Нерастраченное время - Мария Слуницкая

будут делить борщ и лапшу… Но только без меня. Не желаю сидеть за одним столом с людьми, для которых Сонечка осталась в прошлом и только приглашение на поминки напомнило им о ней.

Вздохнув, ложусь на тахту и зарываюсь в воспоминания, для меня Сонечка продолжает жить в моей памяти. И я не желаю ничего менять.

День 404-й. Нам нужно поговорить…

– Кать, нам нужно кое-что обсудить…

– Что? – искренне удивляюсь я, протирая Сонин стол от пыли. Каждую неделю я навожу порядок в детской. Так я убеждаю себя, что Соня просто куда-то уехала и скоро вернётся. – Так о чем ты хотел поговорить? – стыдно признаться, но мне абсолютно нечего сказать собственному мужу.

– О нас…

Нас… Мысленно пробую на вкус это забытое слово. Оно мне кажется таким чужим, что язык застревает между зубами – нас давно нет. С уходом Сонечки наша семья распалась. Нас размазало трагедией. Остались только безликие он и она.

– Хорошо, – продолжаю с остервенением орудовать тряпкой, не отвлекаясь ни на секунду от своей миссии – пыли очень много.

Так уж выходит, что в комнате, где вещи и предметы не живут своей жизнью, не переставляются и не перекладываются с места на место, пыль становится полноправным хозяином – она везде и всюду…

– Ты можешь это прекратить? – Саша кивает на стол, явно нервничая, так что я послушно откладываю тряпку в сторону и одёргиваю задравшуюся вверх футболку, затем гляжу на мужа в ожидании. – Спасибо… Просто мне нелегко начать этот разговор. – Он снова ерошит свои светлые волосы – жест, знакомый мне ещё со времён нашего студенчества.

– Ты хочешь уйти от меня?

– С чего ты это взяла?.. – он вскидывает на меня удивлённый взгляд, а я отмечаю, что разубедить меня не пытается.

Значит, я права. Замираю в ожидании боли, но ничего не чувствую.

– Просто знаю.

Ну не объяснять же ему, что я ожидала этого разговора последние полгода. Он и так продержался дольше, чем я думала. Забавная штука жизнь. Раньше слово развод пугало меня до колик в животе, теперь оно не вызывает ничего, кроме покоя и желания остаться одной, свернувшись калачиком на Сониной тахте.

– Нет. Все не так. Я хочу просто пожить какое-то время отдельно.

Кажется, во всех любовных историях с этого частенько и начинается. Мол, я не ухожу от тебя, мне просто нужно время. Опять это время… Что ж, у меня его хоть отбавляй – можно грести лопатами.

– Я жутко устал, Кать. Ты целыми днями сидишь в детской, растворившись в своём горе, меня и близко не подпускаешь. – Он пытается разгладить морщинистый лоб указательным пальцем. Безрезультатно. – Но я ведь тоже любил Соню…

– Так любил, что теперь делаешь вид, будто её никогда не было? – замечаю с горечью.

– Значит в твоих глазах я выгляжу бездушным отцом, потому что не запираюсь в детской?..

– Нет. Но ты вычеркнул Соню из нашей жизни…

– Черт возьми, не я, а смерть вычеркнула нашу дочь из жизни! Но мы-то с тобой живы…

– Ты – да…

– Возможно, это мой самый страшный грех, но я действительно стараюсь жить дальше, несмотря на нашу трагедию. И больше всего на свете мечтаю, чтобы и ты попыталась… – он впервые за последний год перешагивает порог Сониной комнаты, подходит ко мне и, схватив за плечи, несколько раз сильно встряхивает. – Вернись ко мне, прошу… Вернись!

– Не могу… – сама удивляюсь тому, как легко слетело с губ признание. – Меня просто нет.

– Понимаю… Она была такой доброй и весёлой, такой… яркой, – он вдруг отпускает меня и делает шаг назад, но я замечаю, как несколько слезинок скатываются по его щеке, прежде чем он их смахивает.

На миг становится легче: ему не все равно.

– Она была замечательной… самой лучшей. И я просто не могу смеяться, путешествовать, заниматься любовью, не могу жить.

– Наверное это глупо, но я всё думаю… если я не могу своей заботой вернуть тебя к жизни, быть может мой уход заставит? – он снова ерошит свои светлые волосы и смотрит на меня с тоской.

– Может быть, – произношу я, чтобы его успокоить. И улыбаюсь натужно. Мышцы сводит судорогой с непривычки – слишком давно я не проделывала таких простых манипуляций… – Думаю, так и правда будет лучше… Хватит нам мучить друг друга.

– Мне так жаль, так жаль… Господи, если бы только… – он закрывает лицо руками и судорожно, с надрывом, дышит. Хочу подойти, прикоснуться к нему и сказать, что все будет хорошо. Только это вранье – хорошо уже не будет никогда. По крайней мере, у меня точно. – Прости меня, Катюш! – мой без пяти минут бывший муж отнимает ладони от лица и смотрит с мольбой.

– Никто из нас не виноват. – Набившая оскомину фраза звучит натянуто и дежурно. Что ж. Дежурство банальностей и бесполезных слов почти закончилось. – Надо выставить квартиру на продажу…

– Не нужно. Мы ведь не расходимся, Кать… У нас ещё всё может наладиться.

– Ладно…

Киваю в ответ, делая вид, что верю ему. Верю в нас. Хотя знаю, что ничего уже не наладится, это конец. Наши отношения разрушены, остался только непрочный каркас и тот скоро рухнет.

– Пойду собирать вещи…

Опустив голову вниз, словно провинившийся подросток, Саша выходит из детской и скрывается в спальне. Мне бы переживать, что я остаюсь совсем одна, но я думаю совсем о другом: теперь никто не будет мне мешать оплакивать Сонечку.

День 407-й. Одиночество

Саша ушёл. Ему хватило нескольких дней, чтобы собрать все необходимые вещи и уйти в ночь. Совсем как отец когда-то. Только в тот раз было больно. А ещё до слез жалко себя.

Теперь всё по-другому… Моё сердце, покрывшееся толстым слоем ржавчины, равнодушно выстукивало привычный ритм. Пульс не участился и не замедлился, кровь не остановилась в жилах, превратившись в кашу. Я стояла и смотрела, как мужчина всей моей жизни навсегда покидает наш дом.

Дззззынь.

Это звонко щёлкнул замок, ключ от которого остался одиноко лежать на маленьком столике у двери… Вот и всё. Когда-то мы были семьёй. Потом остались только я и он, теперь здесь лишь я. Ошмётки меня.

Но это ничего. Так будет и правда лучше. Ни к чему разлагаться нам обоим. Саша вполне может ещё стать счастливым.

Единственное, что меня волнует – это выход в жизнь. Пока холодильник полон, но однажды мне придётся выйти из дома и столкнуться с миром, из которого я добровольно себя вычеркнула. Но это произойдёт