Полярная станция Зебра - Алистер Маклин

К четырем часам дня в центральном посту наступила усталая тишина, всякие разговоры прекратились. Только Бенсон еще время от времени повторял "толстый лед, все еще толстый лед", но и его голос звучал все тише, все печальней и только усиливал впечатление от придавившей нас всех гнетущей тишины. Мне подумалось, что атмосфера как раз подходит для похорон, но я постарался отогнать подобные мысли.

Пять часов дня. Мы безмолвствуем и стараемся не глядеть друг на друга.

Тяжелый лед, все еще тяжелый лед. Даже Свенсон перестал улыбаться. Не знаю, о чем думал он, а у меня перед глазами постоянно стояла картина: изможденный бородатый мужчина с жестоко обмороженным лицом, промерзший до костей, страдающий от боли, гибнущий человек, напрягая последние силы, крутит ручку генератора и негнущимися пальцами отстукивает позывной, а потом, склонившись над рацией, пытается в пронзительном вое ледового шторма поймать слабый голосок надежды. Надежды на помощь, которая никогда не придет. Впрочем, есть ли там еще кому стучать позывные? Конечно, люди на станции "Зебра" подобрались недюжинные, но порой наступает такой момент, когда даже самому крепкому, смелому, выносливому человеку остается одно: проститься с надеждой, лечь и умереть. Может быть, последний из них как раз сейчас лег умирать. Тяжелый лед, все еще тяжелый лед...

В половине шестого коммандер Свенсон подошел к ледовой машине и заглянул через плечо Бенсона. Потом спросил:

- Какова обычная толщина этой дряни наверху?

- От двенадцати до пятнадцати футов, - ответил Бенсон. "Голос у него звучал тихо, устало. - Пожалуй, ближе к пятнадцати.

Свенсон взялся за телефон.

- Лейтенант Миллс? Это капитан. Как с торпедами, над которыми вы работаете?.. Четыре готовы к пуску?.. Ну, ладно. Готовьтесь заряжать аппараты. Ищем еще тридцать минут, а потом наступает ваш черед.

Сделаем попытку пробить дыру в ледовом поле... Он повесил трубку. Хансен задумчиво произнес:

- Пятнадцать футов льда - это чертовски много. Учтем еще, что лед сработает как отражатель и почти девяносто процентов ударной волны уйдут вниз... Вы уверены, капитан, что мы сумеем пробить лед толщиной в пятнадцать футов?

- Понятия не имею, - признался Свенсон. - Как я могу сказать, если не пробовал?

- А кто-нибудь пробовал?

- Нет, никто. Во всяком случае, в американском флоте. Может, русские пробовали, не знаю. У них, - сухо добавил он, - нет обыкновения делиться такими подобными сведениями.

- И все-таки, сила взрыва может повредить "Дельфин"? - уточнил я.

Против самой идеи у меня возражений не было.

- Если это случится, мы отправим письмо с серьезными претензиями в адрес "Электрик Боут Компани". Мы взорвем боеголовку, когда торпеда пройдет тысячу ярдов. Кстати, предохранитель снимается, и боеголовка становится на боевой взвод вообще только после того, как торпеда пройдет восемьсот ярдов. Мы развернем лодку носом к направлению взрыва, а если учесть, на какое давление рассчитан корпус, то считаю, что ударная волна не причинит нам никакого вреда.

- Очень тяжелый лед, - проговорил Бенсон. - Тридцать футов. Сорок футов. Пятьдесят футов... Очень, очень тяжелый лед...

- Будет плохо, если торпеда врежется в глыбину вроде этой, - сказал я.

- Боюсь, она если и отколет, то самый краешек.

- Ну, насчет этого мы постараемся. Поищем местечко, где лед более-менее подходящей толщины, хотя бы такой, как был немного раньше, и тогда уже шарахнем. - Тонкий лед! - Бенсон даже не закричал, а поистине заревел. Тонкий лед!.. Да нет, о Господи, чистая вода! Чистая вода! Маленькая, хорошенькая чистенькая водичка!

У меня мелькнула мысль, что и у ледовой машины, и у Бенсона в голове одновременно сгорели предохранители. Но офицер у пульта глубины не колебался ни секунды: пришлось хвататься за что придется, чтобы удержаться на ногах, так как "Дельфин" забрал лево руля и, замедляя ход, круто развернулся назад, к точке, которую только что засек Бенсон. Свенсон взглянул на табло и отдал тихий приказ, огромные бронзовые винты завертелись в обратную сторону, тормозя и останавливая подводную лодку.

- Ну, что там видно, док? - громко спросил Свенсон.

- Чистая вода, чистая вода, - благоговейно выговорил Бенсон. - Я ее превосходно вижу. Полынья довольно узкая, но мы протиснемся. Щель длинная, с резким изломом влево, поэтому мы и не потеряли ее, когда разворачивались. Сто пятьдесят футов, - приказал Свенсон. Зашумели насосы.

