Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова? - Татьяна Нефедова

На этих примерах видно, что характер хозяйств населения на южных окраинах России зависит от природных условий, национального состава населения и состояния агропредприятий. Эти факторы в разных сочетаниях создают разные варианты индивидуального хозяйства. Там, где предприятия сильны и все поля распаханы (на западе Ставрополья), хозяйства населения имеют меньше скота и используют свои участки для снабжения семьи продовольствием. Центральные зерновые районы края весьма контрастны, состояние индивидуальных хозяйств здесь тесно связано не только с состоянием предприятий, но и с политикой их руководства, особенно новых внешних инвесторов. Здесь чаще встречаются товарные хозяйства. А засушливые северо-восточные и предгорные районы Ставрополья весьма напоминают животноводческие районы Поволжья, только с большими этническими различиями. Эти же факторы часто оказываются ключевыми и на противоположных северных окраинах, о которых пойдет речь в следующем разделе.

2.3 В северном Предуралье

Все северные районы Пермской области и Коми-Пермяцкого автономного округа (КПАО) официально относятся к районам Крайнего Севера. Впрочем, не такой уж это и север – шестидесятая широта, как в Петербурге. Но зима здесь длинная, очень много снега и сильные морозы. А в середине июля, все время, что мы там были, стояла изнуряющая жара. Она была тем более тяжела, что раздеться ни в поле, ни в деревне из-за туч комаров, оводов и прочего гнуса было практически невозможно. Но июльская жара – это и есть здешнее лето. Весна длится долго, сажать можно только в июне, а в августе уже могут наступить заморозки.

В качестве компенсации за суровые природные условия здесь платят так называемые северные надбавки к зарплате. Только мало кого эти надбавки касаются, так как большая часть сельского населения не работает нигде, кроме своего личного приусадебного хозяйства. А за него – ни надбавок, ни даже пенсий не полагалось, если не зарегистрировал свою деятельность. Но никто не регистрирует: страшно иметь дело с нашим государством. Здесь это особенно хорошо знают.

Север и восток Пермской области и КПАО известны как места сталинских лагерей и так называемых «спецпоселений». Их и сейчас здесь немало, а в те мрачные годы они возникали в этих местах одно за другим. Людей поднимали на баржах вверх по рекам и выбрасывали на берегу в тайге. Они рыли землянки, питались лишайником и корой пихты, строили избы без гвоздей, жгли лес, сажали привезенные с собой в платочке семена или выменивали вещи на картошку у местных жителей – коми. Огромное число людей погибло. Об этом написано много, и память об этом жива. Примечательно, что образованные в первой половине века спецпоселенцами колхозы тут же становились лучшими в районе. В самых невероятных условиях они умудрялись получать повышенные урожаи и более 3000 кг молока от одной коровы в год – ведь присылали-то тех, кто умел работать, да и выбора у них не было, надо было выживать. Интересно, что генофонд этот сохранился. Дома потомков «кулаков», что осели в этих краях, можно узнать издалека: они добротнее и аккуратнее прочих, и огороды при них – ухоженные.

Во время войны эти спецпоселения пополнились немцами Поволжья, поляками, западными украинцами, крымскими татарами. По воспоминаниям их детей, это были огромные села по нескольку тысяч человек, где представители самых разных национальностей жили дружно, помогая друг другу.

После смерти Сталина уезжали отсюда постепенно. Не всем давали паспорта, не всех ждали в родных местах. Но поселения не умерли. На месте принудительного лесоповала в 1960-е годы возникли леспромхозы, и поселки получили вторую жизнь, привлекая добровольцев со всего Союза. В 90-е годы многие местные сельские жители нашли работу и в лагерях. Тут уже не до принципов – зарплата там стабильная.

Когда умирают предприятия

Когда уехали «кулаки», налаженное ими сельское хозяйство развалилось. Новые мигранты уже знали, что здесь зона рискованного земледелия, и все агропредприятия стали убыточны… На Коми-Пермяцком севере каждый третий умирает от алкоголя. Безработица удивительным образом сочетается там с дефицитом трудовых ресурсов.

Главными работодателями в этих районах стали леспромхозы. Общий экономический кризис в стране сказался и на них. Основные потребители леса – Украина, Средняя Азия после исчезновения СССР отпали.

