Нуар - Андрей Валентинов

Улыбка стала еще слаже. Мсье Прюдом заранее предвкушал эффект. Разговор явно был им продуман на дюжину ходов вперед. Сначала Лиссабон, потом то, что привез из Лиссабона… Придется брать дело в свои руки. Как будут говорить потомки, рвать шаблон.

Поднявшись с дивана, я пересел на подозрительно скрипнувшую скамеечку, предварительно сбросив с нее собственную шляпу. Достал папиросу, смял мундштук «гармошкой».

— Хорошо, давай о веселом. В ноябре здесь будут американцы. Это такая же реальность, как сегодняшний закат.

Кажется, он слегка поперхнулся. Маленькие светлые глаза скользнули по пустому в этот ранний час залу. Еле заметно дрогнули губы.

— Ты хотел сказать «англичане»?

Шаблон явно дал трещину. Мсье Прюдом пребывал в уверенности, что я стану договариваться с ним о проценте с продажи лекарств — отдельно здесь, отдельно в Касабланке. И даже успел намекнуть, что усопший чаятель Ривьеры был не слишком меркантилен.

— Американцы, — не без удовольствия повторил я, щелкая зажигалкой. — Это уже неотменимо, это факт. Остается сделать выводы из данного факта.

Его рука потянулась к мундштуку кальяна, замерла.

— Рич! Немцы вышли к Волге!..

— Именно, — улыбнулся я. — Папаша Адди бросил туда все, что мог, у Роммеля уже бензин кончается. В Марокко и Алжире у вас, французов, войска есть, чуть ли не семьдесят тысяч, но многие ли из них станут воевать за Петена? А для полной ясности, дабы ты не решил, будто я сбиваю твой процент с продаж…

Вернув зажигалку в карман, я достал карточку с Лотарингским крестом, положил на ладонь. Даниэль скользнул по ней взглядом, затем провел ладонью по вспотевшему лбу.

— Убери!.. Нельзя! Нельзя показывать такое.

Оставалось удивиться.

— Надеюсь, мы в правильном притоне? Кстати, мое звание — «капитан», оно утверждено лично генералом де Голлем. Намекать на служебный долг не стоит, твой адрес мне известен, адрес твоей любовницы тоже. Из города уехать не дадим… А теперь могу рассказать про Лиссабон. Тебя что именно интересует?

Мсье Прюдом, сглотнув, попытался привстать, но локоть скользнул по вытертому плющу. Беззвучно дернув губами, он повторил попытку, не без труда присел, наклонился вперед.

— Что это значит, Рич? Мы же пришли просто отдохнуть! Что за… Что за странные шутки?

И тут заиграла музыка — занудная, тоскливая, истинно восточная. Видит бог, я не добивался такого эффекта. От шаблона остались одни клочья, можно было брать веник и начинать уборку.

— Это значит, что ты уже завербован, Даниэль. Можем считать это шуткой, но выбор у тебя не слишком велик. Когда придут американцы, ты имеешь реальный шанс стать героем Освобождения, а заодно и новым здешним комиссаром. Все грехи, включая аресты евреев и депортации, мы свалим на вашего шефа и отдадим его под трибунал. Или будет все наоборот, и под трибунал пойдешь ты. Первый вариант предусматривает небольшой бонус: ты станешь получать такой же процент с продажи лекарств, как и твой предшественник. За разовые подвиги — отдельная оплата. Кстати, Даниэль, весьма щедрая, в некоторых делах мелочиться грех.

Прюдом вновь вытер со лба пот, помотал головой и внезапно улыбнулся.

— Последние твои слова, Рич, дают возможность смело забыть все прочее. Да! Считай, я уже забыл.

Он опять покосился на карточку. Я, не слишком торопясь, спрятал картонный квадратик в карман.

— Не думай, что я против твоей торговли, Рич. У тебя не слишком высокие цены, беженцам ты отпускаешь в долг, некоторых детей вообще, как мне докладывали, снабжаешь бесплатно. Думаешь, почему тебе не слишком мешают? Люди всё видят, а начальство — тоже люди.

В проеме появился согбенный официант вполне восточного вида. На столик неслышно опустился поднос с чем-то дымящимся и остро пахнущим. Даниэль потянулся вперед, повел ноздрями:

— Да! Готовят в заведении отменно, и в этом ты, Рич, сейчас убедишься. Кстати, девушки здесь…

Любитель Востока мечтательно причмокнул. Не хотелось разочаровывать человека, но мы теперь вроде как не чужие.

— Насчет девушек я вполне осведомлен. Здешний хозяин каждую неделю приходит за лекарствами, а порой они забегают и сами. Масштабы и, так сказать, ассортимент, признаться, впечатляют.

Полюбовавшись выражением его лица, я кивнул.

