Убийство в Вене - Дэниел Силва

Габриель повесил трубку, как раз когда к платформе подошел поезд, и сел в последний вагон. Полчаса спустя он уже шагал по площади Йозефплац. Австрийская национальная библиотека, более известная как Прункзааль, находилась на южной стороне площади – это было большое здание в стиле барокко, блестевшее под ярким зимним солнцем. Человек из посольства дожидался на ступенях. На нем был макинтош с шарфом, обмотанным вокруг горла, в правой руке он держал кожаный «дипломат». Он заметил Габриеля и быстро отвел взгляд в сторону. Они знали друг друга. Его звали Бен-Авраам.

Габриель прошел мимо него и вошел во внушительный главный зал библиотеки. Посмотрел через плечо. Бен-Авраам незаметно следовал за ним. Поднявшись на второй этаж в читальный зал, они сели за один стол. Габриель передал Бен-Аврааму весь материал, какой собрал со времени своего приезда в Австрию: досье, полученное от Ренате Хофманн, часы и кольцо, взятые из шкафа Людвига Фогеля, фотографию, хранившуюся в Библии. Бен-Авраам сунул все это в свой «дипломат», затем посмотрел на Габриеля: мол, что ему с этим делать?

– Есть дневной рейс компании «Эль-Аль». Убедитесь, что эти вещи улетят на самолете.

Бен-Авраам кивнул.

– А получатель на бульваре Царя Саула?

– Это отправляется не на бульвар Царя Саула.

Бен-Авраам многозначительно приподнял бровь.

– Компания «Эль-Аль» не обслуживает частных лиц. Вы знаете правила. Все проходит через штаб.

– Не это, – сказал Габриель, кивнув на «дипломат», стоявший у ног Бен-Авраама. – Это идет Старику.

Бен-Авраам сложил руки и уставился на пустой стол – этакий гроссмейстер, раздумывающий над следующим ходом. Габриель поставил его в сложное положение. Следует ли ему нарушить мелочную установку Конторы и рискнуть навлечь на себя гнев Льва, который обожал требовать выполнения этих мелочных установок, или следует оказать небольшую услугу Габриелю Аллону и Ари Шамрону? Размышления Бен-Авраама длились недолго. Габриель и не ожидал другого. Лев был не из тех, кто внушал преданность рядовым сотрудникам. Лев был временщиком, а Шамрон был Memuneh, Memuneh же был вечен.

– А Старик знает, что это должно прийти? – спросил Бен-Авраам.

Габриель отрицательно покачал головой. Он назвал номер телефона в Иерусалиме и велел Бен-Аврааму позвонить по нему и сказать человеку на другом конце провода, чтобы они ждали пакет от компании «Эль-Аль».

– Не удивляйтесь, – предупредил он Бен-Авраама, – если в ответ вам назовут «Рекламации за период войны и справки».

Глаза Бен-Авраама вспыхнули, словно он разгадал, чем занимается Габриель, и готов был контратаковать.

– Лавон, – прошептал Бен-Авраам, – вы расследуете взрыв. Какого черта, почему никто не потрудился проинформировать резидентуру?

Габриель взглянул на свои часы.

– Вам пора, – сказал он, как бы отпуская Бен-Авраама. – А то в это время дня транспортные потоки очень перегружены.

Все было ясно. Габриель дал понять: «Меня тут никогда не было, и для вашего блага, мой друг, вы никому об этом не скажете в венской резидентуре или на бульваре Царя Саула». Бен-Авраам был совершенно сражен, словно он, согласившись играть роль секунданта на дуэли, вдруг обнаружил, что стоит с револьвером в руке.

А Габриель, метнув в сторону взгляд зеленых глаз, отослал Бен-Авраама. Побродив по библиотеке минут десять, он вышел на улицу. И вторично попытался позвонить Максу Клайну из телефона-автомата. Никто по-прежнему не ответил.

Он сел на проходивший мимо трамвай и поехал вокруг центра города во Второй округ. У него ушло несколько минут на то, чтобы найти адрес. В вестибюле он нажал на кнопку квартиры Клайна, но никто не откликнулся. Дежурная, женщина среднего возраста в цветастом платье, выглянула из своего помещения и подозрительно оглядела Габриеля.

– Кого вы ищете?

Габриель сказал правду.

– Он обычно по утрам ходит в синагогу. Вы там не были?

Еврейский квартал находился как раз по другую сторону Дунайского канала, самое большее минутах в десяти ходьбы. Венская синагога, как всегда, была под охраной. Несмотря на свой паспорт, Габриелю пришлось пройти через магнитометр, чтобы войти. Он взял из корзины кипу и перед входом в храм надел на голову. Несколько пожилых мужчин молились недалеко от bimah.[11] Макса Клайна среди них не было. В вестибюле он спросил охранника, видел ли он сегодня утром Клайна. Охранник отрицательно покачал головой и предложил Габриелю сходить в Центр общины.

