Шляпа, полная неба - Терри Пратчетт

Он был новым гоннаглом клана. Гоннаглы — боевые поэты Фиглей, но они не проводят всю жизнь в одном клане. Скорее они сами себе клан. Гоннаглы странствуют по свету и поют песни и баллады, чтобы все Фигли их слышали. Ой-как-мал Билли Мордаст пришел из клана Долгого озера вместе с Джинни — обычное дело у пикетов. Он был слишком молод для гоннагла, но Джинни утверждала, что начинать гоннаглить никогда не рано. Если у тебя есть дар — ты гоннаглишь, и все дела. Кроме того, Ой-как-мал Билли Мордаст знал все-все песни, а на визжали играл так жалостливо, что снаружи начинался дождь.

— А? Говори, паря, — подбодрил его Явор Заядло.

— Я просто подумал, мож, мы раздобыли б человечью одежу? В балладе о вражде клана Трин-пикс и клана Быстрой реки говорится, что парни Быстрой реки однажды смогли унести ноги, заставив пугало ходить — трин-пиксы подумали, что это верзун идет, и попрятались.

Трое его слушателей непонимающе переглянулись. Ой-как-мал Билли спохватился, что они всю жизнь провели на Меловых холмах и, возможно, никогда не видели пугала.

— Ну, пугало — это такой как бы верзун из палок, на которые одежу нацепили. Чтоб птахсов от полей отпугивать, — попытался объяснить он. — Вообще-то в балладе поется, что кельда оживила пугало таинствием, но я думаю, они обошлись хитростью и силой.

Он спел об этом. Его выслушали.

Он объяснил, как можно сделать верзуна, чтобы он мог ходить. Фигли переглянулись.

Это был безумный, отчаянный, чертовски рискованный и опасный план, который требовал невероятной силы и храбрости.

Устоять было просто невозможно.

Вскоре выяснилось, что, кроме работы по дому и изучения трав, у Тиффани есть и другие обязанности. Тетушка Вровень называла это «наполнять, где пусто, облегчать, где полно».

Обычно дом надолго покидала только одна тетушкина половина. Люди думали, что она — близнецы, и ведьма всячески поддерживала в них эту уверенность, но все же предпочитала не показываться лишний раз целиком, чтобы не рисковать. Тиффани ее хорошо понимала. Достаточно было посмотреть, как тетушка Вровень ест. Два тела передавали друг другу тарелки без единого слова, иногда одна половина ела с вилки в руке у другой. А когда одна тихонько рыгала после еды, вторая тут же говорила: «Ой, прошу прощения». Выглядело это, конечно, странновато.

«Наполнять, где пусто, облегчать, где полно» означало ходить по окрестным деревням и хуторам и в основном помогать больным и недужным. Сделать перевязку, поговорить с женщиной, ожидающей ребенка, — такой работы всегда хватало. Ведьмы были деревенскими повитухами, но не только. Стоило тетушке Вровень в ее остроконечной шляпе показаться возле того или другого дома, как в этот дом по чистой случайности начинали заглядывать соседки. И они садились пить чай и пересказывать слухи. Тетушка Вровень жила в текучем, запутанном мире сплетен и слухов, но Тиффани заметила, что ведьма больше собирает сплетни, чем передает.

Могло показаться, что в этом мире обитают исключительно женщины, однако на улицах, на межевых тропках между огородами, им порой встречались и мужчины. Они заводили разговор о погоде, после чего ведьма, словно уловив в словах прохожего некий секретный код, вручала ему то или иное снадобье.

Тиффани никак не могла разобраться, как тетушку Вровень благодарят за ее работу. Да, корзинка, которую она брала с собой в такие походы, больше наполнялась, чем пустела. Порой хозяйки, увидев, как ведьма просто идет мимо, догоняли ее, чтобы вручить свежеиспеченный хлеб или горшочек с соленьями. А в другой раз тетушка Вровень и Тиффани целый час провели, штопая крестьянина, который был невнимателен с топором, и за это их лишь угостили чаем с черствым печеньем. Тиффани показалось, что это нечестно.

— О, все уравновешивается, — объяснила тетушка Вровень, пока они шли через лес. — Ты делаешь, что можешь. Люди дают тебе, что могут. Старина Шлепвик, который ногу повредил, тот еще скряга, но не сомневайся: недели не пройдет, как у моего порога будет лежать большой кусок мяса. Его жена об этом позаботится. А скоро начнут забивать свиней на зиму, и мне нанесут столько солонины, ветчины, бекона и колбас, что и за год не съесть.

— Правда? И что вы будете делать со всей этой едой?

— Сохраню про запас.

