В дебрях Африки - Генри Стенли

Первый: Все будут против вас.

Второй: Против вас.

Первый: И все будете убиты*

Второй: Будете убиты.

Первый: Ах — ах — ах — ах — а-а!

Второй: Ах — ах — а-а!

Первый: О-ох — о-ох — о-ох — о-ох — о-о!

Второй: О-ох — о-ох — о-о!

Это было выполнено так смешно и так удачно, что в лагере все разразились неудержимым хохотом, и притом таким дружным, что голоса в лесу сконфузились и замолчали. Все снова погрузилось в ночную тьму.

Вполне убедившись в том, что тропинка, ведущая к прудам, проложена вовсе не людьми, и зная при этом, что назавтра нашим людям нечего есть, я был сильно озабочен и тем и другим, а потому 2 июля с рассветом послал 200 человек пионеров за маниоком в те селения, в которых мы побывали третьего дня. Они исполнили это поручение так, что еще раз убедили меня в своей совершенной умственной несостоятельности и что из 389 человек, меня сопровождавших, вряд ли половина вернется в Восточную Африку. Теперь они в полной силе молодости, владеют усовершенствованным оружием, экипированы заново, каждому дано по десяти патронов. Будь они хоть сколько-нибудь осторожны и осмотрительны, все почти могли бы живыми и здоровыми завершить кампанию; но они до такой степени ненадежны, безрассудны и легкомысленны, что не обращают ни малейшего внимания на приказы и распоряжения начальства, если за этим не присматривать постоянно, а для такого присмотра мне понадобилась бы сотня английских офицеров, не менее умных и преданных, чем мои четыре товарища. Эти дикари самым бессмысленным образом разбредаются по сторонам, рискуют жизнью из-за сущих пустяков, и пока какое-нибудь исключительное бедствие не проучит их, никакими доводами не убедишь их в том, что они поступают как безумные.

В одно время с фуражирами вернулся в лагерь отряд пионеров, посланных мною по тропинке с целью узнать ее общее направление; они пришли, захватив в лесу шестерых туземцев, расставлявших силки для дичи. Туземцы принадлежали к племени бабали; кожа их была светлошоколадного цвета.

Мы попытались выведать от них, куда собственно ведет тропинка; но они говорили: "У нас только одно сердце, пусть и у вас не будет по два", что означало: не любезничайте с нами, коли вы намерены причинить нам недоброе. Как и все туземцы, они настоятельно уверяли нас, что не едят человеческого мяса, не то что племена бабанда, бабали, бабуква, занимающие берега Арувими выше Янкондэ и слывущие людоедами.

Вскоре после того доктор Пэрк, наблюдая летавших вокруг него пчел, рассказывал другому офицеру, что они здесь вполне безобидны; в эту самую минуту одна из них села к нему на шею и жестоко его ужалила в наказание за клевету. Он шутя стал рассказывать мне этот случай, но тут другая пчела ужалила его чуть ли не в то же самое место, так что он вскрикнул от боли.

— Клянусь Юпитером, кусаются, да еще как!

— Вот видите ли, — отвечал я, — и выходит, что век живи — век. учись!

Раздав маниок и приказав отварить клубни непременно в трех водах, я назначил ровно в час дня снова выступить в поход. В четыре часа мы расположились на ночлег.

На другой день мы покинули тропинку и с помощью компаса пошли через кустарник под тенью исполинского леса. Я шел в колонне в третьем ряду, вслед за проводником, и таким образом имел возможность руководить людьми. Дабы идти по возможности ровнее, хотя бы и медленно, я приказал своим саперам, чтобы каждый из них на ходу быстрым взмахом отрубал ту лиану или тот куст, который мешал ему пройти, и тотчас шел бы дальше; двое старших обязаны были делать пометки на деревьях, как можно явственнее; для этого они почти через каждые 10 м срезали кору на древесных стволах, притом всегда на одинаковой высоте; а так как, по всей вероятности, арьергард пойдет по нашим следам только через два месяца, я велел делать пометки по крайней мере в ладонь шириною.

Мы чуть не в такт погребального марша вступали впервые в неизведанные дебри этих дремучих лесов. По иным местам мы подвигались не более 400 м в час; в других, более или менее открытых, могли проходить до 1500 м. С 6 часов 30 минут утра до 4 часов пополудни, т. е. за шесть или семь часов ходьбы (так как нужно же было употребить хоть один час на полдник и отдых), мы сделали только 9 км; между тем, в других местностях Африки, по обыкновенным торным тропам, можно в этот срок пройти от 20 до 30 км. Поэтому для нас было очень важно по возможности придерживаться селений не только для того, чтобы запасаться съестным, но также и затем, чтобы воспользоваться местными тропами. Впоследствии увидим, насколько это удалось.

В 4 часа пополудни мы все еще шли, встречая на пути в течение дня болота и речные притоки, бухты и тинистые отмели, топи и трясины, лужи, подернутые зеленою плесенью, глубиной по колена и такие вонючие, что нас тошнило, узкие запруды, заросшие водорослями и длинные, как канавы.

Только что мы миновали эти вредоносные места, как в лесу внезапно так стемнело, что я с трудом мог различать буквы на своем компасе. Ветер, сначала издалека шуршавший в вершинах, перешел в глухой рев и, быстро приближаясь, разразился, наконец, громовыми раскатами бури, которая гнула, вертела и ломала сучья и потрясала гигантские стволы. Не желая останавливаться в болоте, мы спешили дальше, невзирая на возраставшую темноту; но когда хлынул дождь, поневоле пришлось остановиться, наскоро расставить палатки на колючем валежнике и поспешить, с помощью топоров и сечек, расчистить почву для ночлега. Холодный дождь падал тяжелыми каплями, и каждая капля расходилась по легкой бумажной одежде наших людей широким пятном величиною в пятифранковую монету. Они дрожали от холода, зубы их стучали. Гром гремел, молния пламенными зигзагами врезывалась в темноту.

Было уже с лишним 9 часов вечера, когда весь караван собрался на место ночлега, но развести огни невозможно было из-за дождя; мы жались друг к другу, сидя на корточках, озябшие, промокшие, брызги проливного дождя обдавали нас, и мы дышали ядовитыми испарениями, подымавшимися из почвы. Наконец, в 3 часа ночи можно было зажечь несколько десятков костров, люди ожили от тепла и с радостью расположились вокруг пылающих пирамид, чтобы напечь горьких корней маниока и положить конец своему продолжительному посту.

4 июля. Мы направились к северо-востоку; через час ходьбы услышали вдалеке хор поющих туземцев. Передовые побежали разузнать, в чем дело; вскоре раздались ружейные выстрелы, и шум как будто приблизился. Я поспешно собрал людей первого отряда: они сложили в кучу свои вьюки и построились в качестве стрелков. Прибежали гонцы от наших разведчиков и рассказали, что, придя на берег реки, они увидели подплывающую большую пирогу, а в ней толпу стоящих дикарей с натянутыми луками; дикари обдали их градом стрел, а наши отвечали залпом из ружей.