Сказалось и истощение доступных лесных ресурсов. Для освоения новых лесов нужны были деньги, а их-то у предприятий не было. Объемы вырубок огромных лесозаготовительных предприятий резко сократились. Многие из них влачат сегодня жалкое существование, некоторые обанкротились. На месте крупных леспромхозов их же работники все чаще формируют небольшие частные бригады. Это лишь в малой степени восполняет необходимое количество рабочих мест. Безработица стала главным бичом этих районов. Но не только она. С упадком леспромхозов людям стало гораздо труднее вести индивидуальное хозяйство. Ведь леспромхоз, как и колхоз, помогал своим работникам в несельскохозяйственных поселениях. Люди пользовались его техникой – чтобы заготавливать лес для себя, а иногда и на продажу. Леспромхоз помогал заготавливать сено, вывозить его, пахать огороды. А частные бригады не помогают – теперь все только за деньги. Правда, сейчас люди сами могут косить где угодно. Но без техники трудно. Из леса накошенное сено приходится вывозить только зимой, на санях.

Есть в этих краях и колхозы, и совхозы, хотя они сохранились не все. Как только уехали «кулаки», налаженное сельское хозяйство развалилось. Новые мигранты уже знали, что КПАО – зона рискованного земледелия и все местные агропредприятия убыточны. Но села живы – и русские, и коми-пермяцкие. Чаще встречаются смешанные, коми-русские поселения. Об этих людях на северной сельскохозяйственной окраине и пойдет речь.

В Косинском районе КПАО каждая третья смерть происходит от так называемых неестественных причин и связана с крайне высоким уровнем алкоголизма. Правда, и места здесь – неблагоприятные. Недалеко Березниковский химический комбинат, который производит технический спирт. И вот этот непригодный для питья спирт разливается в бутылки и продается с машин в 2 раза дешевле водки. Районная администрация вместе с милицией пытались бороться с этим настоящим бедствием для местного населения. Его последствия здесь особенно страшны, так как устойчивость к алкоголизму у финно-угорских народов понижена даже по сравнению с русскими. Однако частные предприниматели имеют право продавать технический спирт для технических целей. И попытки конфискации машин кончались пшиком. Следуя закону, местная милиция вынуждена была возвращать машины их хозяевам уже через несколько дней.

Из-за алкоголизма безработица, характерная для всего северного Предуралья, удивительным образом сочетается с дефицитом трудовых ресурсов. Во всем Косинском районе живет 9,5 тыс. человек, причем в райцентре Коса – 2,5 тыс. Это единственное большое поселение, остальные в лучшем случае насчитывают несколько сотен, а то и десятков человек, есть и такие, где уже никого не осталось. Мест приложения труда – крайне мало. Из промышленных предприятий в районе есть только одно лесозаготовительное хозяйство, которое в 2001 году вырубило в 6 раз меньше древесины, чем 1991-м. На лесозаготовках в общей сложности работает около 250 человек. Еще есть несколько хлебопекарен, одна столовая в поселке Коса, около 40 мелких торговых точек на весь район, школы и больница. Да еще гордость района – ООО «Дар», небольшое частное предприятие, дающее основные налоги в местный бюджет (о «Даре» у нас пойдет речь в специальном разделе 5.3). Больше работать негде. И много трудоспособного населения не у дел. В 2002 году только на учете было 1,5 тыс. безработных. Но постоянно работать большинство населения и не может. Почти в каждом селе главные жалобы любого руководителя были связаны с дефицитом реальных работников.

На общественном сельском хозяйстве это сказывается прежде всего.

В Косинском районе числится шесть совхозов, все убыточны. Два из них уже не дают никакой продукции, а общественного скота у них – по 10–20 голов. Из оставшихся четырех на балансе самого «крупного» Чазевского совхоза 400 голов КРС. У остальных – около 100.

Долгие годы искусственно поддерживаемое низкопродуктивное производство, сидящее на дотациях, рухнуло в 90-х. Подавляющая часть колхозной пашни была заброшена. А в этих краях на брошенном поле через 2–3 года уже появляются молодые деревца, а через 5 лет – земля для обработки потеряна. Общественное растениеводство, да и животноводство, в таких районах становится просто невозможным.

Хотя дотации на животноводческую продукцию в КПАО есть, и немалые. Эти дотации (в северных районах составлявшие в 2002 году 2,44 руб– на литр молока, 12,96 руб. на 1 кг говядины и 16,20 руб. на 1 кг свинины), выдающиеся на единицу сданной продукции, породили феномен своеобразного паразитирования совхозов на местном населении. Они собирают мясо у населения и сдают, как свое, получая деньги.