Пара железных ламп украшала вход в здание на Зайтенштеттенгассе, 4. Над дверями золотыми буквами на бледно-голубом фоне было написано на иврите: «Центр еврейской общины в Вене». Габриеля впустила иранская еврейка по имени Наталья. Да, сказала она ему, Макс Клайн часто бывает по утрам в Центре, но сегодня она его не видела.

– Иногда старики пьют кофе в кафе «Шоттенринг», – сказала она. – Это в доме номер девятнадцать. Возможно, вы найдете его там.

В «Шоттенринге» действительно сидела группа пожилых венских евреев и пила кофе, но Клайна среди них не было. Габриель спросил, был ли он там утром, и шестеро седых мужчин дружно покачали головами.

Раздосадованный Габриель снова перешел через Дунайский канал во Второй округ и направился к дому Клайна. Он нажал на звонок, и снова никакого ответа. Тогда он постучал в дверь дежурной. При виде вернувшегося Габриеля лицо дежурной внезапно стало мрачным.

– Постойте-ка здесь, – сказала она. – Я сейчас возьму ключ.

Дежурная открыла дверь и, прежде чем переступить через порог, окликнула Клайна по имени. Не услышав отклика, они вошли в квартиру. Занавески были задернуты, в гостиной царил мрак.

– Герр Клайн, – снова позвала дежурная. – Вы тут? Герр Клайн?

Габриель раскрыл двойные двери, ведущие на кухню, и заглянул туда. На маленьком столике стоял ужин Макса Клайна – он был не тронут. Габриель пошел дальше по коридору, лишь однажды остановившись, чтобы заглянуть в пустую ванную. Дверь в спальню была заперта. Габриель побарабанил по ней кулаком, выкрикивая имя Клайна. Отклика не последовало.

Дежурная подошла к нему. Они посмотрели друг на друга. Она кивнула. Габриель ухватился обеими руками за ручку и нажал на дверь плечом. Дерево рассыпалось, и он влетел в спальню.

Здесь, как и в гостиной, занавески были задернуты. Габриель провел рукой по стене, в темноте ощупывая ее, пока не наткнулся на выключатель. Маленький ночничок отбросил конус света на лежавшую на кровати фигуру.

Дежурная ахнула.

Габриель шагнул вперед. Голова Макса Клайна покоилась в прозрачном полиэтиленовом мешке, вокруг шеи был повязан золотой шнур. Глаза Клайна смотрели на Габриеля сквозь запотевший полиэтилен.

– Я вызову полицию, – сказала дежурная.

А Габриель сел на край кровати и уткнулся лицом в руки.

Первые полицейские прибыли через двадцать минут. Их апатичное поведение наводило на мысль, что они считают это самоубийством. В известном смысле это было удачей для Габриеля, так как заподозри они убийство, это значительно изменило бы характер встречи с ним. Его допросили дважды – один раз офицеры в форме, первыми явившиеся на звонок, и затем детектив государственной полиции по имени Грайнер. Габриель сказал, что его зовут Гидеон Аргов и что он работает в иерусалимском отделении «Рекламаций за период войны и справок». Что он приехал в Вену после взрыва, чтобы побыть с Эли Лавоном. Что Макс Клайн был давним другом его отца и отец попросил его разыскать Клайна и проведать старика. Габриель не сказал, что встречался с Клайном два дня назад, как не сообщил полиции и о подозрениях Клайна в отношении человека по имени Людвиг Фогель. Полицейские осмотрели его паспорт, как и деловую визитку. Номера телефонов были записаны в маленькие черные блокноты. Были принесены соболезнования. Дежурная приготовила чай. Все было очень вежливо.

Вскоре после полудня двое работников «Скорой помощи» явились за телом. Грайнер, детектив государственной полиции, вручил Габриелю свою визитку и сказал, что он может идти. Габриель вышел на улицу и завернул за угол. В затененном проулке он прислонился к закопченным кирпичам и закрыл глаза. Самоубийство? Нет, человек, выживший, несмотря на все ужасы Аушвица, не мог совершить самоубийство. Его убили, и Габриель не мог не почувствовать, что частично в этом виноват. Надо было быть идиотом, чтобы оставить Клайна без защиты.

Он направился к своему отелю – картины происшедшего мелькали в его мозгу словно фрагменты незаконченного полотна. Эли Лавон на больничной койке, Людвиг Фогель в «Централе»; полицейский в Зальцкаммергуте, мертвый Макс Клайн с полиэтиленовым мешком на голове. Каждое из случившегося добавлялось тяжестью на чашу весов. Чаша эта вот-вот оборвется, и Габриель подозревал, что очередной жертвой станет он. Пора было покидать Австрию, пока еще возможно.