— Именно… Когда я только начал заводить свое дело, то поговорил с врачами, которые прошли войну. Надо же было узнать, чем люди чаще болеют! Все посоветовали мне одно и то же. И знаешь, я не прогадал. Это куда выгоднее, чем лечить простуду… Да, ты спросил о Лиссабоне. Я тоже мог бы забыть этот вопрос, но все-таки отвечу. Оттуда я привожу новое лекарство. Оно секретное, поэтому я не хочу предъявлять его на таможне. А зачем оно нужно, спроси у здешних врачей, они уже в курсе.

Даниэль, взглянув искоса, потянулся к одной из тарелок, но все-таки не утерпел.

— Об этом лекарстве знают не только врачи и не только здесь. Да! В Париже поднялся страшный шум, скоро прилетит специальная комиссия. К твоему счастью, они пока думают, что ввоз идет через Касабланку… Рич, если это лекарство, зачем его прятать? Или я что-то не понимаю?

Я выдержал его взгляд и решил поставить все точки над

— Сейчас поймешь. Мое лекарство необходимо прежде всего в госпиталях. Каждые несколько ампул — это спасенный и вновь идущий в атаку солдат. Франция не воюет, зато воюет Германия. Я хочу, чтобы боши получили это лекарство как можно позже, лучше всего — уже после войны. Как видишь, Даниэль, фронт проходит не так далеко отсюда. И учти, из-за этой тайны несколько человек уже погибли. От нас с тобой зависит, чтобы список рос не слишком быстро.

Вместо ответа мсье Прюдом усмехнулся и, окинув взглядом поднос, торжественно вручил мне тарелку с чем-то особенно ароматным.

— Кюфта! Мясной фарш с пряностями. Ешь, пока не остыло. Да! Вы здесь странные люди, Рич, живете в такой стране, а питаетесь, словно тут какая-нибудь Нормандия. А я всю жизнь мечтал побывать на Востоке. Бонапарт был прав, Европа — крысиная нора. Только здесь, в этих песках, умеют разнообразить жизнь! Да-да-да!..

Мягкая ладонь вновь огладила брюшко. Я прикинул, как выглядел бы заместитель шефа полиции, если нарядить его в феску, рубашку-галабею с вышивкой и шальвары. Нет, не тот эффект! Мсье Даниэль Прюдом был истинным французом.

А еще штиблеты!

— «Есть тут один богач, уже не без брюшка», — не удержался я, но ответа не последовало. Прюдом вплотную занялся воплощением мечты в жизнь, по крайней мере, в ее гастрономической части.

Солидный человек, — не то что сброд отпетыйСтихослагателей, чей заунывный войПрюдома более допек, чем геморрой...И шлют вокруг лучи лощеные штиблеты.

Даниэль, не отвлекаясь от трапезы, погрозил мне пальцем. Есть не хотелось. Я отставил тарелку в сторону, прикидывая, сейчас озадачить этого жизнелюба или подождать, пока подадут десерт. Из Касабланки уже приехало восемь человек, еще трое нашлись прямо здесь, в Эль-Джадире. Всем грозит арест и депортация, значит, надо спешить. Португальский транспорт подойдет к побережью послезавтра, катер у меня есть, а веселый сержант Анри Прево обещал обеспечить прикрытие. Можно обойтись и без господина Прюдома, но любителя восточной экзотики следовало надежно повязать, причем не словом, а делом. После переправы первого транспорта назад ему пути не будет. Конечно, он может не согласиться… Ничего, найдем аргументы!

— Кстати, Рич!

Даниэль на миг, оторвавшись от блюда, бросил быстрый взгляд в сторону зала, где на возвышении уже извивалась некая дива в полупрозрачном покрывале.

— Насчет здешних девушек ты не прав. Готов заключить пари, что какая-нибудь из них тебя обязательно зацепит — и прикует без всяких полицейских наручников. Только не говори, что все женщины — предатели. Это мудрость трусов.

Я покачал головой.

— Не надейся. Местные арабские красотки напоминают плохо прожаренную колбасу. Впрочем, если тебе не жалко денег, согласен на пари. Я спорю всегда на один франк. Какой срок?

— Месяц! — на лице Прюдома проступила довольная ухмылка. — Вот уж не знал, где доведется разбогатеть. Позовем свидетелей? А то еще откажешься, знаю я тебя.

— Свидетели обязательно будут, — решил я. — Послезавтра. Тебя устроит, если мы все это организуем на морском берегу?

Общий план. Эль-Джадира.

Январь 1945 года.

В коридоре вновь было тихо, пустая гостиница спала, однако ему вдруг почудилась, что ночь позади. Где-то далеко на востоке, за холодными зимними песками, уже проступило неясное белое пятно, предвестник рассвета. Можно было взглянуть на висевшие прямо напротив входной двери большие часы в деревянном коробе, но Ричард Грай предпочел просто поверить. Скоро утро, ночь ушла.