Реконструкторы (сборник) - Илья Тё

– Лексей Сергиевич, а есть у тебя ещё книжки каки-нтересные?

– И чего-йто ты там всё мастрачишь? – спросил Семёна главный мастер-техник Счётного Отдела. Землянин отложил паяльник, выключил сдувавший в окно пары канифоли вентилятор – устройство дорогое и редкое – и показал продолговатый резиновый кожух с двумя проводками, ведущими с разных концов.

– Да я так, для себя, – пояснил Григорьев.

– Нашто тобе эта штуковина-то? – мастер-техник снял крышку и рассмотрел плату. – Трансформатор пошто-то присобачил. Хорошо это всё, да пошто ты лементы-ка расходуешь зазря, а? А мне потом записки писать, что мол нехватка.

– Володимир Степанович, ты зазря не гневайся, я это всё с бракованных плат поспаивал, – пояснил землянин. – Они все со счетов-то посписаны. А как оно робит, я вам завтра выкажу, ежели не поломается ничего.

Главный мастер-техник кивнул и удалился к себе в мастерскую. Семён заново запустил вентилятор, взял паяльник и принялся припаивать конец провода к тонкому, вырезанному из меди наконечнику.

Три дня Семён потратил на ознакомление с местной системой обозначений и номенклатурой элементов. К его удивлению, больших различий в обозначения не встретилось – видимо, здесь имел место «земной след». День провозился с паяльником, осваивая подзабытое ремесло. Ещё через пару дней его провели в святая святых – подземный машинный зал, где собирались, ремонтировались и испытывались привезённые по частям из Крестолесья «счетные шкафы», эти громоздкие ЭВМ, управляемые с перфолент. Машинный язык основывался на кириллическом алфавите, но пока что работать на машинах Семён не умел – уж больно непривычным это казалось после «ассемблера». Операторов-программистов готовили отдельно, и освоить систему команд было делом времени.

На второй неделе дел оказалось мало – отдел практически подготовился к поездке в одно из торговых консульств и ждал теплохода. Семён, чтобы не терять даром рабочее время, решил попрактиковаться в изобретательстве. Пару часов потратил на расчёты, измерения и сравнения с земными стандартами, ещё полдня – на то, чтобы подготовить нужные элементы и материалы, и спустя сутки почти полностью собрал устройство.

– Риск, конечно, но риск оправдан, – проговорил он сам себе. – В конце концов, что я теряю? Уже ничего не теряю.

Семён достал из кармана коммуникатор и засунул медный штекер в USB-разъем. Затем, перекрестившись – эту привычку он перенял у других техников – воткнул трехгранную штепсельную вилку в розетку на столе.

Предохранители здесь были настолько редким и дорогим элементом, что инженер не рискнул их позаимствовать, опасаясь недовольства начальства. Вероятность того, что схема будет неисправна, и батарея коммуникатора сгорит, была высока – как никак, схему устройства Семён вспоминал по памяти, да и напутать в номенклатуре мог запросто. Однако, спустя пару секунд, к великой радости землянина на коммуникаторе зажёгся фиолетовый индикатор.

Зарядное устройство работало. Уже через час можно будет послушать земную музыку, посмотреть фотографии и поиграть в простенькую игрушку. Вспомнить о Земле, о родине, которая была так далеко.

Алеет мгла и меркнет звездный хор,Рассвет глядит на старые могилы,Мечи и флейты, славу и позорЕдиное забвение покрыло.

Ни гордых дней, ни горьких не вернуть,Ушли дела, и песни замолчали,Алеет мгла, и проступает путь,Случайный путь сегодняшней печали[13].

Глава 8

Прошедшие две недели пронеслись для Игара будто во сне. Он впитывал в себя новые знания как губка, поражался увиденному, делая открытия каждый день. Главное – пытался учить язык.

Ферьярский, он же старо-исландский, с которым Игар ранее сталкивался только в форме старинных библиотечных учебников, изданных ещё до революции, да специального датского сайта в Интернете, стал внезапно живым. Слова и фразы, исчезнувшие на Земле столетия назад, вдруг наполнились смыслом, звучанием.

Иногда Игар как будто останавливался на миг, прекращая свои беспрерывные упражнения, и ширма, скрывавшая от него правду о новом мире внезапно приоткрывалась. Ясно, как часто бывает во сне, когда являются неведомые днём откровения, он понимал вдруг, в чем заключается суть окружающей его удивительной реальности.

Мир этот был «Хранилищем». Удивительным гигантским музеем или фантастической лабораторией, где «реконструировались», «хранились» или «испытывались» исчезнувшие на земле культуры.

