых архаических полисах (типа критских), где твердо установился олигархический строй и полными политическими правами обладали лишь представители знати, называвшиеся «свободными», зависимое крестьянство составляло особый социальный слой. Он образовался в результате завоевания дорийцами местного населения и, таким образом, представлял собой группу людей, «внешнюю» по отношению к собственно гражданам полиса[111].

Таким образом, уподобление членов ближневосточных общин гражданам полисов античного мира представляется, по меньшей мере, некорректным. Даже если не принимать во внимание тот факт, что античный полис архаической, классической и постклассической эпох обладает признаками подлинного государства[112], статус члена восточной общины кардинально отличался от статуса гражданина полиса. Собственно говоря, именно победа над ростовщичеством и могуществом традиционной аристократии позволила рядовым членам античной общины пользоваться своими правами на практике, без оглядки на «сильные» и «могущественные» семьи, чем и превратила эти общины в гражданские. Подлинное гражданское равенство, породившее действительное обладание и пользование личными, политическими и социальными правами – вот что отличало граждан полиса от подданных древневосточных монархов.

Конечно, в полисном коллективе могли быть градации, могли существовать разряды лиц, обладавшие особыми привилегиями (аристократия), однако равный доступ к основным правам имели все. Другое дело, что не каждый мог в полном объеме этими правами пользоваться в повседневной жизни, (например, в связи с особенностями своего имущественного положения), однако принципиальная возможность такого пользования не подлежит сомнению. Говорить же о полноправных гражданах в городских или храмовых общинах Востока даже в период VII–IV вв. до н. э. можно с большой натяжкой. Здесь вполне обычным явлением было как долговое рабство (несмотря на формальный его запрет), так и иерархичность построения общинного коллектива[113]. В храмовых общинах право голоса имели только лица, занимавшие жреческие должности. Нередким явлением в храмовых общинах было превращение свободных общинников в рабов через «посвящение храму» (речь идет не о посвящении в жрецы и в аналогичные им храмовые служители, что было, напротив, почетно, а о передаче в число храмовых рабов-иеродулов[114].

Все это не позволяет считать членов восточных городских и храмовых общин гражданами в полном смысле этого слова. Конечно, в развитии классических полисов и городских и храмовых общин Востока действительно имелось много сходных черт. Много позднее, в период разрушения полисного строя, сходство это усилится. Именно тогда гражданские общины начнут утрачивать статус государственных образований, все менее и менее напоминая своего предка – классический полис. Но случится это только несколько веков спустя, когда именовать подобные общины полисами можно будет снова только условно.

§ 2. Античный полис как гражданская община

Изучение особенностей полиса требует специального рассмотрения его внутренней структуры, ибо именно она должна сделать понятной причины возникновения тех специфических черт полисной общины, которые определили ее отличия от общины, возникшей на Древнем Востоке. (Мы отдаем себе отчет в том, что современная наука так и не смогла дать единое определение понятию «восточная община», поскольку это понятие лишь теоретическая абстракция, составленная на базе разнообразных типов общин, существовавших в различное время на Древнем Востоке.[115]) Кроме того, именно выяснение особенностей внутреннего развития полиса, позволяет определить направления его дальнейшей эволюции, выяснить возможности трансформации его в новые государственные формы.

Известно, что полис – сравнительно небольшая (от нескольких сот до нескольких тысяч человек) община граждан, основное занятие которых – земледелие – база экономики полиса. Граждане совместно владеют землей, часть которой может находиться в коллективной собственности, а часть разбивается на наделы, отводящиеся главам семей. Семья, домохозяйство (ойкос) – основная структурная единица полиса. Глава ойкоса представляет перед общиной интересы его членов; он обязан заботиться о том, чтобы его наследники получили семейное имущество не только в полной сохранности, но и приумноженным. На него же возложена общиной обязанность обеспечивать «расширенное воспроизводство» ойкоса. Заключение браков, рождение и «правильное» воспитание здоровых детей (последних – чем больше, тем лучше) не считаются частным делом общинника, а интересуют полис в целом.