Маг 12 (СИ) - Белов Иннокентий

— Дверь в парадную вроде открывалась. Глянь вниз, — услышал я шепот обостренным слухом.

Какая тут парадная, оговорился грабитель, самая такая черная лестница, страшная и замурзанная. Для совсем бедноты разной.

Накинул на себя невидимость и замер, поднявшись на пару ступенек лестницы.

Через перила перегнулась голова молодого конопатого паренька в рабочей блузе, он с минутку внимательно прислушивался и присматривался в узкий проем лестницы. Потом голова убралась из поля зрения.

— Никого. Или зашли уже, — услышал я шепот.

— Давай, помогай! Не могу понять, что ее держит, — услышал я сопение в ответ.

Дерево заскрипело еще сильнее, видно, что какую-то фомку или лом жулики используют изо всех своих силенок.

На четвертом этаже одна дверь и на пятом тоже, значит, ломятся ко мне, больше там не к кому.

Я медленно поднимаюсь наверх, однако, деревянная лестница пронзительно скрипит под ногами, тогда я замираю, оставаясь под невидимостью по-прежнему. Снова выглядывает конопатый паренек и опять ничего не видит, за ним появляется уже крепкий мордоворот и тоже обшаривает лестницу сверху донизу взглядом.

— Здесь же кто-то скрипел? — недоуменно спрашивает он у напарника.

— Здесь, — отвечает тот, бдительно не спуская с меня взгляда.

Ну, смотрит он прямо на меня, только, ничего не видит. Вот если бы он сделал несколько шагов в сторону, тогда мой покров невидимости не смог бы меня закрыть от взглядов с двух сторон. Однако, кому это в голову придет? Таким образом лестницу узкую рассматривать, которая вся на виду?

Вроде бы грабители теперь должны вернуться к прежнему делу, но, мордоворот оказывается неглупым мужиком — раз кто-то тут на лестнице скрипел, значит, нужно проверить всю лестницу на всякий случай!

Так он говорит молодому и посылает того пробежаться до самого низа, а сам поворачивается спиной ко мне и снова куда-то там подсовывает фомку.

Молодой немедленно поворачивается в сторону, где заканчиваются перила и я понимаю, что буду сейчас обнаружен.

Поэтому поворачиваюсь лицом к лестнице, а когда тот, мягко ступая ногами в каких-то чунях, начинает спускаться, одним шагом к нему навстречу оказываюсь на расстоянии вытянутой руки.

— Черт, — шепчу я, когда моя рука внезапно промахивается мимо его горла и цепляет парня за плечо.

У парня от ужаса кривится лицо, когда откуда-то из пространства его крепко хватает кто-то невидимый глазом, но, короткий шлепок по лбу вырубает его из чувств. Кричать он все же боится, на дело сюда пришел и внимания привлекать не должен в любом случае. Я перехватываю его за шею второй рукой и поднимаю неподвижное тело на вытянутых руках. От такого двойного веса ступени под моими ступнями скрипят, как не в себе, поэтому я слышу тихую ругань со стороны напарника.

— Ты чего там, Белка, сдурел, что ли?

Да, на бельчонка тот и правда похож здорово.

Пара шагов наверх и моя фигура с телом дружка вдруг предстает перед лицом здорового жлоба в поддевке и с фомкой в руках. Лицо у него перекашивается, но, сдаваться мордоворот не собирается, делает шаг вперед и пытается размахнуться фомкой. В узком коридорчике перед дверью комнаты он цепляет стены, поэтому я не жду, а без усилия бросаю на него тело сообщника и сбиваю мордоворота с ног.

Потом пара быстрых шагов, моя нога стоит на руке с крепко зажатой по-прежнему в ладони фомкой, шлепок по лбу и мужик затихает. Зато, от двойного удара, о тело подельника, и потом о дощатый пол очухивается конопатый и, хлопая ресницами, пытается понять, что случилось.

Ну, он-то мне и нужен, явно быстрее заговорит.

Я придерживаю его одной рукой на грязном полу, второй подхватываю железяку и плотно прижимаю к горлу паренька.

— Кто такие? Кто навел?

Вижу, что он собирается отмалчиваться, дожидаясь пробуждения сообщника и помощи от него.

— Говори, а то горло пробью и душа из тебе вон, — шепчу я ему, слыша, что кто-то внизу хлопнул дверью подъезда.

