Секундант одиннадцатого - Хаим Калин

Я не поделюсь больше ничем, ни деталями упомянутого контакта, ни моими соображениями о нем, до тех пор, пока собой физически владею. Ибо не намерен ни на кого шпионить, тем более причинять ущерб стране моего подданства, да и прочим тоже.

Итог. Поскольку в ближайшей перспективе по тем или иным причинам в Израиль я вернуться не могу, прошу рассмотреть два (насколько мне видится) способа решения проблемы: без всяких условий внедрить меня в проект, доставив в Москву, или устроить мой переезд в Украину, право на жительство в которой я обладаю (своим местом рождения). Неразглашение сути проекта гарантирую. Нарушь я это обязательство, последствия очевидны…»

Глава 7

Октябрь 2018 г., Москва

Директор Службы внешней разведки вчитывался в донесение из потсдамского фильтрационного центра, экзаменующего Алекса Куршина на пригодность к некоей миссии, как казалось, до конца понятной одному Алексу. Доставил депешу полковник Селиванов, глава разработки, чей лик передавал озабоченность, а то и тревогу.

Освоив пересказ повинной Алекса, директор бросил чтение, игнорируя выводы Бригитты, руководителя фильтрации. Переплел пальцы ладоней и как бы избегал пересечься с Селивановым взглядом. Могло показаться, что директор находит полковника виновным в том, что в Потсдаме произошло.

Но тот приметил в настрое шефа иное – изначальное неверие в успех операции, слишком сложной и непредсказуемой для реализации. Собственно, так смотрел на нее и сам Селиванов.

– Тогда, что у нас, получается? – заговорил директор. – «Global Liaisons Limited» – решето, а не якобы эталон конфиденциальности? Куда мы вбухали пол-лимона?

– Без них, не исключено, не обошлось, – принялся размышлять Селиванов, – но, полагаю, верхушка компании здесь ни при чем. Ставить на кон единственный актив – репутацию – смысл какой? Если и сливали, то, думаю, низовое звено. Разумеется, я с «Global Liaisons Limited» разберусь… При этом крайне маловероятна рука Алекса в раскрытии колпака, куда был помещен. Средства связи Алекса и каждый его шаг контролировались, а по возвращении из Франции он и вовсе запил в горькую. Но суть не в этом: Куршин не тот типаж, чтобы повышать ставки. Как мне кажется, я его уже понимаю, не без помощи родственника-литератора, конечно… Похоже, он редкий экземпляр – сплав интеллектуала и цепкого бизнесмена. Алекс словно программа, заточенная на отслеживание рисков; как результат, выбирает простейшие, но обозримых последствий ходы. И главное, не дергается – прет по избранному пути, пока находит его целесообразным…

– В таком случае, кто? – раздраженно перебил директор полковника, подчинявшегося в этом кейсе боссу напрямую, чтобы каналы утечки свести к минимуму.

– А какая разница? – вскинул голову Селиванов, чья служебная независимость (в разумных пределах) диктовалась острым аналитическим умом и огромным опытом. – Задраить люк отсека – все, что остается. Куршин – инфицирован, это факт, при этом полиграф отвергает. Следовательно, знает, что при проверке разболтает намного больше, чем то, в чем якобы сознался. Похоже, те парни, предвидя неминуемость процедуры, натаскали его на покаянную… А хотя…

– Что?! – казалось, директор чуть привстал.

– Может, с оценкой я и тороплюсь… – засомневался полковник. – Заковыристо он играет. Такому за день-второй не научишься. Видите ли, утаивая содержание повинной – через салфеточную почту – он выбивает один из наших потенциальных козырей: угрозу раскрыть его сотрудничество с иностранной, недружественной, с позиций тамошнего права, структурой, выходящее за рамки технических услуг. Так что, вполне вероятно, он искренен… Но! Это ничего не меняет… Ведь мы не знаем, что той стороне известно, не исключено, не меньше, чем нам, инициаторам вербовки. Что гробит проект как таковой…

– Послушай, Селиванов, не тебе решать, кому работать, а кого на пенсию командировать, – возражал директор. – Не нашего с тобой ума это дело! Ведь здесь, в России, он будет в колбу помещен, запечатанную… Стучи себе, не хочу, разве что на самого себя… Да и включи логику, с которой у тебя, кажется, порядок: на своем переезде в Москву Алекс не настаивает, понимая не хуже нашего, как запуталось все…

– Все так, только в качестве альтернативы он предлагает лежку в Украине, зная как политолог, какая на тот край у нас аллергия, и что мы никогда на это не пойдем, – выискивал блохи в установке директора Селиванов – любой ценой довести проект до конца. – И скажите мне, почему на Алексе Куршине, звезд с неба не хватающем, свет клином сошелся? Ведь до весны, казалось бы, далеко…

– В том-то и дело… – вздохнул директор, обвивая лоб ладонью. Поразмыслив, вынес вердикт: Свяжись с Потсдамом, чтобы до Куршина довели: его игры в морализаторство нас не впечатляют, одна инъекция – и всё прояснит. Из большого уважения к нему эту меру пока откладываем. Все, что от него сей момент требуется, это степень осведомленности той стороны о проекте, на его взгляд, разумеется. Нам даже без разницы – понял только сейчас, – под каким флагом та себя представляет. Один черт, все, что добыто на нас за кордоном, попадает под лупу Лэнгли. И вот что еще: пусть Куршин поменьше болтает, кто заказчик его услуг. Не хватало, чтобы обслуга центра узнала… Разбегутся еще… И не по домам… Я же пока наверх, надеюсь, до вечера примет.

Из последних трех фраз Селиванов уяснил, в какой кабинет директор намерен сегодня достучаться и почему шеф – против своей воли – столь последовательно отстаивает проект «Алекс Куршин».

Поначалу он офонарел от кажущейся простоты и одновременно – невероятности открытия, после чего покрылся легкой изморозью, но, спустившись к себе, испытал неясного источника облегчение. В той болтанке чувств любопытным было то, что его подопечный Алекс в минуты своего прозрения – кто, собственно, кукловод – неделями ранее изведал схожий «слалом» умонастроения, да еще в той же последовательности.

Умиротворенность полковника не поколебал и пришедший по его запросу из Потсдама ответ. На вопрос «Что западным спецслужбам о его разработке Москвой известно?», врученный Алексу письменно (с изложением позиции Центра, понимающего его стесненность и оттого сводящего ответ к минимуму) последовало: всё. Описывался и способ, которым Алекс изощрился это сделать, побудив Бригитту усомниться в его вменяемости. Пока Марина, с ее хорошим французским и русским родным, не расшифровала «ту-туу», озорно пропетое им в качестве ответа, но не сразу, а изрядно «попотев» извилинами, подсказавшими в какой-то момент: имитация гостем паровозного гудка, фигурально значащая «Поезд ушел», не что иное, как французское tout, то есть «всё». О чем директор, убывший на высокую аудиенцию, был тут же оповещен.

Директор СВР знал хозяина кабинета давно, с далеких советских, будто покрытых плесенью, но активно реанимируемых ныне времен. Тогда, в конце семидесятых,