— Но…

— Я сохраню ее про запас, вложив в людей. Люди, знаешь ли, удивительно подходящее место для запасов. — Тетушка Вровень засмеялась, увидев выражение лица Тиффани. — Я хочу сказать, что отдам лишнюю еду тем, у кого нет свиней, или у кого сейчас трудные времена, или тем, о ком больше некому позаботиться.

— Но выходит, вы сделаете им одолжение!

— Точно! А в ответ они должны будут когда-нибудь помочь мне. Так оно и вертится. И отлично работает.

— Наверняка некоторые люди такие жадные, что никогда не платят…

— Никакой платы и быть не может, — серьезно поправила тетушка Вровень. — Ведьма никогда не просит платы, и ей остается только надеяться, что не настанет такой день, когда придется просить. Но в целом, увы и ах, ты права.

— И что тогда?

— В каком смысле?

— Вы отказываетесь им помогать, да?

— О нет! — Тетушка была искренне потрясена таким предположением. — Нельзя отказывать людям в помощи только потому, что они слишком недалекие, забывчивые или противные. В этих краях все живут бедно. Если я не стану помогать людям, кто же им поможет?

Тиффани немного подумала и вспомнила:

— Матушка Болен, моя бабушка, говорила: кто-то должен заступаться за тех, кто сам за себя заступиться не может.

— Она была ведьмой?

— Я в этом не уверена, — призналась Тиффани. — Мне кажется, да, но сама она об этом не подозревала. Она большую часть жизни провела в кибитке на пастбище высоко на склоне холма.

— А привычки мерзко хихикать за ней не водилось? — спросила тетушка Вровень, но под взглядом Тиффани тут же спохватилась: — Ну прости, прости. Вижу, что нет. Но это случается с ведьмами, которые сами не знают, кто они. Тогда ведьма становится словно корабль без руля. Но я понимаю, твоя бабушка, по всей видимости, была не такая.

— Она жила в холмах и разговаривала с ними, а еще она знала об овцах больше всех на свете! — с жаром сказала Тиффани.

— Конечно, конечно…

— И она никогда не хихикала!

— Ладно, ладно… — примирительно сказала тетушка. — А в целительстве она разбиралась?

Тиффани замялась:

— Ну… только по части овец. — Она понемногу успокоилась. — Но зато уж овец-то она лечила хорошо. Особенно скипидаром. По правде говоря, большей частью скипидаром и лечила. И еще она всегда… была… рядом. Даже когда на самом деле ее рядом не было.

— Да, — кивнула тетушка Вровень.

— Вы понимаете, о чем я? — обрадовалась Тиффани.

— Очень хорошо понимаю, — сказала ведьма. — Твоя бабушка жила внизу, в предгорьях…

— Нет, наверху, на холмах, — поправила Тиффани.

— Прости, наверху на холмах, наедине с овцами, но люди нет-нет да и поднимали головы, вспоминали о том, что она где-то там, и спрашивали себя: «А как бы на моем месте поступила матушка Болен?» Или: «А что бы сказала на это матушка Болен?» Или: «А не рассердится ли матушка Болен, если вдруг узнает об этом?» — сказала тетушка. — Верно?

Тиффани задумчиво прищурилась. Да, именно так все и было. Она вспомнила случай, когда торговец бил своего осла, на которого взвалил слишком много поклажи. Матушка Болен обычно обходилась словами, да и то немногими. Тот человек так испугался, когда она внезапно обрушила на него свой гнев, что не мог двинуться с места и безропотно принял удары.

Тиффани и сама испугалась. Матушка Болен обычно пару минут раздумывала, прежде чем проронить хоть слово, а тут дважды ударила торговца по лицу, да так быстро, что только хворостина просвистела. И слухи об этом происшествии разошлись по холмам. Люди, по крайней мере на какое-то время, стали лучше обращаться со своими домашними животными. Еще много месяцев погонщики и кучера, прежде чем поднять хлыст или кнут, задавали себе вопрос: «А если матушка Болен это увидит?»

Вот только…

— А вы откуда знаете? — спросила Тиффани.

— О, я догадалась, — ответила тетушка Вровень. — Мне кажется, твоя бабушка была ведьмой, что бы она сама ни думала. И к тому же ведьмой хорошей.

Тиффани раздулась от фамильной гордости.

— Твоя бабушка помогала людям?

Фамильная гордость капельку сдулась. «Да!» — чуть не брякнула Тиффани, но прикусила язык и задумалась. Матушка Болен редко даже спускалась вниз, к людям, разве что на Страшдество и рано по весне, когда овцы ягнились. В деревне она почти не показывалась, только если странствующий торговец, который привозил ей «Веселого капитана», сильно задерживался, — тогда бабушка, взметывая испачканные в грязи черные юбки, мчалась вниз, чтобы занять у кого-нибудь из стариков щепотку табака.