"Дельфин" мягко пошел кверху, точно аэростат, возносящийся в небеса. Вскоре вода снова хлынула в цистерны. "Дельфин" повис без движения.

- Поднять перископ, - дал команду Свенсон. Перископ с тихим шипением встал в боевое положение. Свенсон на миг прильнул к окулярам, потом махнул мне рукой.

- Посмотрите-ка, - широко улыбаясь, произнес он. - Такого вы еще никогда не видели.

Я взглянул. Если бы даже сам Пикассо изобразил на холсте то, что я увидел, ему вряд ли удалось бы сбыть эту картину, и тем не менее я испытал те же чувства, что и капитан. Сплошные темные стены по сторонам и чуть более светлая, отливающая густой зеленью полоса точно по курсу лодки. Открытая щель в ледовом поле.

Через три минуты мы уже находились на поверхности Северного Ледовитого океана, в 350 милях от Северного полюса. Нагромождения ледяных блоков самых причудливых очертаний возвышались футов на двадцать над верхушкой "паруса" и подступали так близко, что, казалось, можно было потрогать их рукой. Три или четыре таких ледяных горы виднелись на западе, а дальше свет наших фонарей пробиться не мог, там стояла сплошная, беспросветная тьма.

На востоке вообще нельзя было ничего разглядеть, тут недолго было и ослепнуть. Даже защитные очки не спасали от нестерпимого блеска, глаза мигом туманились и начинали слезиться. Пригнув голову и сильно прищурясь, удавалось только на долю секунды не то что различить, а скорее, вообразить у самого борта "Дельфина" узкую полосу черной, уже подернутой ледком воды. Пронзительно воющий ветер сотрясал мостик и поднятые антенны, удерживая стрелку анемометра на отметке 60 миль в час. Теперь это был настоящий ледовый шторм: не просто густой, клубящийся туман, который окружал нас сегодня утром, а сплошная, грозящая смертью стена бешено мчащихся крохотных игл, перед которыми не устояла бы никакая фанера и вдребезги разлетелся бы даже стакан в вашей руке. На барабанные перепонки давило погребальное завывание ветра, но даже оно не могло заглушить беспрестанный скрежет, грохот, басовитый гул, производимый миллионами тонн садистски истязаемого льда, который под воздействием могущественной силы, чей центр располагался Бог весть где, за тысячи миль отсюда, трескался, сплющивался и передвигался с места на место, громоздя все новые и новые ледяные горы, хребты и ущелья и порой создавая новые щели, чернеющие чистотой воды и тут же, на глазах, затягивающиеся ледяной пленкой.

- Тут постоять - умом тронешься. Давайте-ка вниз! - сложив рупором ладони, прокричал мне Свенсон в самое ухо, но даже тут я не столько расслышал, сколько догадался: так силача была эта северная какофония.

Мы спустились вниз, в центральный пост, который теперь показался нам оазисом тишины и покоя. Свенсон развязал капюшон своей парки, снял шарф и очки, почти полностью прикрывавшие лицо, посмотрел на меня и недоуменно покачал головой.

- А кто-то еще толкует о "белом безмолвии" Арктики. Да по сравнению со всем этим даже цех, где клепают котлы, покажется читальным залом, - он снова покачал головой. - В прошлом году мы плавали подо льдом и тоже пару раз высовывали нос наружу. Но ничего подобного не видели. И даже не слыхали про такое. Даже зимой. Холодина? Да, конечно, зверский мороз, ветер - но это не слишком мешало нам прогуляться по льду. Я еще, помню, посмеивался над историями про исследователей, которых непогода заставляла долгие дни проводить в укрытиях. Но теперь... Теперь я понимаю, отчего погиб капитан Скотт.

- Да, погодка паршивая, - согласился я. - А как насчет нас, коммандер?

Мы здесь в безопасности?

- Трудно сказать, - пожал плечами Свенсон. - Ветер прижимает нас к западной стенке полыньи, по правому борту остается примерно пятьдесят ярдов чистой воды. Пока нам ничего не угрожает. Но вы сами видели и слышали, что лед все время движется, и к тому же довольно быстро. Щель, в которой мы стоим, образовалась не больше часа назад. А вот надолго ли... Это зависит от состояния льда. Надо иметь в виду, что подобные полыньи могут порой чертовски быстро смыкаться. И хотя у "Дельфина" солидный запас прочности, его корпус не выдержит такого давления. Мы можем простоять здесь многие часы, а может, придется улепетывать через пару минут. Во всяком случае, как только восточный край подступит ближе чем на десять футов, придется нырять.

Сами понимаете, что случится с кораблем, если его зажмет в ледовые тиски. - Понимаю. Его сплющит, протащит через полюс, а потом, через пару лет, отпустит на дно океана. Правительству Соединенных Штатов это не понравится, коммандер.