Прижимаю с серьезным усилием острие куда-то к позвоночнику и даю полминуты помучиться бедолаге от боли и удушья.

— Щас горло сломаю и кирдык тебе, птенчик! Бельчонок! — еще шепчу зловеще, делая страшное лицо матерого убийцы.

Конопатый пытается дотянуться куда-то под блузу, но, я легко перехватываю его руку и сжимаю ее так, что он только жалобно стонет от нестерпимой боли.

После этого начинает мелко трясти головой, сообщая, что готов говорить. Я убираю фомку от горла и слушаю сбивчивый шепот:

— Сами мы по себе гуляем, никто не наводил.

Врет, как сивый мерин молокосос — я чувствую это хорошо и поэтому говорю:

— Надоел ты мне. Прощайся с глазом, а потом с жизнью, — так равнодушно говорю и отвожу для удара фомку повыше.

Прикидываюсь матерым уголовником, чтобы проще было разговорить явного новичка в этом деле.

Демонстрация моих кровожадных намерений подстегнула молодого говорить правду:

— Хозяйка комнаты сболтнула…

— Что именно? Давай уж говори, коли начал… — руку я держу на замахе.

— Что дорогой чемодан сюда занес. Больше ничего, Христом прошу…- заныл конопатый.

В это время пришел в себя и мордоворот, не вставая на ноги потянулся куда-то там за пояс.

— Надоели вы мне, — только и сказал я, отвешивая обоим ворюгам по очереди по головам.

Конопатый все же сказал правду в конце, навела их на меня хозяйка комнаты под крышей, поэтому больше нечего с ними возиться.

Меня только одно интересовало, сами они по себе тут появились или уже работают на кого-то, кто смог меня во дворце идентифицировать. Вряд ли, конечно, чтобы это так быстро могло случиться, да и на комнату выйти тоже еще не могли, поэтому объяснение молодого меня устроило. Но, я готов запытать обоих придурков до полусмерти, если не узнаю настоящей правды о том, кто им дал наводку на комнату.

— Вот старая грымза! — только и ругнулся я, вспомнив, что точно почувствовал чей-то взгляд, когда оставил саквояж со своим дорогим добром в комнате и спустился вниз, — Она и проследила, что ушел я с пустыми руками, а теперь послала уголовников проверить комнатку на предмет богатого имущества. Раз я уже больше недели не появляюсь и не живу здесь.

Снял магический замок и потом также разобрался с саквояжем, спустился вниз и, подумав немного, все же вышел со двора. С наглой бабой потом разберусь, когда совсем в силу войду и уже нечего будет скрывать от общественности.

К воротам дворца я уже подошел в сумерках с пачкой разнообразных газет в саквояже.

Скупил по дороге их все, что попались, чтобы ознакомиться с политической обстановкой в стране, пока качусь на поезде в Царское Село. Во дворце такую гадость не приветствуют совсем, что вполне понятно, столько помоев там на императорскую семью накидывают прямо лопатами.

Ну, распустил царь-батюшка своих богатеев и писак наемных пуще некуда! Вообще ни хрена не боятся!

Потому и перевороты затеяли, что одурели от денег и власти, на них покупаемой.

На местном КПП служивые меня встретили с непонятным ажиотажем. Оказалось, что меня давно уже ищут по приказу императора, а я и не знаю про это. Сама охрана дворца не может ничего про мое отсутствие рассказать разгневанному самодержцу. Пропал со строго охраняемой территории, только знают, что уехал с доверенным человеком императора.

Пистолькорс не предупредил никого, куда я с ним уехал, что вполне понятно, а теперь сам ничего про меня рассказать не может после моего ухода из его квартиры. Когда до него, наконец, дозвонились, потому что внезапно выздоровевшая жена потянула его гулять июньским теплым днем на улицу. Налицо явная недоработка охраны режимного объекта.

Вот и начался серьезный такой кипеж во дворце, когда я пропал и неизвестно где нахожусь.

Поэтому меня быстро доставили в сам дворец, под суровый взор Николая Второго.

Вместе с моим саквояжем, который даже не успели досмотреть, вот как сильно торопились меня предоставить.

— Где вы пропали, Сергей Афанасьевич? Вы что, не понимаете, как важно ваше присутствие рядом с моей семьей? — сурово меня отчитывают, — Раз уж вы начали мне помогать!