Десять сигм и другие невероятные истории - Пол Мелкоу

Сегодня вечером на ток-шоу Л еттермана приглашен командир планетолета лабинтинян Ос-Морр-Шор. Многие утверждают, что для них все пришельцы на одно лицо. Я умею их различать. И все благодаря озарению, которое меня посетило. У лабинтинян еще более величественный вид, чем у других пришельцев — серебристые пряди в гриве, угадывающаяся под одеждой мощная мускулатура. Для расы, средний рост которой не превышает четырех футов, они выглядят весьма внушительно.

— Итак, до меня дошли слухи о возможности скрещивания людей и инопланетян.

Леттерман поворачивается к пришельцу, обнажив в улыбке редкие зубы; в его тоне сквозит намек. На мгновение мне становится неловко за лабинтинянин.

— Да. Наши расы могут скрещиваться.

— Тогда расскажите, откуда вы это знаете. Лабинтинянин наклоняет голову и невозмутимо произносит, глядя прямо в камеру:

— Знаю, можете мне поверить.

В студии повисает тишина, потом слышится женское хихиканье, за которым следуют раскаты смеха.

Леттерман вновь улыбается и взмахивает рукой, успокаивая зрителей.

— Подозреваю, что рост не имеет значения, а?

— Рост? Нет, — отвечает лабинтянин, и на его лице мелькает слабая улыбка. Или это не улыбка? Не знаю. — Значение имеет размер гривы. А такой нет ни у одного мужчины на вашей планете. — Он встает и поворачивается. Камера следует за ним, сначала нерешительно, затем быстрее. Инопланетянин демонстрирует гриву во всей ее красе — она закрывает спину и вьется кольцами у самых лодыжек. Зрители восхищенно аплодируют.

— Минуточку, лабби. Даже мне известно, что у инопланетян и людей не может быть общего потомства.

— Неверная постановка вопроса, — отвечает тот. — Ошибка кроется в термине «инопланетянин». Ваши писатели-фантасты давно догадались, что у нас общий предок.

— Должно быть, моя тетушка Виолетта.

— Это случилось чуть раньше: приблизительно семьсот тысяч лет назад. Исходным материалом служил генофонд другой пролетавшей мимо расы, тоже наших родственников, более дальних. С тех пор мы подверглись модификации и приобрели некоторые новые генетические признаки.

— А вы обсуждали это с Ватиканом?

— Ватикан представляет собой геополитическую организацию, которая, по всей видимости, не поймет, о чем я говорю.

Леттерман криво улыбается в камеру.

— Ха-ха. Дай инопланетянину волю… — встревает Пол.

— Итак, — продолжает Леттерман, — у представителя вашей расы и землянина могут быть дети. На кого они будут похожи?

— Женщина моего вида не сможет родить такого ребенка естественным образом. Голова не пройдет через родовые пути. Если ребенка извлечь хирургическим путем, трудностей не возникнет. Все особи женского пола, родившиеся в результате такого союза, будут бесплодными. Сперма метисов мужского пола жизнеспособна в отношении обеих рас.

— Это даже лучше, чем бисексуальность: целых две расы женщин.

Лабинтянин слабо улыбается, и тут звучит звуковой сигнал рекламной паузы. Достоинство пришельца непоколебимо. Зря я волновалась.

— Когда мы вернемся, вас ждет сюрприз — горячая десятка! «Десять заповедей: что делать утром после того, как вы вернулись из ночного клуба вместе с инопланетянином».

Я засылаю, не дождавшись окончания рекламы.

Утром я чувствую себя разбитой и очень надеюсь, что через несколько минут появится инопланетянин. Его нет, и я вынуждена как-то справляться с неприятностями — Габби поднимает крик, отыскивая чистые джинсы, а я опаздываю на автобус, поэтому в следующем приходится стоять.

Мужчины моей расы тупы, неразговорчивы и невнимательны. Я сверлю взглядом каждого, кто не догадывается уступить мне место, потом вдруг замечаю корабль, висящий над Инклайном. Вокруг него снуют маленькие реактивные скутеры, словно мошки вокруг гнилого яблока; в каждом скутере инопланетянин.

Стоящая рядом женщина тоже смотрит на них.

— Ужасная суета — готовятся к отлету. Выражение моего лица красноречивее всяких слов.

— Вы не слышали новости? Пришельцы улетают и обещают вернуться через тысячу лет. Ну и скатертью дорога! Забирают все наши знания, ничего не дают взамен, «чтобы не нарушать традиции высокоразвитых гуманоидов» — знать бы, что это такое! — и опять исчезают. Настоящие родственники могли бы погостить подольше и вести себя повежливее. А то вроде моей золовки…

— Когда они улетают?

— Сегодня вечером. Вот моя золовка, к примеру…

По дороге на работу я успеваю перебрать тысячу вариантов, но никак не хочу признавать очевидного. Женщина что-то напутала. Наверное, инопланетяне просто улетают из Питтсбурга, хотя это тоже плохо. Как же они заберут меня с собой, если собираются покинуть город, где я живу? Однако мой «Уокмен» подтверждает новость об отлете инопланетян, и к горлу подступает тошнота — совсем как тогда, в семнадцать лет, когда я узнала, что беременна Габби.

Потрясение оказалось слишком сильным — я замечаю Сильвию только после того, как она возникает перед моим столом и спрашивает, почему я бессмысленно пялюсь в пространство, а не ввожу в базу данных сведения о клиенте.

— Мне… нехорошо, — бормочу я, надеясь, что растерянный взгляд придаст убедительности моим словам.

— Ты позволила Нику вернуться? — спрашивает Сильвия. — Он опять присосется к тебе, и тогда…

— Нет, нет. — Я перебиваю ее, смущенная сочувствием начальницы. — Просто что-то с желудком.

Сильвия кивает и берет с моего стола пачку анкет.

— У меня сегодня мало работы. Можешь идти домой, а я все тут закончу.

Я киваю, пытаясь изобразить ответственного сотрудника, который был готов рискнуть жизнью ради работы, а теперь смирился, что придется весь день проваляться в постели.

— Да, Сильвия. Спасибо. — Я хватаю пальто. У дверей мои ноги сами переходят на бег.

Совершенно очевидно, что пришло время решительных действий. Нельзя больше ждать, когда инопланетяне придут за мной. Я появлюсь там сама. «Наконец-то», — скажет пришелец, прислоняясь к стальному люку своего корабля.

— Не стойте столбом, дамочка!

Меня толкает бегущий по улице парень. Он исчезает в дверях банка, а я спотыкаюсь и теряю туфлю. Каблук сломан.

— Проклятие! — Я прислоняюсь к прохладному камню здания. Утренняя толпа начинает редеть.

Туфле конец, и я снимаю другую. Осторожно переступая ногами, подхожу к газетному киоску на углу.

— Скажите, где останавливается автобус до Саут-Сайда? Морщинистый старик отрывает взгляд от «Эсквайра».

— Вон там. Тридцать седьмой номер.

— Спасибо.

Смотрю на часы. Опоздала.