Нерастраченное время - Мария Слуницкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боль не ушла. И не притупилась. Просто я привыкла с ней жить – она стала частью меня.
Мы есть то, что с нами происходит, мы – события нашей жизни, из которых и складывается человек, будто из деталей конструктора. Каждое накладывается сверху, некоторые не совпадают, и вот ты пытаешься их соединить, приладить друг к другу, чтобы конструкция устояла и не рухнула под гнетом обстоятельств.
Моя конструкция пока стоит, хотя и едва держится, накренившись в бок. Я помогаю, как могу – ем, сплю, работаю. Но на большее меня не хватает. Поэтому сегодня я вытащила из кладовки ёлку и отнесла на мусорку, вместе с многочисленными шарами и мишурой. Может быть, найдётся тот, кому все это пригодится?
Бездушный телевизор показывает картинку с нарисованным счастьем. Концерты, записанные ещё летом. Комедии, от которых плакать хочется. А в полночь – выступление Медведева по всем каналам.
– Новый год – любимый семейный праздник. Сегодня мы думаем о самых близких людях – о наших родителях, которым желаем прежде всего здоровья. О наших детях. Мы вас очень любим и очень надеемся на вас. Хотим, чтобы у вас всё получилось. Хотим, чтобы вы были счастливы.
Близкие… У меня никого не осталось. Ни родителей, ни детей. Муж – и тот ушёл. Одиночество витает вокруг – я осязаю его и даже дышу им.
– Дорогие друзья! Новый год – уже совсем близко. Осталось несколько мгновений. Пора загадывать желания. Пусть сбудутся ваши самые заветные мечты! Пусть рядом с вами будут самые дорогие и самые близкие люди! Пусть всё будет хорошо!
Моему желанию не суждено сбыться.
День 685-й. Двенадцатилетие
Апрель ворвался в город, шлёпая по лужам. Подтаявший снег грязными серыми стрелами торчит из сугробов. Сегодня второй день рождения Сони, который проходит без неё.
Саша, который уже почти не звонит, сегодня напомнил о себе с самого утра.
– Катюш, как ты там? – его голос, такой живой, но такой бесконечно далёкий, что хочется бросить трубку, но я сдерживаю порыв.
– Все хорошо…
Враньё уже стало настолько привычным, что мне даже не приходится перешагивать через себя – слова легко слетают с губ, будто я – механический робот.
– Чем занимаешься?..
«Пеку торт…» – чуть не выпаливаю я, но вовремя прикусываю язык.
– Вспоминаю Соню… – отвечаю на выдохе, помешивая тесто.
– Ясно… – теперь голос Саши звучит до того глухо, что кажется совершенно чужим.
– А ты? Наверное, уже на работе?
– Мне так легче… – явно оправдываясь, подтверждает он. – Но хочешь я приеду?
– Не стоит… – рука с венчиком замирает.
Тишина. Режет по живому, словно нож.
– Береги себя…
Щелчок. Конец беседе. Откладываю трубку и с остервенением снова берусь за тесто. Сегодня я испеку для Сонечки её любимый торт. Творожный. Она его так любила… Смахиваю слёзы и берусь за начинку.
* * *
Спустя два часа на столе стоит красивый торт, украшенный розочками из крема. А ещё свечами. Их ровно 12. Рядом стоят две кружки, от которых призывно поднимается пар. И фотография в рамке.
С днём рождения, доченька…
День 733-й. Снова кладбище
Все дороги в конечном итоге ведут сюда, на кладбище… Однажды и я останусь здесь навсегда. Пока же все, что я могу – оберегать покой моей девочки. Это больно. Боль такая, что едва сдерживаюсь, чтобы не завыть в голос.
Не знаю, что сегодня делает Саша, но навестить Соню он не приходил. Его право. Я смотрю в небо. Ищу признак того, что там действительно обитает Бог.
Ничего. Ни намёка.
Оно будто вымерло. Или это я превратилась в мертвеца? Нет, будь так, я была бы уже рядом с Сонечкой.
Выметаю мусор, оставшийся после установки. Памятник вышел прекрасным. Таким, как я и представляла. Пришлось очень постараться – долго объяснять сотрудникам фирмы «Реквием», каким он должен быть, но я справилась. Пришлось, правда, доплатить, дабы успеть к годовщине, но и это мелочи. В наше время деньги творят чудеса, а у меня их скопилось немало – тратить-то некуда.
Мраморный ангелочек с прорисованным силуэтом Сонечки. У неё букет в руках, как если бы она только-только собрала их в поле. Больше не соберёт…
Касаюсь пальцами её лица, но вздрагиваю, ощущая лишь холодный камень под рукой. Прохожусь по крыльям – мастера поработали на славу. Только легче не становится, потому что на небесах памятники никому не нужны.
Часть II. Пути Господни неисповедимы
День 802-й. Церковь
День сегодня выдался ясным и сухим, как пожухлая осенняя листва. Солнце повисло в небе огромной таблеткой валерианы, что я продолжаю пить горстями, только вот не особо помогает. У меня выходной, так что я решаю сходить в магазин – купить любимый Сонин джем. Персиковый…
Тороплюсь покинуть подъезд, пока никто из соседей мне не встретился, но по закону подлости только-только оказавшись на втором этаже, дверь под номером 21, оживает и на пороге появляется моя бывшая приятельница и… подросшая Юлька.
Встреча на Эльбе.
Моё приветствие больше смахивает на скомканную бумажку, с размаху брошенную в дальний угол за ненадобностью. Порываюсь сбежать, но не тут-то было…
– Кать, постой… – Надя, мать Сониной подружки, чуть преграждает мне дорогу. – Дочка, подожди меня улице, ладно?
Дочка…
Юлька, явно чувствуя себя неловко, поспешно устремляется вниз, а моё сердце проткнули чем-то острым, точно воздушный шарик – оно в один миг лопнуло и расползлось жалкими лохмотьями.
– Я тороплюсь, – вру, отчаянно теребя дрожащими пальцами ремешок изрядно потрёпанной сумочки.
– Я несколько раз приходила к тебе, стучала, но ты ни разу не открыла…
– Наверное, меня дома не было, – снова лгу.
Конечно, я не открыла. А ещё не поднимала телефон.
– Как ты?..
Как я?..
– Нормально…
– Катюш, я знаю, как тебе тяжело…
– Нет, Надя, не знаешь. И, надеюсь, никогда не узнаешь! – обрываю её на полуслове.
Между нами теперь стена, имя которой – смерть.
– Кать, у меня сердце за тебя болит…
И я ей верю. Только от этого не легче. Её боль все равно не сравниться с моей.
– А ты попей корвалолу. Могу дать, мне все равно не помогает! – лезу в боковой кармашек сумки, где у меня набралась уже целая аптечка.
Понимаю, что стоящая передо мной женщина с растерянным взглядом, ни в чем не виновата, но ничего не могу с собой поделать. Её дочь жива. А моя…
– А ты не думала сходить в церковь? – вдруг спрашивает Надя,