Монстры - Дмитрий Пригов

Демоны и ангелы текста

Чуяли ли вы (о, конечно! конечно чуяли! кто не чуял?! – нет такого), как под тонкой и жесткой корочкой стиха пузырится вечно что-то, пытаясь разорвать ее зубами, вспучить спиной своей бугристой пупырчатой! Это и есть демоны текста, внаружу выйти пытающиеся, и выходят, да нет им как бы языка среди этой расчерченной поверхности. И вот разгрызают они слова, разваливают их по слогам, в разные дикости, для слуха и глаза еще не изготовленного для невидения их, эти куски соединяя.

Но тут же бросаются им наперерез белые ангелы текста, выхватывая из их зубов слова в их предначертанной целости, и распевают как имена, с другими неспутываемые и ни в какие, кроме равенства, возможной одновременности и разной слышимости звучания, отношения не вступающие. И поют ангелы! И поют! А демоны рычат и рвут! А ангелы поют! А демоны рычат! А ангелы поют!

                 Мой друг, бежим к живым Ешумам                 На берег океана Уберт                 Где шумом нас омоет Шуман                 И шубою укроет Шуберт                 И в жабрах рыбы Еныбах                 Задышит старец хлебный Бах                 Бежим, друг                 Бежим                 К Ешумам                 На берег                 Океан                 Шум                 Шууум                 Шууууммм                 Шууумммм                 Шууубееерт                 Еныбаааххх!                 Бах

                 Вот я словно лесная лань                 Лечу – за мной солдатский топот                 И выкрики и злая брань                 И следом словно вал потопа                 Смывает всех! и я одна                 Стою и на песке у дна                 Вижу:                 Я                 Ты                 Она                 Лаань леснаааяяя                 Топооот солдааатский                 Выкрикиии дииикиеее                 Вода                 Песок                 Дно                 И я одна

                 Летит, летит железная страница                 Из жизни маршала времен второй войны                 Над ней колдует маленькая птица                 По имени людей Торойв Ойны                 Непобедимая                 Да                 Страница железнааааяяя                 Маршаааал войныыы                 Маааршааал Жууукооов                 И мааааршааал Рокоссооовскииий                 И маааршааал Кооонееев                 И война                 И птица                 И я                 Ты                 Они                 Непобедимые

                 Берешь топор, выходишь в лес                 И рубишь дивный ствол Ванливо                 И слышишь голос с поднебес:                 О, что ты сделал, раб чванливый                 А что я сделал? —                 А Ванливо кто срубил? —                 Я срубил! —                 Тогда обернись! —                 И что? —                 Видишь Даобер Нись? —                 Не вижу! —                 Бедный мой! —                 Не вижу! —                 Бедный мой! —                 Но я не вижу! —                 Сейчас увидишь!

                 Блестящая Вена, десятые годы                 И Штраус со скрипкой как змейка поет                 Эрцгерцога ужас, Валькирий полет                 Во тьме проступающий лик Тыегоды                 И Гитлер приходит, и я прихожу                 Босая, невидящим взглядом гляжу                 На Восток                 И Вена блестящая                 Годы десяяятыеее                 Штраус поеееет                 И Вагнер                 Шенберг                 Шостакович                 Ужас

                 Я на большой горе стояла                 И сердце мне орел клевал                 И медленно околевал                 И кудри я его ласкала                 И свое сердце проклинала:                 И, мое каменное сердце!                 Ты разве пища для младенцев                 Небесных                 О-о-о!

                 Я шла в октябрьской демонстрацьи                 Над мною плыли облака                 В моей груди колокола                 Звучали, и под жестким настом                 Размыт был тонким слоем враг                 И каждый мой невинный шаг                 Был победой над ним                 И я шла                 И враг размыт                 И враг разбит                 И враг бежит-бежит-бежит

                 Иду по полыни я по белене                 Навстречу мне Жуков на белом коне                 Лицо его словно кипящий алмаз                 Но не отвожу я невинная глаз                 Ему говорю: Что твой конь-то рыдает? —                 Уж больно лицо твое дивно пылает!                 Отвечает он                 И твое пылает дивно! – говорю                 И Твое ослепительно, словно солнце в зените! – говорю                 И Твое нестерпимо пылает, как свод золотой небес! – говорит он                 Смотреть невозможноооо! – рыдает конь

                 Вот шагом строевым волчица                 Проходит зимнею Москвой                 За нею что-то волочится                 Как красный на снегу подбой                 Пред ней бегут все оробелые                 Я подхожу к ней черно-белая:                 Иди домой! – говорю                 А где дом мой? – рычит она                 Дом твой в доме отца твоего! – говорю я                 А кто отец мой? – спрашивает                 Кто отец твой? —                 Кто отец мой?                 Тогда я – отец твой!

                 Злая кошка на улицу вышла                 Огляделася важно и прытко                 Тут и я выхожу из калитки                 Она плачет притворно и пышно                 А и я говорю: Ах ты змей!                 Да и посохом прямо пред ней                 Как вдарю                 А из земли – фонтан черный, как кошка злая на улицу вышедшая, важно и прытко по сторонам оглядывающаяся, а из калитки – ангел белый, а она пред ним плачет притворно и пышно, а он: Ах ты, змей! – да как посохом ударит перед ее носом, а из земли – фонтан черный, вроде кошки злой, что погулять вышла по сторонам оглядываясь притворно и пышно

                 Мне ноги жгли железом красным                 И разрезали на ремни                 Но я была как снег прекрасна                 Морозные стояли дни                 Я пела голосом Лазо:                 Япе! Лагол! Осомл! Азо!                 Япееее                 Лагооол                 Осооомл                 Азооо

                 Уже душа томится счастьем                 Уже забыла все на свете                 Пред ней как маленькие дети                 Резвятся-прыгают несчастья                 Она их гладит по головке                 И на меня глядит неловко                 И говорит                 Может, усыновим? а? —                 Конечно, дорогая! одним-двумя больше! вон, их там миллионы резвятся в комнатах наших! а то что-то уж очень ты счастьем затопилась!

50 капелек крови в абсорбирующий среде

Как можно заметить, этот опус находится на пересечении стилистик японской хайху, ассоциативной поэзии, традиции афоризмов и поп-артистских и концептуальных текстов.

Правда, в отличие от хайху, всякое указание на конкретный предмет или же переживание сей же час стремится стать простым высказыванием, просто языковым актом.

В отличие от традиции афоризмов автор не следует принципу экономии и дидактической осмысленности, если и не манифестируемой, то предложенной как осмысляющая интенция.

Ассоциативной же поэзии не соответствует столь жесткая предумышленность, почти каноническая форма (3–4 строки), с назойливо повторяющейся присказкой о капельке крови.

От поп и соц-арта, а также концептуальных текстов эти отличает стремление апеллировать к какому-никакому реальному визуальному и эмоциональному опыту, а также к прямому поэтическому жесту.