Ту же мысль подтверждала карта, та самая, которую Тея принесла ему в первый день. Игар корпел над ней часами и днями, пока не заучил наизусть. Новый мир заселяли не только исландо-фарерцы.

Тува и манси на востоке. Маори и индейцы на юге. Поморы на севере. Все эти этносы, теоретически сохранились и на Земле, слившись с другими, более многочисленными народами. Но оригинальные язык и культуру – потеряли, частично или совсем. Игар задумывался: что если некто перенес эти народы сюда? С единственной целью – сохранить их этнические традиции, веру, а также специфические, присущие им черты? Иначе чем вообще можно объяснить подобную «подборку» местного населения?

Размышляя об этом, Игар бегал по комнате из угла в угол, не находя себе места. Идея казалась навязчивой, он искал в ней подвохи и не находил.

Действительно, что ещё может объяснить произошедшее с ним и Семеном?

– Ни параллельный мир, ни будущее, ни прошлое, ни другая планета, ни фэнтезийная сказка, не альтернатива истории, – перебирал он версии. – Тогда что?

Нелепая идея про «хранилище мертвых культур» было единственной версией, объясняющей если не техническое устройство, не время, не место, но хотя бы цель существования окружающего огромного мира.

С техническим устройством как раз не было проблем. Помимо карты, Тея раздобыла приличных размеров атлас, содержащий исчерпывающие сведения о Мире-Складе-Народов.

Согласно представлениям «местных», новое мироздание являло собой пример абсолютно неземной «космогонии». Мир, в котором якобы оказался Игар, планетой не был.

Он являлся «Великой Лентой».

Прочитав абзац с этим сообщением в первый раз, Игар посмеялся, приняв текстовку за обычный мифологический бред, сродни представлениям дикарских народов о плоской земле, стоящей на трех китах или огромной черепахе. Однако, читая дальше, от этой точки зрения пришлось отказаться – и даже волосы зашевелились на голове Игара.

Составители атласа оперировал точными цифрами, шокируя лаконичностью и завершенностью данных. Согласно их преставлениям, мир являлся гигантской Лентой, шириной в десять тысяч восемьсот двадцать три ферьярские мили. Игар уже был знаком с местной системой счисления, схожей со старой европейской, которая действовала на Земле до ввода метрической системы. Без особого труда, он сделал перерасчет и заключил, что в метрической системе измерений ширина Великой Ленты, и соответственно, сторона Мирового Квадрата, составляет около восемнадцати тысяч километров от западной до восточной грани. Длина Ленты гипотетически считалась составителями атласа бесконечной – но только гипотетически. Однако в том, что мир является именно Лентой, никто из составителей не сомневался, ссылаясь при этом на данные науки.

Из аргументов приводился великий Северный и великий Южный Изгиб. Лента не шла по прямой. Он изгибалась под разными углами, причём, в Атласе приводилось схематическое изображение её внешнего вида – то, как она могла бы выглядеть из далекого космоса. Амплитуда колебаний Бесконечной Ленты была потрясающе велика. Из столицы Нео-Мидгарда – города Бьорн-на-Хаге, где находились главные имперские обсерватории, можно было наблюдать как «ближайшие» изгибы ленты, например, наклоненный под небольшим углом великий Южный, так и неимоверно далекие её изгибы – например, удаленный на два миллиона миль экстремальный Северный Изгиб.

Бесконечная Лента не была однородна и разделялась на «Секции Ленты», ближайшие из которых отчетливо просматривались из тех же обсерваторий в столице Империи. Самые близкие Секции – то есть те, что непосредственно граничили с «местной», не просматривались, разумеется, поскольку лежали практически в одной плоскости, однако множество дальних – просматривались вполне. Добраться туда было невозможно, однако астрономы давно составили примерные карты почти сотни тысяч Секций, которые можно было наблюдать благодаря удачному расположению их на «изгибах» Великой Ленты.

Большая часть Секций являлась Квадратами, однако встречались и прямоугольники, вытянутые вдоль Ленты («большие»), и прямоугольники, протянувшиеся поперек («малые»). Ширина Ленты также разнилась – местами она была шире, местами уже, и на отрезках переходов образовывались «дуги», превращавшие Секции Ленты в фигуры самых разнообразных форм – от Мировых Трапеций до Мировых Овалов. Самой распространенной фигурой, впрочем, был Мировой Квадрат. Именно таковой, в частности, являлась Секция, в которой оказался землянин. Мировой Квадрат секции Нео-Мидгарда, поморов и Мансийского Хаканата, именовался «девятьсот девятым» – по счету. От какого квадрата велось это исчисление, оставалось неясным – возможно, от видимого конца Южного изгиба.